Александр Блок - Стихотворения и поэмы (1907-1916) Страница 3

Блеснет в глаза зеркальный свет, И в ужасе, зажмуря очи, Я отступлю в ту область ночи, Откуда возвращенья нет...

17 сентября 1910

* * *

Идут часы, и дни, и годы. Хочу стряхнуть какой-то сон, Взглянуть в лицо людей, природы, Рассеять сумерки времен...

Там кто-то машет, дразнит светом (Так зимней ночью, на крыльцо Тень чья-то глянет силуэтом, И быстро спрячется лицо).

Вот меч. Он - был. Но он - не нужен. Кто обессилил руку мне? Я помню: мелкий ряд жемчужин Однажды ночью, при луне,

Больная, жалобная стужа, И моря снеговая гладь... Из-под ресниц сверкнувший ужас Старинный ужас (дай понять)...

Слова? - Их не было. - Что ж было? Ни сон, ни явь. Вдали, вдали Звенело, гасло, уходило И отделялось от земли...

И умерло. А губы пели. Прошли часы, или года... (Лишь телеграфные звенели На черном небе провода...) И вдруг (как памятно, знакомо!) Отчетливо, издалека Раздался голос: Ecce homo! Меч выпал. Дрогнула рука...

И перевязан шелком душным (Чтоб кровь не шла из черных жил), Я был веселым и послушным, Обезоруженный - служил.

Но час настал. Припоминая, Я вспомнил: Нет, я не слуга. Так падай, перевязь цветная! Хлынь, кровь, и обагри снега!

4 октября 1910

УНИЖЕНИЕ

В черных сучьях дерев обнаженных Желтый зимний закат за окном. (К эшафоту на казнь осужденных Поведут на закате таком).

Красный штоф полинялых диванов, Пропыленные кисти портьер... В этой комнате, в звоне стаканов, Купчик, шулер, студент, офицер...

Этих голых рисунков журнала Не людская касалась рука... И рука подлеца нажимала Эту грязную кнопку звонка...

Чу! По мягким коврам прозвенели Шпоры, смех, заглушенный дверьми... Разве дом этот - дом в самом деле? Разве так суждено меж людьми?

Разве рад я сегодняшней встрече? Что ты ликом бела, словно плат? Что в твои обнаженные плечи Бьет огромный холодный закат?

Только губы с запекшейся кровью На иконе твоей золотой (Разве это мы звали любовью?) Преломились безумной чертой...

В желтом, зимнем, огромном закате Утонула (так пышно!) кровать... Еще тесно дышать от объятий, Но ты свищешь опять и опять...

Он не весел - твой свист замогильный... Чу! опять - бормотание шпор... Словно змей, тяжкий, сытый и пыльный, Шлейф твой с кресел ползет на ковер...

Ты смела! Так еще будь бесстрашней! Я - не муж, не жених твой, не друг! Так вонзай же, мой ангел вчерашний, В сердце - острый французский каблук!

6 декабря 1911

АВИАТОР

Летун отпущен на свободу. Качнув две лопасти свои, Как чудище морское в воду, Скользнул в воздушные струи.

Его винты поют, как струны... Смотри: недрогнувший пилот К слепому солнцу над трибуной Стремит свой винтовой полет...

Уж в вышине недостижимой Сияет двигателя медь... Там, еле слышный и незримый, Пропеллер продолжает петь...

Потом - напрасно ищет око: На небе не найдешь следа: В бинокле, вскинутом высоко, Лишь воздух - ясный, как вода...

А здесь, в колеблющемся зное, В курящейся над лугом мгле, Ангары, люди, всё земное Как бы придавлено к земле...

Но снова в золотом тумане Как будто - неземной аккорд... Он близок, миг рукоплесканий И жалкий мировой рекорд!

Всё ниже спуск винтообразный, Всё круче лопастей извив, И вдруг... нелепый, безобразный В однообразьи перерыв...

И зверь с умолкшими винтами Повис пугающим углом... Ищи отцветшими глазами Опоры в воздухе... пустом!

Уж поздно: на траве равнины Крыла измятая дуга... В сплетеньи проволок машины Рука - мертвее рычага...

Зачем ты в небе был, отважный, В свой первый и последний раз? Чтоб львице светской и продажной Поднять к тебе фиалки глаз?

Или восторг самозабвенья Губительный изведал ты, Безумно возалкал паденья И сам остановил винты?

Иль отравил твой мозг несчастный Грядущих войн ужасный вид: Ночной летун, во мгле ненастной Земле несущий динамит?

1910 - январь 1912

* * *

Моей матери

Повеселясь на буйном пире, Вернулся поздно я домой; Ночь тихо бродит по квартире, Храня уютный угол мой.

Слились все лица, все обиды В одно лицо, в одно пятно; И ветр ночной поет в окно Напевы сонной панихиды...

Лишь соблазнитель мой не спит; Он льстиво шепчет: "Вот твой скит. Забудь о временном, о пошлом И в песнях свято лги о прошлом".

6 января 1912

ПЛЯСКИ СМЕРТИ

1

Как тяжко мертвецу среди людей Живым и страстным притворяться! Но надо, надо в общество втираться, Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба, И в банк идет, и в суд идет, в сенат... Чем ночь белее, тем чернее злоба, И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день труди'тся над докладом. Присутствие кончается. И вот Нашептывает он, виляя задом, Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью Прохожих, и дома, и прочий вздор... А мертвеца - к другому безобразью Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный Спешит мертвец. На нем - изящный фрак. Его дарят улыбкой благосклонной Хозяйка - дура и супруг - дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки, Но лязг костей музы'кой заглушон... Он крепко жмет приятельские руки Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами С подругою - она, как он, мертва. За их условно-светскими речами Ты слышишь настоящие слова:

"Усталый друг, мне странно в этом зале". "Усталый друг, могила холодна". "Уж полночь". - "Да, но вы не приглашали На вальс NN. Она в вас влюблена..."

А там - NN уж ищет взором страстным Его, его - с волнением в крови... В ее лице, девически прекрасном, Бессмысленный восторг живой любви...

Он шепчет ей незначащие речи, Пленительные для живых слова, И смотрит он, как розовеют плечи, Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости С нездешней злостью расточает он... "Как он умен! Как он в меня влюблен!"

В ее ушах - нездешний, странный звон:

То кости лязгают о кости.

19 февраля 1912

2

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века Всё будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала И повторится всё, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь.

10 октября 1912

3

Пустая улица. Один огонь в окне. Еврей-аптекарь охает во сне.

А перед шкапом с надписью Venena, Хозяйственно согнув скрипучие колена,

Скелет, до глаз закутанный плащом, Чего-то ищет, скалясь черным ртом...

Нашел... Но ненароком чем-то звякнул, И череп повернул... Аптекарь крякнул,

Привстал - и на другой свалился бок... А гость меж тем - заветный пузырек

Сует из-под плаща двум женщинам безносым На улице, под фонарем белёсым.

Октябрь 1912

4

Старый, старый сон. Из мрака

Фонари бегут - куда?

Там - лишь черная вода,

Там - забвенье навсегда.

Тень скользит из-за угла,

К ней другая подползла.

Плащ распахнут, грудь бела, Алый цвет в петлице фрака.

Тень вторая - стройный латник,

Иль невеста от венца?

Шлем и перья. Нет лица.

Неподвижность мертвеца.

В ворота'х гремит звонок,

Глухо щелкает замок.

Переходят за порог Проститутка и развратник...

Воет ветер леденящий,

Пусто, тихо и темно.

Наверху горит окно.

Всё равно.

Как свинец, черна вода.

В ней забвенье навсегда.

Третий призрак. Ты куда, Ты, из тени в тень скользящий?

7 февраля 1914

5

Вновь богатый зол и рад, Вновь унижен бедный. С кровель каменных громад Смотрит месяц бледный,

Насылает тишину, Оттеняет крутизну Каменных отвесов, Черноту навесов...

Всё бы это было зря, Если б не было царя,

Чтоб блюсти законы.

Только не ищи дворца, Добродушного лица,

Золотой короны.

Он - с далеких пустырей В свете редких фонарей

Появляется.

Шея скручена платком, Под дырявым козырьком

Улыбается.

7 февраля 1914

* * *

Миры летят. Года летят. Пустая Вселенная глядит в нас мраком глаз. А ты, душа, усталая, глухая, О счастии твердишь, - который раз?

Что' счастие? Вечерние прохлады В темнеющем саду, в лесной глуши? Иль мрачные, порочные услады Вина, страстей, погибели души?

Что' счастие? Короткий миг и тесный, Забвенье, сон и отдых от забот... Очнешься - вновь безумный, неизвестный И за' сердце хватающий полет...

Вздохнул, глядишь - опасность миновала... Но в этот самый миг - опять толчок! Запущенный куда-то, как попало, Летит, жужжит, торопится волчок!

И, уцепясь за край скользящий, острый, И слушая всегда жужжащий звон, Не сходим ли с ума мы в смене пестрой Придуманных причин, пространств, времен...

Когда ж конец? Назойливому звуку Не станет сил без отдыха внимать... Как страшно всё! Как дико! - Дай мне руку, Товарищ, друг! Забудемся опять.

2 июля 1912

* * *

Ночь без той, зовут кого

Светлым именем: Ленора.

Эдгар По

Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный Решал всё тот же я - мучительный вопрос, Когда в мой кабинет, огромный и туманный, Вошел тот джентльмен. За ним - лохматый пес.

На кресло у огня уселся гость устало, И пес у ног его разлегся на ковер. Гость вежливо сказал: "Ужель еще вам мало? Пред Гением Судьбы пора смириться, со:р".