Отто Вальтер - Немой. Фотограф Турель Страница 3

В первом романе О. Ф. Вальтера именно Немой пробуждает в людях в конечном счете способность выйти из скорлупы замкнутого эгоистического существования. Но как часто, констатирует писатель, слово разъединяет, а не объединяет людей; как часто оно, подобно ровному ходу обыденной жизни, прикрывает озлобленность и отчужденность; как часто люди пользуются словами, чтобы утвердить свою якобы единственно правомочную точку зрения, чтобы узурпировать правду.

Никогда больше, ни в одном из последующих своих произведений, Вальтер не возвратится к такому простому и сильному изображению высоты человека. Правда, и социальная среда будет в следующих его романах существенно иной.

В сонный, дремотный город Мизер потихоньку и крадучись приходит боязливый человек с защитным козырьком над глазами — Каспар Турель. Приходит в тот самый Мизер, куда однажды спускались, чтобы пополнить припасы, герои «Немого». Этот же самый город, как округ Йокнапатофа у Фолкнера, возникнет и в третьем романе Вальтера: писатель не устает показывать с разных сторон созданную его воображением провинцию — маленькую часть небольшой Швейцарии и большого западного мира. Позже, в романе «Первые беспорядки», изменится только предприятие, оказывающее мощное влияние на жизнь города. Там это будет часовой трест. А в «Фотографе Туреле» на холме над Мизером возвышается цементный завод. В карьере отваливают камень; в воронку над бункером с подвесных вагонеток сыплются куски известняка. Грохот похож на глухой шум поездов, проносящихся по туннелю. В воздухе постоянно белая пыль, прикрывающая сплошной пеленой всю жизнь города.

В отличие от первого романа Вальтер не изображает в «Фотографе Туреле» повседневного труда рабочих. Жизнь проходит за оградой завода. Из домика в домик, из пивной на улицу ползут и множатся слухи, сплетни, предположения.

Во втором романе Вальтера больше загадок, чем было в «Немом». Почти во всех происшествиях, о которых пойдет речь, есть что-то невыясненное. Умирает от родов в жилище полусумасшедшего Элизабет Ферро (сестра немого Лотара, что важно, впрочем, лишь как знак душевного родства этих двух симпатичных автору героев). Бет, Принцесса Бет — так называли ее в пивной, где она разносила кружки и вытирала мокрые столики. Кто виновник ее гибели — фотограф Турель (ведь она вспоминает его в своем бреде о женихе) или, может быть, ее дядя, старый Юлиан Яхеб, продержавший ее, беременную, семь месяцев взаперти? Кто фактический убийца итальянского рабочего Карло Педуцци, одного из тех, что, по распространенному мнению швейцарских обывателей, «тысячами понаехали в наши чистенькие швейцарские города… Они умеют притворяться усердными, производят ужасный шум, передвигаются по улицам только целым стадом, а ведут себя так, как будто они-то и есть истинные налогоплательщики в этой стране».

«Фотограф Турель» — не детективный роман, хотя мы перечислили далеко не все убийства, вымогательства, кражи и наговоры, упомянутые или описанные на его страницах. Второй роман Вальтера — это роман о сомнительной порядочности внешне благопристойной жизни.

Роман имеет форму записок, которые ведет Каспар Турель с целью ознакомить с ними общественность и оправдать себя. Он начинает писать их в свой второй приезд в Мизер, укрывшись в сарае на берегу реки Ааре под пристальным наблюдением потревоженных куниц. Блестят круглые глазки куниц, а на улицах Мизера, за притворенными створками ставен — другие глаза, прижатые к щелям: «Мне вдруг показалось, что я слышу дыхание тех, кто там притаился». Постоянная подозрительность, недоверие, слежка… Что это — миф, порожденный мнительным Турелем, или реальность маленького городка, этой, как говорится в тексте, «специфической комбинации запустения и прогресса»?

В своей сбивчивой, полной лжи и противоречий исповеди, написанной нетвердой рукой, Турель пытается узурпировать правду. В отличие от немого Лотара он неиссякаемо многоречив. Оправдательным оговоркам подвергается все, начиная от внешнего вида героя, якобы совсем не такого потрепанного, как могло показаться людям до его «неучастия», «непричастности», «незамешанности» в преступлениях, совершенных в Мизере.

Как и в «Немом», истина проясняется постепенно. Лишь прочтя несколько десятков страниц, читатель обретает несомненную уверенность, что именно Турель — совратитель девушки Бет. Его жалкие оправдания перекрываются иным речевым потоком — захлебывающимся бредом Бет, фантастическими мечтами умирающей о роскошной, невиданной жизни в большом городе с женихом, подносящим ей кофе на серебряном блюде. Козырек над глазами Туреля, блеск огней, фата невесты — все сливается в череде сияющих видений: «Я поспала немного… уснула под белым покрывалом, когда они понесли меня в голубой трамвай, и я поехала с моим женихом по всем этим улицам». В самобытном творчестве Вальтера здесь, пожалуй, вновь ощутимы связи с традицией Фолкнера, раскрывавшего мир своих героев в трепетной непосредственности не всегда слышного для других «внутреннего» слова. Разные речевые стихии — лепет Бет, несвязное бормотание полусумасшедшего Мака, силящегося поведать истину; цепляющийся за ничтожные детали рассказ Туреля — все это часто подается в романе без переходов: живая льющаяся речь замещает героя, представительствует за него.

Но ложь Туреля сталкивается не только с правдой, о которой знают другие. Она сталкивается еще с молчанием — с тупой молчаливостью обывателей, не желающих, как и Турель, чтобы что-нибудь выходило наружу. Чуть приоткрытые ставни, прижатые к щелям глаза — это не только выдумка Туреля. Из обрывков фраз, из отдельных оброненных слов читатель реконструирует то, что можно назвать общественным мнением Мизера. Постепенно вырисовываются контуры сознания, непримиримого ко всему чужому, хоть сколько-нибудь выбивающемуся из ряда, непривычному. Например, к старику Яхебу, побывавшему в тридцать шестом году на спортивных состязаниях в Испании и поэтому подозреваемому в сочувствии коммунизму. В романе Вальтера мизерцы вершат расправу над Яхебом, обвиненным ими в надругательстве над племянницей, с той же легкостью, с какой он мог быть обвинен ими в любом другом совершенном или не совершавшемся в городе преступлении.

А робкая забастовка на цементном заводе, быстро окончившаяся предательством, сговором выбранного комитета с хозяевами и удвоением выпуска продукции за то же рабочее время? Кроме подстрекательства Туреля, желавшего во всем принимать участие, и в то же время сохранить анонимность, эта история раскрывает еще и некоторые качества сограждан, боящихся всего нового и уважающих свободу лишь в рамках сложившегося порядка.

Каспар Турель в романе — главное, но не обязательное лицо. Многие трагические события, случившиеся в Мизере, могли бы произойти и без его участия. Во многих он мог бы найти себе заместителя. Присутствие Туреля играет роль катализатора медленного, сонного течения обывательской, мещанской жизни и вносит в общую панораму затянутого пыльной пеленой города ту конечную четкость, которой он добивался в своих фотографиях.

В недавно опубликованном новом романе Вальтера «Первые беспорядки» подобного героя нет. Слово предоставлено здесь монолитному «мы» — лишенному индивидуальностей сообществу — всем тем, кто молча прятался раньше за прикрытыми ставнями окон, выслеживая Каспара Туреля. Огромное значение по-прежнему придано языку: именно язык лепит собирательный образ агрессивной и неконтактной среды обывателей, жителей все того же Мизера, разросшегося до размеров крупного индустриального центра.

В творчестве Вальтера этот роман наиболее документален. Его жанр автор обозначил как «конспект». «Конспектируются» распространенные идеологические шаблоны — формулы усредненных мыслей и чувств, а вместе с ними статистические сведения, выдержки из букваря, законодательные параграфы. Но художественная точность имеет, как всегда у писателя, несколько целей. За внешними характеристиками жизни открываются ее потаенные слои. Вспомним, что герои, а в данном случае собирательное лицо — мизерцы — постоянно интересуют автора не только как устойчивая реальность, но и в проекции их сознания на непредвиденный кризис в будущем. Именно поэтому реальные противоречия швейцарской действительности на пороге 70-х годов — реакция консервативного большинства на борьбу иностранных рабочих и выступления оппозиционной молодежи — показаны Вальтером в романе укрупненно — как явление более значительное, чем это было на самом деле. Жители Мизера исполнены ненависти к рабочим-ретороманцам, представителям самой маленькой народности Швейцарии. Начавшиеся беспорядки и разжигаемая концерном национальная рознь могут привести к гражданской войне…

В своем творчестве Вальтер начинает с малого — с отдельного человека. Он не спешит подчеркнуть в нем характерное и типичное, как не торопится прояснить общешвейцарское в жизни провинциального Мизера. Но каждое частное существование имеет, по убеждению писателя, свои заметные — плодотворные или разрушительные — общественные следствия. Из частного складывается и то, что становится реальным участником общей жизни, — Мизер, действующее лицо современной швейцарской истории.