Мюссе Де - Исповедь сына века Страница 33

Погруженный в свои мысли, я медленным шагом подошел к дому Бригитты. Калитка была открыта, и, проходя через двор, я увидел свет в кухне. Мне пришло в голову порасспросить служанку. Итак, я повернул в сторону кухни и, перебирая в кармане несколько серебряных монет, ступил на порог.

Но чувство глубокого омерзения внезапно остановило меня. Эта служанка была худая морщинистая старуха, вечно сгорбленная, как все люди, занимающиеся тяжелой физической работой. Она возилась с грязной посудой, стоявшей на плите. Жалкий огарок свечи дрожал в ее руке, вокруг нее были наставлены кастрюли, тарелки, остатки обеда, который доедал какой-то бродячий пес, вошедший сюда так же робко, как я. Теплые тошнотворные испарения подымались от сырых стен. Заметив меня, старуха таинственно улыбнулась: она видела, как я тихонько крался утром из спальни ее хозяйки. Я вздрогнул от отвращения к самому себе и к тому, зачем я пришел сюда. Да, это место вполне соответствовало гнусному поступку, который я собирался совершить. Я убежал прочь от этой старухи: мне показалось, что она была олицетворением моей ревности и что запах грязной посуды, которую она мыла, исходил из моего собственного сердца.

Бригитта стояла у окна и поливала свои любимые цветы. Соседский ребенок, который сидел в глубоком кресле, весь обложенный подушками, уцепился за ее рукав и с набитым конфетами ртом изо всех сил пытался рассказать ей что-то на своем радостном и непонятном языке. Я сел возле нее и поцеловал ребенка в пухлые щечки, словно надеясь вернуть хоть немного невинности моему сердцу. Бригитта приняла меня боязливо: видимо, она заметила, что ее образ уже замутился в моих глазах. Я, со своей стороны, избегал ее взгляда. Чем больше я восхищался красотой и чистым выражением ее лица, тем упорнее повторял себе, что такая женщина, если она не ангел, должна быть чудовищем вероломства. Я старался припомнить каждое слово Меркансона и, так сказать, сличал намеки этого человека с обликом моей возлюбленной и с прелестными очертаниями ее лица. "Она очень хороша, - думал я, - и очень опасна, если только умеет обманывать, но я перехитрю ее и не поддамся ей. Она узнает, что я собой представляю".

- Дорогая моя, - сказал я ей после длительного молчания, - я только что написал одному из моих друзей, который обратился ко мне за советом. Это весьма наивный юноша. Он узнал, что женщина, которая недавно отдалась ему, имеет одновременно с ним еще и другого любовника, и теперь он спрашивает, что ему делать.

- Что же вы ему ответили?

- Я задал ему два вопроса: "Хороша ли она собой и любите ли вы ее? Если вы ее любите, забудьте ее. Если она хороша и вы ее не любите, продолжайте встречаться с ней ради наслаждения, которое она вам дает. Вы всегда успеете ее покинуть, и если вам нужна только красота, то не все ли равно, кто будет вашей любовницей - она или другая?"

Услышав эти слова, Бригитта посадила ребенка, которого перед тем взяла на руки, и села на диван, стоявший на другом конце комнаты. Мы не зажигали свечей. Луна, освещавшая то место, откуда ушла Бригитта, отбрасывала глубокую тень на диван, где она сидела сейчас. Слова, сказанные мною, были так грубы, так безжалостны, что я и сам был ранен ими, и мое сердце преисполнилось горечи. Ребенок с беспокойством звал Бригитту и тоже сделался грустен, глядя на нас. Его радостные возгласил, его милый лепет постепенно умолкли, и он заснул в своем кресле. Теперь мы молчали все трое, и облако закрыло луну.

В комнату вошла служанка, присланная за ребенком; принесли свечи. Я встал, встала и Бригитта. Но внезапно она прижала руки к сердцу и упала на пол возле своей кровати.

Я в ужасе бросился к ней. Она не потеряла сознания и попросила меня никого не звать к ней. Она рассказала мне, что у нее давно уже, с самой юности, бывают сильные сердцебиения, которые всегда появляются так же неожиданно, как сейчас, но что эти припадки не представляют никакой опасности и не требуют никаких лекарств. Я стоял на коленях рядом с нею, она нежно раскрыла мне объятия, я обнял ее и положил голову на ее плечо.

- Ах, друг мой, - сказала она, - как мне жаль вас!

- Послушай, - прошептал я ей на ухо, - я жалкий безумец, но я не могу ничего таить в себе. Кто этот Далан, который живет на горе и иногда навещает тебя?

По-видимому, она удивилась, услыхав от меня это имя.

- Далан? - повторила она. - Это друг моего мужа.

Ее взгляд говорил мне: "Почему вы спрашиваете меня о нем?", и мне показалось, что лицо ее омрачилось. Я закусил губу. "Если она хочет меня обмануть, - подумал я, - то я сделал ошибку, заговорив об этом".

Бригитта с усилием встала. Она взяла веер и начала большими шагами ходить по комнате. Она тяжело дышала, я задел ее самолюбие. В течение нескольких минут она о чем-то думала, и мы обменялись двумя-тремя холодными, почти враждебными взглядами. Наконец она подошла к своему бюро, открыла его, вынула пачку писем, завязанную шелковым шнурком, и бросила их мне, не произнеся ни слова.

Но я не смотрел ни на нее, ни на письма. Я только что бросил в пропасть камень, и теперь до меня доносился отголосок его падения. Впервые я увидел на лице Бригитты выражение оскорбленной гордости. В ее глазах не было больше ни беспокойства, ни жалости, и если только что я почувствовал, что сделался совершенно другим человеком, то передо мной также была незнакомая женщина.

- Прочтите это, - сказала она наконец.

Я подошел и протянул руку.

- Прочтите, прочтите это! - холодно повторяла она.

Письма были у меня в руке. В эту минуту я был настолько убежден в ее невинности и так остро ощущал свою несправедливость, что меня охватило глубокое раскаяние.

- Вы напомнили мне, что я должна рассказать вам историю своей жизни, сказала она. - Сядьте, сейчас вы узнаете ее. Потом вы откроете эти ящики и прочитаете все, что там есть, - будь это написано моей или чужой рукой.

Она села и указала мне на кресло. Я видел, с каким усилием она говорила. Она была бледна как смерть, ее горло судорожно сжималось, изменившийся голос был едва слышен.

- Бригитта! Бригитта! - вскричал я. - Не говорите мне ничего, умоляю вас! Бог свидетель, что я не таков, каким вы меня считаете. Я никогда не был ни подозрителен, ни недоверчив. Меня погубили, мне искалечили сердце. Печальный опыт привел меня на дно бездны, и в течение целого года я не видел на земле ничего, кроме зла. Бог свидетель, что до сегодняшнего дня я и сам не считал себя способным на эту низкую роль, самую неблагородную роль на свете - роль ревнивца. Бог свидетель, что я люблю вас и что во всем мире лишь вы одна могли бы исцелить меня от прошлого. До сих пор я встречал лишь таких женщин, которые обманывали меня и были недостойны любви. Я вел развратную жизнь, мое сердце полно воспоминаний, которые никогда не изгладятся. Моя ли вина, если клевета, если самое смутное, самое необоснованное обвинение находят теперь в этом сердце больные струны, которые готовы отозваться на все, похожее на Страдание? Сегодня вечером мне назвали имя человека, которого я не знаю, о существовании которого я не имел понятия. Мне намекнули, что о вас и о нем ходят слухи, которые ровно ничего не доказывают. Я не хочу расспрашивать вас о чем-либо. Эти слухи причинили мне боль, я открылся вам, и это непоправимая ошибка. Но скорее я брошу все эти письма в огонь, чем соглашусь сделать то, что вы мне предложили. Ах, друг мой, не унижайте меня, не оправдывайтесь, не увеличивайте моих мучений. Могу ли я серьезно подозревать вас в обмане? Нет, Бригитта, вы прекрасны, и вы искренни, один ваш взгляд говорит мне, что вы достойны самой горячей любви. Если бы вы знали, какие пороки, какие чудовищные измены видел мальчик, который стоит сейчас перед вами! Если бы вы знали, как с ним обходились, как издевались над всем, что было в нем хорошего, как старательно учили его всему, что ведет к сомнению, к ревности, к отчаянию! О дорогая моя возлюбленная, если бы вы знали, кого вы любите! Не делайте мне упреков, имейте мужество пожалеть меня. Мне необходимо забыть о том, что в мире существует еще кто-либо, кроме вас. Как знать какие испытания, какие ужасные минуты скорби ждут меня впереди! Я и сам не подозревал, что это может быть так, не думал, что мне предстоит бороться. Только с тех пор, как вы стали моей, я понял, что я сделал. Целуя вас, я почувствовал, как осквернены мои губы. Во имя неба помогите мне жить! Бог сотворил меня не таким, я был лучше, чем вы видите меня теперь.

Бригитта нежно обняла и поцеловала меня. Она попросила меня рассказать ей все, что подало повод к этой грустной сцене. Я рассказал ей лишь о том, что мне сообщил Ларив, не решившись признаться, что расспрашивал Меркансона. Она потребовала, чтобы я непременно выслушал ее объяснения. Г-н де Далан когда-то любил ее, но это человек легкомысленный, ветреный и непостоянный. Она дала ему понять, что не хочет вторично выходить замуж, а потому просит его больше не говорить с ней об этом, и он не стал настаивать, но с тех пор его посещения постепенно становились все реже, и теперь он не приезжает вовсе. Она вынула из пачки одно из писем и показала его мне - дата его была совсем недавней. Я невольно покраснел, найдя в нем подтверждение ее слов. Она уверила меня, что прощает мне все, и вместо наказания взяла с меня слово, что отныне я буду немедленно делиться с ней всем, что только может вызвать во мне малейшее подозрение на ее счет. Наш договор был скреплен поцелуем, и утром, когда я уходил от нее, мы оба не помнили о существовании г-на Далана.