Валентин Черных - Москва слезам не верит (сборник) Страница 3

— Не хотим, — крикнули ей. — Хотим есть и пить!

— Тоща тащите всё с кухни, — заключила Катерина.

Гости рассаживались за столом. Высокий молодой человек, беловолосый, голубоглазый, модно одетый, отодвинул стул, помогая сесть Катерине, улыбнулся ей.

— Рудольф Рачков, — представился он мимоходом и начал накладывать Катерине салаты. Их взгляды встретились, он был красив, элегантен, хорошо подстрижен, совсем как с фотографии журнала мод, и Катерина вдруг опустила глаза.

Потом, как и принято на вечеринке, танцевали.

Людмила с громоздким молчаливым молодым человеком, Катерина с Рудольфом.

— А вы где работаете? — спрашивала Катерина.

— На телевидении.

— Это, наверное, ужасно интересно?

— Это действительно интересно, — искренне сказал Рудольф. — Телевидение сегодня приобретает возможности неисчерпаемые. Понимаете, всегда очень важно точно сориентироваться. Скажем, когда начиналась авиация, надо было вовремя начать именно с авиации. Тогда авиаторы были героями. Или атомная физика. Те, кто вовремя пришёл в физику, сегодня имеют всё. Тех, кто начал заниматься космонавткой десять лет назад, никто не знал, сегодня их знает весь мир. Телевидение сегодня у самых истоков, но будущее принадлежит ему.

— А вы что-нибудь кончали? — спросила Катерина.

— А кончать пока нечего, — объяснил Рудольф. — Ещё никто не готовит таких специалистов. Но у нас будет со временем всё. И вообще телевидение перевернёт жизнь человека. Не будет газет, книг.

— А что же будет?

— Телевидение. Одно сплошное телевидение. Кстати, вы были на телецентре?

— Конечно, не была.

— А приходите прямо завтра.

— А как?

— Я вам выпишу пропуск.

Рудольф встретил Катерину на проходной Шаболовки.

Это был удивительный вечер в жизни Катерины. По коридорам шли известные дикторы и дикторши. Две красивые, правда не очень молодые, женщины куда-то вели настоящего маршала.

Рудольф вёл передачу с КВН. И он нашёл Катерине место в первых рядах зрителей. На сцене соревновались в остроумии, и она всё это видела. Правда, отвлекала женщина, стоящая в углу сцены и время от времени поднимающая плакатик с надписью «Аплодисменты». В это время надо было аплодировать.

Катерина видела Рудольфа за телекамерой. Он стоял в наушниках, спокойный и элегантный, на виду у всего зала и нисколько не смущался.

Она не знала, что Рачков несколько раз предлагал режиссёру её крупный план и что режиссёру понравилась эта так непосредственно реагирующая девушка. Катерина и не предполагала, что её увидела вся страна.

Катерина ворвалась в квартиру, потрясая письмами.

— Меня видели дома по телевизору. Меня видела вся страна! — Катерина закружилась по комнате.

— Молодец, — сказала Людмила. — Теперь остались только Америка и Китай, и ты в полном порядке.

Растрёпанная Людмила курила на диване.

— Ты представляешь, за это время я увидела столько знаменитостей, что другой не увидит и за всю жизнь, — радовалась Катерина.

— Видеть — не проблема, — мрачно прокомментировала Людмила. — Кого только в Москве не увидишь! Проблема — их ощущать рядом в постели, лучше на законном основании со штампом прописки в паспорте. А моя знаменитость, кажется, улетучивается.

— А что случилось? — спросила Катерина.

— Моего нападающего не переводят в сборную, а наоборот, задвигают в Челябинск. Неперспективен. Предложили перейти на тренерскую работу.

— Но он же тебе делал предложение?

— Он и сейчас делает. А может, он ещё и тренер никакой? А потом, что я буду делать в Челябинске? Тут сразу всё откроется. Новое место, надо устраиваться на работу. Санитаркой, что ли? Это тебе не Москва, там все на виду. Ладно. Будем думать. Что у тебя?

— Сегодня он представляет меня родителям. Боюсь ужасно. А если не понравлюсь?

Рачковы жили в новом блочном доме в двухкомнатной малогабаритной квартире. Кроме отца и матери был ещё малолетний брат, который, поев, молча направился в другую комнату.

— А спасибо где? — спросила Рачкова-мать.

— Надоело, — буркнул мальчик.

— Что значит надоело?

— Перестань, — сказал Рачков-отец.

Ребёнок удалился непобеждённым. Рудольф снисходительно улыбнулся. Он был выше этого.

— А кем вы будете после окончания института? — поинтересовалась Рачкова.

— Химиком-технологом.

— А ваш папа знаменитый биолог Тихомиров? — спросила Райкова.

— Это он знаменитый, я здесь ни при чём, — ответила Катерина, Над ответом посмеялись.

— А наш обалдуй не учится, — зачем-то сказал Рачков-отец. — Катает тележку с объективом.

— Зачем же так? — сказала Рачкова. — Он хороший телеоператор. Будет учиться заочно, когда создадут институт телевидения.

— А если не создадут? — спросил Рачков-отец. — И вообще это не профессия, а барахло.

— А вы кем работаете? — поинтересовалась Катерина.

— Я токарем, рабочий класс, а они интеллигенция. Про него ты и сама знаешь, тележку катает, а она директриса детского сада. Но её скоро оттуда попрут.

— Это почему же? — спросила Рачкова.

— А потому, что у тебя среднее педагогическое, а у твоих подчинённых высшее. Как ни интригуй, всё равно обойдут.

— Может быть, мы переменим тему разговора? — сказал многозначительно Рудольф.

— А чего менять? — удивился отец. — Ты привёл Катерину с нами познакомиться, так пусть и знакомится.

Людмила пылесосила квартиру

— Когда они приезжают? — спросила Катерина.

— Завтра.

— А ты можешь сегодня переночевать в общежитии? — спросила Катерина.

— Это почему же?

— Рудик говорит, ну, что это мы всё втроём да втроём.

— Ладно, — сказала Людмила.

— Я хочу поговорить с ним откровенно.

— Поговори, поговори…

И Катерина и Рудольф остались в квартире вдвоём.

Они сидели за маленьким столиком. Были зажжены свечи, Рудольф разлил вино.

— За тебя!

— За тебя, — сказала Катерина.

— Прекрасно, — сказал Рудольф.

— Что? — спросила Катерина.

— Всё это. Книги. Высокие потолки. Здесь можно жить и радоваться.

— У вас тоже хорошая квартира, — сказала Катерина.

— Барахло, — отмахнулся Рудольф. — За тебя!

— За нас! — сказала Катерина.

Катерина включила проигрыватель. Зазвучала музыка. Они танцевали в громадной квартире, переходя из комнаты в комнату.

А на следующий день постояльцы сдавали квартиру хозяевам. Профессорша проводила пальцем по шкафам, по корешкам книг, по подоконникам. Пыли не было.

— Ладно, — сказала она, — принимаю.

Тихомиров уже углубился в изучение накопившейся корреспонденции и помахал девушкам на прощанье.

Катерина и Людмила взяли в передней приготовленные чемоданы и поехали вниз в громадном зеркальном лифте,

— Всё Рудольфу рассказала? — спросила Людмила.

— Не получилось, — призналась Катерина. — Подходящего момента не нашла… Что же теперь будет-то?

— Ничего не будет, — сказала Людмила. — Если нам будут звонить, их новая домработница Петровна всё запишет, старуху сейчас в деревню отпустили. Она мне уже так три года записывает. Всё оплачено. А если что-то срочное, она звонит вахтёрше в общежитие, а та мне передаёт. Не вешай носа. Как говорил один древний философ: битва не проиграна, пока полководец не отказался от сражения. — И Людмила, подхватив чемодан, бодро зашагала к метро.

Рудольф провожал Катерину. Она остановилась у подъезда высотного здания. Катерина взглянула на часы. Был первый час ночи.

— Я чего-то не понимаю, — заговорил Рудольф. — Я звоню, а тебя всё время нет.

— Я занята в студенческом научном обществе. Мы ставим интересный опыт, приходится задерживаться. И, пожалуйста, не звони так часто. Это нервирует отца, он пишет книгу. Лучше я сама тебе буду звонить. Извини, мне пора.

— Может быть, ты разрешишь мне подняться? — спросил Рудольф. — У тебя же отдельная комната.

— Не сегодня, — сказала Катерина и вошла в подъезд.

Она поднялась на лифте, постояла в холле, потом поехала вниз. Из подъезда она вышла с предосторожностями, и, убедившись, что Рудольфа нет, бросилась к метро.

Уже подбегая к метро, она увидела Рудольфа, который стоял у самого входа и курил.

Катерина бросилась обратно. Было уже без двадцати час. Катерина стояла за углом киоска, ожидая, когда Рудольф войдёт в метро. Когда он ушёл, она ещё несколько секунд подождала и только тогда осторожно вошла в метро.

В общежитии были все в сборе. Последней пришла Мария.

— Всё, — сообщила она радостно. — Съезжаю. Сегодня мне сделали предложение. — И она закружилась по комнате.

— А я беременна, — вдруг сказала Катерина.