О'Генри - Налет на поезд Страница 3

Вероятно, мы были убиты в этой мескитной чаще, так как я могу дать подписку, что мы не сдались.

Теперь я предлагаю об'яснить вам, почему легко задержать поезд, а также, отчего этого не следует делать.

Во-первых, на стороне атакующих все преимущества, предполагая, конечно, что они - старые налетчики, обладающие необходимым опытом и мужеством. Они работают снаружи, под защитой темноты, тогда как противники освещены, стиснуты в небольшом пространстве и становятся, чуть они покажут голову в окне или двери, мишенью прекрасного стрелка, который не будет колебаться, стрелять ему или нет.

Но главным условием ограбления поездов является, по моему мнению, элемент неожиданности в соединении с воображением пассажиров. Если вы когда-нибудь видели лошадь, поевшую траву "локо", то поймете, что я хочу выразить, говоря, что пассажиры делаются "локированными". У этой лошади развивается самое безумное воображение. Вам не заставить ее перейти через маленький ручеек, фута в два ширины. Ей он кажется, широким, как Миссиссипи.

То же происходит и с пассажирами. Они воображают, что стреляет сто человек, когда на самом деле налетчиков всего двое или трое. Дуло револьвера кажется широким, как вход в туннель. С пассажиром справиться легко, хотя он иногда и может прибегнуть к мелким низким уловкам, - например, спрятать пачку денег в сапог и забыть вытащить их, пока вы не толкнете его под ребро кончиком своего шестизарядного револьвера. Но вообще пассажир - человек безвредный.

Что касается поездной прислуги, то у нас с нею было не больше хлопот, чем с обыкновенным стадом баранов. Я не хочу сказать, что они трусы, а указываю на то, что они только обладают здравым смыслом и бессильны против блефа. То же и с чиновниками. Я видел, как агенты тайной полиции, шерифы и железнодорожные детективы передавали свои деньги кротко, как Моисей. Я видел еще, как один из храбрейших шерифов каких я когда-либо встречал, запрятал ружье под сиденье и выворачивал свои карманы вместе с остальными, когда я собирал дань. Он не испугался, но просто сознавал, что за нами преимущество.

Кроме того, у многих чиновников есть семьи, и они понимают, что им не следует подвергать себя риску. Для того же, кто нападает на поезд, смерть не страшна. Он ожидает, что когда-нибудь будет убит, и по большей части так и случается. Если вы случайно окажетесь в поезде во время ограбления, то советую вам стать в шеренгу вместе с другими и приберечь свою храбрость для другого случая, когда она сможет принести вам какую-нибудь пользу. Вторая причина, почему чиновники неохотно впутываются в дела с налетчиками,- чисто финансовая. Каждый раз, когда имеет место вооруженное столкновение, и кто-нибудь убит, чиновник обычно терпит убыток. Если же налетчику удается бежать, издается приказ о задержании Джона До и др., шерифы раз'езжают сотни миль и

записывают показания всех свидетелей по пути следа, оставленного беглецами. А правительство оплачивает все это. Так что для чиновников это скорее вопрос прогонных, чем храбрости.

Я приведу пример в доказательство своего утверждения, что неожиданность - лучшая карта в игре налетчиков на поезда. В 92 году шайка Дальтона задала много работы правительственным агентам в стране племени чиракезов. То было их счастливое время; они стали такими смелыми и дерзкими, что обычно об'являли заранее, что думают предпринять. Однажды они заявили, что остановят поезд М. К. и Т. в определенную ночь на станции Праер-Крик, на индейской территории. В ту же ночь железнодорожная компания забрала в Мескоджи пятнадцать полицейских агентов и посадила их в поезд. Кроме того, около пятидесяти вооруженных людей были спрятаны в депо в Прайер-Крике. Когда курьерский поезд Кати подошел к станции, ни одного дальтонца не было видно. Следующая станция, Адейр, находилась на расстоянии шести миль. Когда поезд подходил к ней, полицейские приятно проводили время, толкуя о том, что бы они сделали с дальтонцами, если бы те появились. Вдруг снаружи послышались выстрелы. Стреляла точно целая армия. Кондуктор и рабочий у тормоза вбежали в вагон с криками: "Железнодорожные налетчики!" Несколько полицейских раскрыли двери, соскочили на землю и побежали вдоль поезда. Другие спрятали винчестеры под сиденья. Двое вступили в бой и были убиты.

Дальтонцам потребовалось ровно десять минут, чтобы остановить поезд и снять охрану.

В течение следующих двадцати минут они забрали из денежного вагона двадцать семь тысяч долларов и исчезли бесследно. Я думаю, что полицейские вступили бы, в серьезный бой в Прайер-Крике, где они ожидали нападения, но в Адейре они растерялись и потеряли всю боеспособность, на что и рассчитывали дальтонцы, знавшие свое дело.

Мне кажется, что, в заключение, я не могу не поделиться некоторыми выводами из моей восьмилетней практики в роли налетчика. Ограбление поездов - невыгодное дело! Оставляя в стороне вопросы права и морали, которые мне не следует затрагивать, скажу, что в жизни аутло мало завидного. Деньги скоро теряют всякую ценность в его глазах. Он начинает смотреть на железную дорогу и на железнодорожников как на своих банкиров, а на револьверы, как на чековую книжку на любую сумму. Он разбрасывает деньги направо и налево. Большую часть времени он проводит по походному, скачет день и ночь и временами ведет такую тяжелую жизнь, что не в состоянии наслаждаться довольством, когда добьется его. Он знает, что в конце концов обречен, что рано или поздно лишится жизни или свободы, и что меткость его прицела, быстрота его лошади и верность револьвера только отсрочивают неизбежное.

Это не значит, что ои теряет сон от страха перед полицейскими. За все время моей практики я никогда не видал, чтобы полиция нападала на шайку аутло, не превосходя ее численно раза в три.

Но аутло не может выбить из головы одной мысли,- и вот что делает его жизнь особенно горькой: он знает, откуда полицейские рекрутируют своих агентов. Он знает, что большинство этих опор закона когда-то были его нарушителями, конокрадами, жуликами, бродягами и такими же аутло, как он сам; он знает, что они достигли безнаказанности и теперешнего положения только потому, что стали государственными шпионами и что изменили своим товарищам и выдали их на тюрьму и смерть.

Он знает, что когда-нибудь,- если он раньше не будет убит! - и его Иуда примется за дело, и тогда будет поставлена ему западня, и он самокажется захваченным вместо того, чтобы попрежкему захватывать других.

Вот почему налетчик на поезда выбирает себе компанию в тысячу раз с большей осторожностью, чем благоразумная девушка - возлюбленного. Вот почему он по ночам сидит на постели и прислушивается к стуку подков каждой лошади на дальней дороге. Вот почему он целыми днями размышляет над каким-нибудь замечанием или необычным движением товарища или над несвязным бредом лучшего друга, спящего с ним рядом.

Вот одна из причин, почему профессия железнодорожных налетчиков не так приятна, как одна из ее побочных ветвей-политика или биржевая спекуляция.