Монах и дочь палача. Паутина на пустом черепе - Амброз Бирс Страница 31

– Да, – ответила мышь, – я слышала, что ты любишь нас всех одинаково, и моей миссией было благословить тебя, пока ты спишь. Но ты, наверное, хочешь пойти позавтракать, так что я не стану тебе докучать. Прекрасное утро, не правда ли? Au revoir![12]

Эта притча учит нас тому, что обычно безопаснее избегать того, кто притворяется нашим другом, не имея причин им быть. Правда, эта ситуация оказалась небезопасной, потому что кошка бросилась за убегающей мышью и разделалась с ней.

LXVII

Человек, за которым гнался лев, почти добежал до безопасного места, когда внезапно вспомнил о силе человеческого взгляда. Обернувшись, он уставился на своего преследователя взглядом, выражавшим суровое неодобрение. Зверь сразу же замедлил бег и в конце концов остановился как вкопанный в метре от человека. Не спеша осмотрев жертву, он вытянул шею и откусил у человека небольшой кусочек бедра.

– Клянусь бородой Ахримана[13]! – взревел человек. – Ты что, не уважаешь глаза человека?

– Я питаю к человеческому глазу глубокое уважение, – ответил лев, – и признаю его силу. Он способствует пищеварению, если принимать его перед едой. Но я не понимаю, почему у тебя их два, а у меня ни одного.

С этими словами лев поднял лапу, выпустил когти и лишил человека одного из органов зрения.

– Теперь, – сказал он, проглотив глаз, – в оставшиеся недолгие минуты зря растраченной жизни твоя сила станет более концентрированной, и ею легче будет управлять.

После этого он доел свою жертву, в том числе и ее второй глаз.

LXVIII

Муравей, нагруженный зернышком, которое он добыл тяжким трудом, проталкивался через толпу своих собратьев, каждый из которых, согласно принятому у муравьев этикету, старался его остановить, ощупать и пожать ему лапку. Муравью пришло в голову, что избыток церемоний превращается в злоупотребление любезностью, поэтому он снял со спины свою ношу, уселся на нее, крепко прижал к телу все лапки и весьма мрачно улыбнулся.

– Эй, что это с тобой? – воскликнул первый из тех муравьев, чьи попытки к сближению были отклонены.

– Я сыт по горло пустыми условностями загнивающей цивилизации, – скрипучим голосом ответил наш герой, – и вновь предаюсь честной простоте первобытных обрядов. Поди к черту!

– Ах вот как! Что ж, тогда мы должны забрать у тебя зернышко. В условиях первобытной простоты не существует права собственности, знаешь ли. Это лишь «пустая условность».

Разум нашего муравья внезапно озарился светом. Он стряхнул песок с лап, почесал за ухом, схватил зернышко и потрусил прочь, словно отдохнувший великан. После он с заметным терпением относился к манипуляциям своих друзей и соседей и изо всех сил стремился поздороваться даже с незнакомыми муравьями, бегущими по другим тропинкам.

LXIX

Змея, всю зиму пролежавшая в оцепенении в своей норе, в первый теплый день выползла наружу, чтобы размяться перед весенними трудами. Сплетясь в сложный узел, она так разомлела от тепла собственного тела, что заснула и проспала до наступления ночи. В темноте она не смогла понять, где у нее голова, а где хвост, и не сумела расплестись и заползти в нору – из-за чего и замерзла насмерть.

Многие утонченные философы не сумели объяснить собственную философию, так как не могли отличить ее начало от конца.

LXX

Пес нашел кусок баранины, который сторожил нерадивый ворон. Пес растянулся на земле с весьма довольным видом.

– Ах, – сказал он, попеременно улыбаясь и жуя мясо, – это настоящее спасение для моего желудка, спасение, которое мне по вкусу.

– Прошу прощения! – возмутился ворон. – Это мясо положили здесь специально для меня, и сделал это тот, чьи поступки не подвергаются сомнению, поскольку он получил мясо законным способом, отрубив его от туши первоначального владельца.

– Я не вижу никаких изъянов в твоем заявлении на право обладать этим отрубом, – ответил пес, – все выглядит правильно, но я не должен провоцировать нарушение общественного порядка, отказываясь от того, что должен был бы взять силой. Мне нужно об этом подумать, а тем временем я пообедаю.

После этих слов он не спеша догрыз предмет спора, закрыл глаза, зевнул, перевернулся на спину, вытянул ноги в разные стороны и умер.

Ибо мясо было отравлено, и ворон, к своему стыду, об этом знал.

Есть вещи посильнее грубой силы, и одной из таких вещей является мышьяк. [В оригинале указан «яд», что вполне может относиться и к соусу из каперсов[14]. – ПЕРЕВОДЧИК]

LXXI

У царя Персии был любимый ястреб. Однажды его величество охотился и отдалился от своей свиты. Почувствовав жажду, он нашел сбегавший по скале ручей, достал чашку, налил в нее спиртного из карманной фляги, долил воды и поднес чашку к губам. Ястреб, который все это время летал рядом, спикировал вниз с криком «Нет!» и перевернул чашку крылом.

– Я знаю, в чем дело, – сказал царь. – В верховье ручья лежит мертвая змея, и эта преданная птица спасла мне жизнь, не позволив выпить отравленной воды. Я должен как следует его наградить.

На его зов послушно явился паж, которому царь приказал привести в порядок Зал Раскаяния во дворце, а придворному портному было велено приготовить вечернее платье из мешковины и пепла. После этого царь позвал ястреба, схватил его, швырнул на землю и убил. Воссоединившись со своей свитой, он отправил одного из придворных убрать из ручья тело змеи, чтобы никто больше не отравился. Змеи в ручье не оказалось, а вода в нем была замечательно чистой.

После этого царь, которого лишили раскаяния, пожалел, что убил птицу, и сказал, что понапрасну расходовал данную ему власть, чтобы убить птицу, которая заслуживала смерти. Ему так и не пришло в голову, что трогательная забота ястреба относилась к содержимому царской фляги.

Fabula ostendit: рассказанная дважды история не обязательно становится скучной; достаточную степень интереса к ней можно поддержать, если правильно разнообразить детали.

LXXII

Стадо коров, которое ветер сдул с гималайских вершин, парило в нескольких милях над долиной, когда одна корова спросила другую:

– Что ты на это скажешь?

– Мне особо нечего сказать, – ответила вторая. – Тут полно воздуха.

– Я не об этом, – сказала первая корова. – Меня беспокоит направление, в котором мы движемся. Если бы нам удалось оставить Плеяды немного правее и пролететь посередине между Волопасом и плоскостью эклиптики, мы могли бы запросто долететь до самого колюра[15] солнцестояний. Но как только мы попадем в Зодиак по нашему текущему пеленгу[16], мы непременно упадем, не добравшись до афелия[17].

Однако их избавили от этой печальной участи: несколько халдейских пастухов, увидев плывущее по небу туманное облако, которое закрывало только что придуманную ими любимую планету, достали свои самые мощные телескопы и разглядели,