Элизабет Мид-Смит - Дедушка и внучка Страница 31

Дороти казалось, что дед опечален гибелью кролика, которого любил, и потому усилием воли сдерживала собственное горе. В этот вечер, за ужином, она была особенно нежна со стариком, совсем не резвилась, не бегала, все ласкала его и сидела на коленях. Потом она принялась развлекать дедушку, рассказывая обо всем, что делала днем, после ленча.

– Я видела мистера Как-меня-зовут, – сказала Дороти.

– Кто это?

– Дедуля, дорогой, ты же его знаешь! Вспомни, я приводила этого господина к тебе в кабинет. Сперва ты был не слишком доволен, а потом обрадовался. Я тебе признáюсь, только пообещай, что не рассердишься: я чуточку, самую чуточку, полюбила мистера Как-меня-зовут.

– Неужели ты говоришь о грубом фермере, который на днях был у меня в кабинете?

– Дороти, – вмешалась мисс Доротея, пытаясь избежать скользкой темы в разговоре. – Уж поздно, тебе давно следовало бы идти спать.

– Не хочется, – отмахнулась Дороти.

– Дай ей посидеть немного, Доротея. Ты постоянно стараешься увести ее от меня, – ревниво заметил сэр Роджер. – Ты ее видишь гораздо больше, чем я.

– Но ведь ты сам приказал мне давать ей уроки, – оправдывалась мисс Доротея. – Я забочусь о ее платьях. Мне приходится беспокоиться о ней, а ты имеешь возможность просто наслаждаться ее обществом.

Дороти соскользнула с колен деда, подошла к тетке и поцеловала ее.

– Ты так устала после нашей долгой прогулки, и это немудрено, потому что такая старая дама, как ты, не должна ходить так далеко.

– Где же ты была, Доротея? – спросил сэр Роджер.

Но тетушка Доротея уже выбежала из гостиной. Ее лицо пылало, она отлично сознавала, что, останься она в комнате, Дороти опять начнет допытываться о припадках, а вынести этого мисс Сезиджер уже не могла.

Дороти медленно вернулась к деду.

– Она такая печальная, несчастная. Может быть, мы с тобой могли бы постараться сделать ее счастливее.

– Что ты говоришь? Моя дочь Доротея несчастна? – непонимающе переспросил сэр Роджер. – Этого не может быть, у нее нет никаких забот.

– Она сказала, что всегда жила с заботами и печалями.

– Пустяки, дитя мое, какие пустяки.

– Она сказала, – продолжала Дороти, – что по-настоящему глубоко любила только одного человека – моего папочку.

Лицо старика потемнело.

– Не будем больше спорить о тете. Лучше поговорим о тебе самой. Ты очень необычная девочка, но мне с тобой удивительно хорошо.

– Я знаю, дедуля, – кивнула Дороти.

– Я уже не представляю, как раньше жил без тебя. Если бы тебя не было, мне было бы очень тяжело. И ты очень благоразумна. Например, сегодня ты так стойко отнеслась к гибели кролика.

Дороти мягко перебила деда:

– Он не погиб, он ушел. Вот что, дедуля, пусть Карбури или кто-нибудь другой унесет пустую клетку из моей комнаты. Она больше не понадобится Бенни. Теперь у него, наверное, золотая клетка на небе.

– Позвони, мое дитя, позови Карбури. Конечно, эту клетку не следует оставлять в твоей спальне.

Дороти позвонила, вошел Карбури.

– Пожалуйста, Карбури, – попросила Дороти, увидев старого слугу, – возьмите клетку моего Бенни, в которой прежде жил попугай, и унесите к себе. Пожалуйста, сделайте это поскорее.

– Пусть это будет исполнено тотчас же, – хмуро прибавил хозяин Сторма.

Карбури молча поклонился и отправился исполнять приказание.

– Знаешь, Дороти, – обратился сэр Роджер к внучке, как только закрылась дверь, – я думаю, моей маленькой девочке было бы приятно иметь другого любимца.

– Мне не нужно другого.

– А тебе не хотелось бы, чтобы у тебя был пони?

– Что? – Дороти подняла на деда загоревшиеся глаза.

– Маленький пони, на котором ты могла бы ездить, а еще дамское седло и хорошенькая амазонка[15]? Что скажешь?

Дороти схватила руку деда.

– О, милая узловатая рука, как я люблю ее, – почти пропела она, не в силах сдержать радость.

– Ты будешь любить твоего пони?

– Кататься верхом! Это будет так чудесно! Ах, как я тебя люблю, как я тебя люблю!

– Я завтра же куплю для тебя лошадку, – пообещал сэр Роджер, – и дамское седло. Амазонку тебе сошьют дома.

– Но, дедуля, неужели я буду ездить одна? Это будет грустно.

Старик глубоко задумался.

– Вот если бы ты катался со мной, это было бы прекрасно! Мы могли бы уезжать далеко-далеко. Ты никогда не ездил верхом, дедушка?

– Конечно, ездил, ездил тысячи раз. Но я продал верховых лошадей, потому что считал это ненужной тратой.

– Дедуля, ты очень бедный?

– Нет, моя прелесть. С удовольствием могу сказать, что я не беден.

– Тогда мне страшно, очень страшно.

– Чего же ты боишься, дорогая? Я осторожный человек, если ты говоришь об этом, но я не бедный.

– Что значит «осторожный»? – спросила Дороти. – Неужели осторожным человеком называется тот, который очень скуп и страшно боится истратить деньги?

– Это очень некрасивое объяснение, Дороти.

– Знаешь, дедушка, есть многое на свете, что я люблю, – помолчав, проговорила Дороти, – и многое, что ненавижу. Ненавижу и некоторых людей. Я расскажу тебе, что мне противно и отвратительно. Я ненавижу сорные травы, жаб и змей. Змей больше всего! А людей я ненавижу таких, на которых ты совсем не похож.

Тут она порывисто и крепко поцеловала его, а потом продолжила с гримасой отвращения:

– Но больше всего на свете, сильнее всего я ненавижу деньги!

Большая рука сэра Роджера дрогнула, но не выпустила внучку из объятий.

– Что ты знаешь о деньгах, моя крошка?

– Ах, я хорошо знаю их! Дедуля, ты не жил в тех местах, где жила я. У меня было так много домов! Ты не знаешь, что значит быть несчастным. Таким несчастным, чтобы желать умереть, потому что деньги куда-то запропастились. И что значит радоваться, глупо радоваться, потому что они нашлись. И ты никогда не жил так, чтобы из-за денег умерла твоя любимая мамочка. О, дедуля, я ненавижу деньги!

Каждое слово внучки отдавалось в сердце старого сэра Сезиджера гулким ударом.

– Я немного устал, Дороти. И тебе пора спать, – промолвил он наконец.

Дороти замолчала и посмотрела на деда очень серьезно.

– Ах, но тебя, тебя я люблю, – и девочка покрепче обняла и поцеловала старика.

Соскользнув с его колен, Дороти вышла из комнаты.

Сэр Роджер остался размышлять об этом странном разговоре. Вскоре после ухода девочки в гостиную вернулась мисс Сезиджер.

– Доротея, – настойчиво спросил ее отец, – куда ты ходила сегодня?

– Только гулять.

– Смотри, не води ее слишком далеко. Помни, что она очень маленький ребенок.

– Она очень сильный ребенок, – возразила мисс Доротея.

– У тебя несносная привычка постоянно противоречить мне. Повторяю: она еще слишком мала для длинных прогулок.

– А я слишком стара для них? – в голосе Доротеи послышались слезы.

– Очень может быть. Ты вообще необыкновенно стара для своих лет. Я не видел никого, кто состарился бы так рано.

– Я не виновата в этом. Отсутствие веселья и радости иссушило мое сердце.

– Пустяки, – отмахнулся сэр Роджер. – Теперь в доме достаточно весело, ты могла бы быть довольна. Дороти занимает меня, поглощает мои мысли.

– Это всякому видно.

Сэр Роджер легко поднялся с кресла и прошел к камину. Теперь он почти не горбился, его глаза блестели. Хотя ему было за семьдесят, сейчас он казался моложе своей дочери.

– Я много думал об этом ребенке, – вновь заговорил он, – и вот что хочу тебе сказать: купи все, что может ей понадобиться. Будь так добра, Доротея, подожди минутку, я выпишу чек на десять фунтов. Купи для нее платья, белье и все, что ей может быть нужно. Конечно, ты не будешь тратить попусту.

– Конечно, – ответила изумленная старая дева, которая за всю свою жизнь не держала в руках чека на такую сумму.

Сэр Роджер открыл конторку, вынул чековую книжку, написал несколько слов на одном из ее листков и, оторвав его от корешка книжки, передал дочери.

– Береги деньги, – повторил он.

– Не беспокойся, отец.

– Ну, теперь до свидания. Пожалуйста, пришли ко мне Карбури.

– Покойной ночи.

Мисс Доротея тихонько притворила за собой дверь и отправилась искать Карбури. Старый слуга как раз запирал дом на ключ, хотя ночь еще не наступила. В Сторме всем было приказано ложиться как можно раньше, чтобы таким образом сберегались свечи и керосин для ламп. Однако все начинало меняться. Мисс Доротея передала просьбу отца и ушла к себе. Карбури быстро пошел в гостиную. Сэр Роджер все еще стоял подле камина.

– Карбури…

– Что прикажете, сэр?

– Вы сумеете выбрать хорошего пони?

– О, конечно, сэр.

– Завтра же отправляйтесь в татерсаль[16].

– Как, сэр?…

– Мне кажется, я говорю достаточно понятно. Первым же утренним поездом поезжайте в город и купите там маленького, хорошо выезженного пони, на котором могла бы ездить моя внучка. Купите также лошадь для меня. Спокойную, хорошую – словом, такую, которая годилась бы мне для верховой езды. Потом отыщите и купите дамское седло для пони. А для моей лошади… Кажется, в конюшенном сарае еще есть седла, из которых можно выбрать что-то подходящее.