Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади Страница 3

Сел я в телегу, жду. И вскоре приходит портной, что-то несет под фартуком, положил его на задок телеги. «Теперь поезжай, - говорит на прощание, - да помни, что я тебе сказал!»

Еду я, значит, домой, счастливый, довольный. Строю всякие планы, как теперь жить стану, какую работу клещу задам. А как верст пять проехал, чую, горелым пахнет. Что бы это, думаю, значило, клещ дымит или что случилось? Оглядываться нельзя, я дальше гоню. Едва только версту проехал, чую, спина моя прямо горит. Тут я спрыгнул с телеги и вижу: задок пламенеет, солома все сгорела, мешок в огне, пиджак и тот занялся. Я пытаюсь спасти, что можно, а сам ругаюсь на чем свет стоит и портного проклинаю. Ну, погоди у меня, чертова кукла, горящие угли мне в телегу совать! Я такого надругательства над крещеным людом не потерплю, пусть меня хоть сто клещей слопает, хоть сам рогатый!

Прошло несколько дней, пока мне понадобилось в Лагрикюла, захожу к Штокроосу. Он меня издалека завидел, подбегает и весело так спрашивает: «Ну, Сильвер, доволен клещом?»

- Ты, головорез, - это я ему в ответ, - какого черта ты надо мной поиздевался?

- Как это? - недоумевает Штокроос.

- А так, - говорю, - что сунул мне в телегу горящие угли! Насмеялся надо мной, будто я тебе глупая скотина, бздюх какой-нибудь или что-то вроде этого!

- Да нет, - уверяет меня портной, - такого я сделать не мог! Неужели ты, Сильвер, думаешь, что я  в состоянии так надуть тебя, хорошего и честного человека? Да тебе стыдно должно быть подозревать приятели в эдаком свинстве. Тут дело в другом. Скажи-ка, ты не чертыхнулся ли случайно? - «Нет», - твердо отвечаю я. - Может обернулся? - «Нет, - говорю, - я только тогда за спину глянул, когда телега уже запылала». - А воздух не портил? - допытывался Штокроос. - «Нет, как будто не портил, а ели и было дело, так так самую малость!» - отвечаю. - Ну, вот, вот оно! - завопил портной и волчком вокруг меня завертелся. - Дурак ты несчастный, негодяй проклятый, что ты натворил! Кричит он и звереет на глазах. - Осрамил ты меня, и счастье свое просадил — больше я никаких дел с тобой иметь не желаю. Чтоб тебя бык забодал, чтоб тебя волк задрал, будь здоров! - И портной захлопнул дверь прямо у меня перед носом.

- Я после частенько задумывался, - окончил свой рассказ Кудисийм, - что же Штокроос — честный и справедливый человек или просто негодный обманщик?

Видно было, что история с клещом до сих пор наводила тоску на старого лесника, он сдернул со стены ружье и быстро вышел.

- Посмотрю, может, птица какая попадется, - бросил он мрачно.

- А есть люди, что в клещей не верят, - вдруг заговорила Локи, - они даже в фей не верят, говорят, это чушь! Вот смешные!

И вдруг кровь приливает к ее щекам, она теряется, робеет и стыдливо прячет глаза.

- Люди глупы, Локи! - ободрил ее Нипернаади. - Ни во что они не верят, ничего не знают. Только то они принимают, что можно пощупать, в то верят, что можно в рот сунуть. Ох, силы небесные, мало ли мне приходилось воевать с клещами или улаживать дела с феями! А попробуй расскажи об этом какому-нибудь дурню — да он от хохота повалится или объявит тебя умалишенным.

Он перевел дух и воодушевленно продолжил:

- Знаешь, Локи, вот смотрю я на тебя и все больше склоняюсь к мысли подарить тебе клеща. Дома у меня их целая дюжина, хлопают и свистят словно попугаи в клетке. Скажем так: одного самца и одну самку, чтобы они потом размножились и стало бы их много, как кузнечиков в стае. Ты только вообрази, Локи, как пятьсот, нет, тысяча клещей кружит в воздухе, и у каждого в клюве для тебя что-нибудь хорошее. Как они пашут, сеют или жнут хлеб, как добывают золото и осушают болота, пасут молодняк и ходят на медведя, строят дома и нянчат детей. То тут, то там вспыхивают, и в воздухе запах смолы и дыма. А маленькая Локи, как королева среди них, повелевает тысячью послушных рабов!

- Клещи не размножаются никак, клещей делают руками, - робко вставила словечка Локи.

- Да что ты, - изумился Нипернаади, - как же я этого не замечал? А я-то думал, как вот вернусь домой, а у меня вместо дюжины этих тварей будет целая сотня! Смехота. Ну да ладно, я думаю для начала тебе и двух хватит, на так уж много тут у вас работы. Самое главное — нужно раздобыть телку, поросенка и хижину подправить.

Он взял девушку за руку:

- Бедняжка, как ты здесь прозябаешь? Зимой, когда воют ветры над лесами, твоя избушка может развалиться от первого же их порыва. Не скучаешь ли ты здесь, когда встают ледяные мосты между лесами и болотами, а волки да голодные вороны вязнут в сугробах? Ни друзей у тебя  тут, ни людей — один отец только, да и он уже совсем забыл про пыл и проказы юности. Растешь, как деревце на голой поляне, не к кому ветви приклонить. У тебя мягкие руки и теплое сердечко, но мягкость рук и сердечное тепло так при тебе и остаются. Ах, Локи, видно, придется мне перебраться сюда и стать тебе другом, стать твоим товарищем.

А может, тебе лучше поехать со мной и я покажу тебе мир, какого никто еще не видал? Верно говорят, мир дурной, отвратительный, он живет страстями, грехом и ложью, а только я думаю , зачем показывать все это Локи? Я хотел бы, чтобы эта жизнь была для тебя чужой, чтобы ты жила теми сновидениями, которые соткались в этих лесах, и чтобы ни одного облака не появилось на твоем небосклоне.

- Ладно, - оборвал он себя, - к чему об этом говорить. - он решил быть сдержанным и серьезным, но не находил слов. Локи ни разу даже глаз не подняла, она вся горела и дрожала. С ней еще никто так не разговаривал.

Вернулся Сильвер Кудисийм, снял с плеча ружье и пожаловался:

- Ничего не вижу, глаза не те, разве так птицу достанешь.

- Погоди, - улыбнулся Нипернаади, - если позволишь, теперь я схожу.

Когда же он взял ружье и вышел, Локи последовала за ним, повиснув на нем, как часы на цепочке.

*

Нипернаади не уплыл ни в этот день, ни на следующий. У него вдруг оказалась масса других дел и занятий, которые отнимали все его время. С ура до позднего вечера он чинил избушку Кудисийма: латал крышу, менял стропила и легели, даже печь привел в порядок. Старик Кудисийм смотрел и дивился, но не решался слова сказать. «Добром это не кончится, - бубнил он себе под нос, - нет, не к добру это!» От отозвал Локи в сторонку, покачал головой и озабоченно спросил, что за интерес у этого плотогона торчать тут. Но Локи только рассмеялась и развела руками.

А вечером Нипернаади взял каннель, побежал к реке; он играл, пел и говорил Локи:

- Знаешь, Локи, - говорил он, - если у  милой девушки есть славная избушка, быть того не может, чтобы она долго жила в ней одна. Тогда-то дела наладятся. А если даже никто сам не придет сюда, то уж я не своем плоту промчусь по рекам и морям и каждому, кого встречу, расскажу о бедняжке Локи, которая живет в лесах, словно околдованная принцесса, а глаза у Локи,  скажу я им, черные, как влажная земля, щечки розовые, как свет зари, волосы льются по плечам, как лесные ручьи... А плечи у Локи, скажу я им, как белые паруса, уста, как розовый сад, окруженный высоким валом — туда заглядывают лишь солнце да ветер. А счастье, скажу я им, как облака, что вмиг развеиваются, как бутон, что расцвел и быстро увядает, - пусть поспешат, не то опоздают, как опоздал я!

Его глаза горели, голос дрожал. Он отбросил каннель, схватил девушку за руку и продолжал, как в жару:

- Прости меня, Локи, что я остановил свой плот перед твоей избушкой, но ты же слышишь как перекликаются иволги, как насвистывают снегири, а соловьи, они просто обезумели! Разве ты не видишь, - каждое дерево, каждый куст, каждая былинка даже — расцвели пышным цветом, а я увидел тебя. Ах, боже, с ума можно сойти, как заслышишь в весеннем лесу токованье глухаря, а пышная земля, что исходит паром вожделения, готова родить...

- Ладно, - оборвал он себя, - не надо было всего этого говорить!

- Возьми меня с собой! - сказал Локи вдруг.

Нипернаади вскочил, как ужаленный.

- Локи, тебе хочется поехать со мной? - удивленно воскликнул он. - Ты хочешь поехать, даже если мой рассказ о клещах — чистый обман? Да ведь так и есть, так оно и есть, милая Локи, никакой дюжины клещей у меня дома нету, я и сам не знаю, зачем наговорил все это, но, конечно, это глупость несусветная. У меня всего один попугай и один клещ, но такой старый и такой седой, что я уж и не знаю, клещ он еще или просто старая метелка! Ах, боже, прости меня, Локи, опять я заврался, и попугая у меня нет, а даже седого клеща нету, метелка вот есть, обычная метла. И ничего больше, ничегошеньки, иной раз стыд берет — нищему и то подать нечего. Он тебе поет, руку протягивает, а воздать ему нечем, и бежишь от него, как зачумленный — а у самого будто муравьи по спине бегают! Я иногда даже карманы зашиваю, все равно в них класть нечего.

- Возьми меня с собой! Умоляюще повторил Локи.

- Ты в самом деле хочешь поехать?

Он снова присел рядом с девушкой, улыбнулся, погладил ее по голове, и пальцы его подрагивали.

- Я знаю, - сказала Локи, - что должна оставаться здесь, если уеду — отец сойдет в могилу. Но я боюсь, что ты уйдешь и я никогда тебя не увижу. Я в своей жизни видела много плотогонов, они проплывают мимо, и ни один еще не объявлялся на другой год. Одни костровища да головешки остаются на берегу.