Евгений Шатько - Вера Страница 3

— Меня ведь в командировку посылают на сорок три дня.

— Ничего… — говорит Вера.

— Конечно, ничего. Уеду и приеду, подумаешь! Пробуду, сколько надо, и приеду. Вон в Антарктиду на целый год уходят! Или разведчики! Уезжают из дома на полгода вообще неизвестно куда… Тебе напишу насчет книги, понравится или нет.

— Напиши.

— Завтра уезжаю, значит. Ладно?

— Ладно. Только напиши.

Валька уехал.

Пришла зима.

Белая Волга, белая фабрика, белая, завьюженная слободка.

Часто Федя заходит в общежитие к Вере. После разговоров и расспросов он просит Веру:

— А ну, покажи-ка письмо.

Месяца два назад Вера получила от Вальки письмо, в котором он хвалил книгу, описывал сибирскую тайгу и обещал приехать «поближе к весне». Больше он ничего не написал, но Вера была счастлива до такой степени, что даже дальнейшее Валькино молчание не могло умалить ее счастья. Она была уверена, что он находится где-нибудь в таких глухих местах, в снегах, за десятки тысяч километров, что оттуда и писать невозможно. Она так беззаветно, без тени сомнения верила в эти придуманные ею самой обстоятельства Валькиной жизни, что постепенно все девушки в ее комнате и Федя стали тоже верить этому.

Когда Федя уходил, Вера со счастливым, раскрасневшимся лицом говорила ему:

— Надо ждать… Надо только ждать!

И Федя верил, что надо ждать, верить, и Валька появится.

Своей матери Валька тогда же прислал письмо, тоже без ответного адреса, и перевел двести рублей.

Прошло еще месяца полтора, стало «ближе к весне», лед на Волге посинел, слободка вылезла из-под снега, а Валька не появлялся и не писал. Вера считала дни до каждого ближайшего воскресенья. Она думала, что вероятнее всего он приедет в воскресенье. Иногда она просыпалась под утро и ждала стука в окно, шагов по коридору. У нее не было фотографии Вальки, но она помнила его лицо и так. Иногда она ходила по переулку за полквартала от его дома, пристально рассматривала голые ветви яблонь за синим забором, трубу на крыше, пустой скворечник. Когда из трубы шел дым, она думала, что он уже приехал и затопил печь.

Ветви яблонь за синим забором покрылись красными почками, в скворечник прилетели скворцы. Валька не приезжал, но в комитет комсомола фабрики пришло письмо из комитета комсомола строительно-монтажного поезда № 243. Комитет комсомола поезда просил выслать личное дело и учетную карточку бывшего комсомольца Ефремова Валентина Матвеевича, а также комсомольскую характеристику, потому что его решили принять там в комсомол. Кроме того, сообщалось, что в настоящее время Валентин Ефремов «лежит в больнице на излечении перелома правой руки и повреждения коленного сустава, полученных вследствие падения с магистральной опоры во время пурги при выполнении аварийных изоляционных операций».

Ниже этого Валька приписал здоровой левой рукой: «Привет слободке! Скоро еду на Тихий».

Ребята и девчонки на фабрике как следует не поняли, что произошло с Валькой и почему он скоро поедет на Тихий, но многим показалось, что напрасно исключили его осенью из комсомола.

А через три дня, перед самым майским праздником, Вера уволилась и уехала. Федя не успел проводить ее, потому что на него снова надвинулись три или четыре встречных праздничных мероприятия.

Когда вся слободка робко зазеленела, а фабрика украсилась первомайскими лозунгами, Вера прислала письмо. Она писала, что Валька выздоравливает. Недавно его приняли в комсомол, а их строительно-монтажный поезд скоро переведут на новое место работы, и они будут электрифицировать участок Владивосток — Благовещенск. А Валька прислал телеграмму: «Поздравляю Маем Едем на Тихий».