Латифа - Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле Страница 3

- Да, мы тоже слышали и хотим посмотреть, что там происходит.

- Моя дочь хотела бы поехать с вами.

Фархад шепчет сестре, что лучше не соглашаться:

- Не стоит этого делать, неизвестно, что там может случиться.

У Фархада есть младшие сестры, поэтому в нем так сильно чувство ответственности. Девушка настаивает, но мы решительно отказываем.

Мы едем по направлению к площади Арианы. Я сижу сзади вместе с Сорайей и думаю о завтрашней свадьбе, на которую мы не пойдем. Сегодня утром, когда я заговорила о платьях, за которыми мы должны были отправляться к портнихе, мама резко одернула меня:

- Да понимаешь ли ты, что происходит, Латифа? Как ты можешь думать о каких-то платьях?!

Тут вмешался папа:

- Я займусь этим позже, не беспокойся.

Мне известно, что я всего лишь подросток, избалованный отцом и сестрами... До сегодняшнего дня я росла совершенно свободной. Школа, факультет, бассейн по воскресеньям, прогулки с подружками, покупка аудиокассет, фильмов, чтение романов перед сном в постели. Надеюсь, что сопротивление нас не бросит.

На полпути папа тормозит и останавливает машину у обочины. Один из его друзей, аптекарь, заметил нас и махнул рукой, чтобы привлечь папино внимание. Его брат занимает важный пост в правительстве.

- Куда вы? На площадь? Не советую.

- Мы хотим увидеть все собственными глазами...

- Хорошо, тогда на обратном пути я вам кое-что расскажу, только будьте осторожны.

Улицы не так многолюдны, как обычно, женщин почти нет. У людей застывшие лица, они словно оцепенели от потрясения. Внешне все как будто спокойно. Через четверть часа мы выезжаем на проспект, ведущий из аэропорта на огромную площадь Арианы, заполненную машинами. Это современный центр столицы. Папа говорит, что быстро объедет вокруг и припаркует машину подальше. Мы проезжаем мимо здания посольства США, телецентра, офиса компании "Эйр Ариана". Все двери закрыты.

У Сорайи слезы на глазах.

- Здесь я работаю... Возможно, я никогда больше сюда не вернусь... Даже телевидение закрыто...

Машина огибает площадь на углу проспекта Мира, где стоит здание миссии ООН. Напротив, в здании Министерства обороны, находилась резиденция командующего Массуда. А вот там, напротив здания "Арианы" - самого роскошного отеля Кабула, в котором останавливались, как правило, западные туристы и журналисты, - возвышается что-то вроде сторожевой вышки, с которой полицейские наблюдали за министерством. На этой импровизированной виселице висят два трупа. Папа говорит, чтобы мы поторопились, если хотим посмотреть, потому что он не сможет объехать вокруг площади дважды.

- Вглядитесь в лица, мы должны быть уверены, что это действительно Наджибулла и его брат.

Это они. Висят рядом - бывший президент Наджибулла, в национальной афганской одежде, и его брат в европейском костюме. Одного повесили на пластиковом шланге за подмышки, другого удавили таким же шлангом. Посиневшее лицо Наджибуллы покрыто запекшейся кровью, но узнаваемо: наверное, его сначала убили, а уж потом повесили; лицо его брата бледное, как воск, но не разбитое. В рот бывшему президенту талибы натолкали сигарет, карманы набили банкнотами - как свидетельство его продажности и алчности. Наджибуллу как будто рвет сигаретами.

Это зрелище так отвратительно, так ужасно, что я начинаю рыдать от страха и отвращения, плачет и Сорайя, но я не способна оторвать от повешенных взгляд.

Папа отъезжает подальше от толпы, выключает мотор.

- Я выйду, а вы оставайтесь в машине. Не двигайтесь с места! Я вижу, что аптекарь тоже пришел, мы сможем поговорить.

Мы с Сорайей сидим, тесно прижавшись друг к другу, и смотрим, как на площади собираются люди.

Фархад оказался прав: талибы размахивают кнутами - вернее, обрезками металлического провода, безжалостно хлещут направо и налево прохожих, чтобы заставить кабульцев смотреть на чудовищное зрелище. Сестра говорит, что к концу каждого такого самодельного орудия пытки приделана свинцовая оплетка. Не знаю, мне плохо видно.

- Да нет, ты только посмотри, как больно вот тому парню! Провод сам по себе не причинил бы ему такой боли!

Проходит десять минут. Мы молчим, опустив головы, спрятавшись за чадрой. Каждая из нас думает о случившейся катастрофе, спрашивает себя, что же нас ждет... Слухи, догадки. Я не вернусь в университет. А мама? Она училась в лицее Зархуна, ездила туда на велосипеде, который купил ей отец, носила, как все девушки, короткие юбки, получила диплом медсестры, работала в больнице, стала гинекологом. Сегодня ей сорок восемь лет, она вырастила пятерых детей, всю жизнь лечила женщин, ушла на покой, но два-три раза в неделю бесплатно принимает больных дома!

Наша страна нуждается в помощи своих женщин. Много лет они работают в социальной сфере, образовании, здравоохранении. У нас столько вдов и детей, им необходима каждодневная медицинская помощь, Афганистан должен бороться с невежеством и предрассудками против методов современной медицины! У мамы за ее жизнь было так много тяжелых переживаний, что приход в Кабул талибов способен окончательно подорвать ее здоровье и душевное равновесие.

Возвращается папа. Мы видим, как он медленно, сгорбив плечи, идет к машине. Открыв дверцу, он, не говоря ни слова, садится за руль, качает головой. Мы тоже молчим.

Папа включает зажигание, машина трогается с места, и он начинает рассказывать:

- Я расспросил аптекаря. Его брат рассказал, что перед самым уходом Массуда из города один из помощников командующего нашел Наджибуллу в здании миссии ООН и предложил уйти с ними. Тот отказался: "Я пишу книгу, - заявил он, - талибы наверняка дадут мне какой-нибудь важный пост в правительстве, возможно, даже премьер-министра. Я остаюсь!"

Многие афганцы думали, что, как только талибы возьмут власть, вернется король, и Наджибулла получит назад прежние полномочия. И вот теперь его повесили на площади!

- Он остался в здании один, без всякой защиты, - продолжает папа. Около четырех часов утра появился глава пакистанской секретной службы. Наджибулле предъявили заранее составленный договор, по которому Афганистан должен был официально признать нынешнюю демаркацию своей границы с Пакистаном и включение Пешавара в состав территории соседнего государства, а также передачу Пакистану всех складов вооружений и обмундирования, оставленных в Кабуле советскими войсками. Доктор не захотел подписывать, и тогда они начали избивать его, потом убили и повесили тело на площади Арианы. Он сам виноват в своей гибели. Только сам... Он не верил, что талибы посмеют вторгнуться в здание миссии ООН. Что ж, они посмели... Один Аллах ведает, на что еще способны эти люди!

Сведения аптекаря совершенно надежны: они с нашим отцом давно знакомы, часто играют в шахматы, доверяют друг другу. Брат этого человека покинул Кабул утром, заявив, что никогда не сложит оружие.

Мы возвращаемся домой. Едем медленно, чтобы посмотреть, что творится на улицах. Женщины бегут домой, узнав страшные новости, несут детей на руках или нервно тянут за руку, чтобы не отставали. Город затих, слышен даже звук шагов по асфальту. Подростки стоят группками, размахивают руками, обсуждая увиденное на площади. Имя Наджибуллы у всех на устах. Мы стремительно взбегаем по лестнице к дверям квартиры, чтобы соседи не успели задать ненужных вопросов.

Открыв нам дверь, мама облегченно вздыхает:

- Ну что, вы видели? Это действительно он?

Мы с папой рассказываем, перебивая друг друга. Мама тяжело опускается на стул, почувствовав внезапную слабость. Сорайя начинает говорить об избиении прохожих, но папа делает ей знак замолчать. Врач советовал нам оберегать маму от нервных потрясений, она может не выдержать. Лицо ее бледно, седеющие волосы убраны назад, взгляд полон черной тоски.

Папа идет к соседям, возвращается в растерянности, не зная, что делать дальше. Телефон не работает, радио молчит. Необходимо срочно закупить батарейки и топливо. К счастью, в начале недели, понимая, что бои за столицу будут ожесточенными и булочные могут закрыться, мы успели запастись основными продуктами - в доме достаточно риса, масла, муки и лапши.

Света нет, но к этому мы давно привыкли. Электрическая фея - дама ненадежная... Иногда свет в домах горит бесперебойно по два-три дня подряд, но потом его отключают, и мы возвращаемся к газовым или масляным лампам. Еду мы готовим на газовой плитке, хотя баллоны неимоверно дороги, вода из кранов в ванной не течет, все трубы в квартале вышли из строя. Белье мы гладим чугунным утюгом, разогревая его на углях, а когда глажка окончена, а утюг еще теплый, его передают соседям. Люди вообще стараются делиться с соседями всем, чем только можно.

В 11 утра наконец-то оживает приемник: теперь вещает новое радио шариатское.

Религиозные песнопения, потом чтение одной из сур Корана, и вот сообщение:

"Пророк сказал своим последователям, что их работа - уничтожать порок и насаждать добродетель. Мы пришли, чтобы навести порядок. Отныне правила будут устанавливаться священнослужителями. Прежние правительства не чтили нашу веру. Мы выгнали их, и они сбежали. Все те, кто работал в правительстве, будут теперь жить в безопасности. Мы просим наших собратьев по вере сдать все оружие - сложить у своих домов или у мечетей. По соображениям безопасности, мы просим женщин в первое время не выходить на улицу".