Джон Апдайк - Рассказы о Маплах Страница 33

Под шум поезда метро, пронзавшего тьму, Ричард читал про силы природы. Он получил наукообразный текст по почте вместе с аффидевитом. Раньше, когда он жил не один, он бы его выкинул, даже не взглянув, но теперь, постепенно приобретая привычки стареющего бостонского чудака, он читал все, что получал по почте, и даже нагибался на улице, подбирая грязный клочок газеты для тщательного изучения. «Уже в 1935 году было известно, — читал он, — что в мире природы властвуют силы четырех родов: в порядке увеличения мощности это силы гравитации, то есть слабые, и электромагнетизм, сильное воздействие…» Он поймал себя на том, что болеет за слабосильных: он отождествлял себя с ними. Гравитация, совершенно незначительная на микроуровне, «приобретает доминирующее воздействие на объекты размером в сто и более километров, например, на крупные астероиды; благодаря гравитации занимают свое место Луна, Земля, Солнечная система, звезды, скопления звезд в галактиках и сами галактики». Ричард понимал это так: тщедушная команда, сломленная в начале игры, в последнем, макрокосмическом секторе одерживает победу; он внутренне приветствовал победителей. Когда состав остановился на станции «Кендалл», он вспомнил, как через несколько дней после свадьбы они с Джоан покатили на поезде в Нью-Гемпшир, чтобы подзаработать за лето. Поезд, давно уже отмененный, тогда тащился на север вдоль рек-трудяг, утыканных лесопилками, извивался между зеленеющими горами и ржавеющими подъемниками. Сиденья в вагоне были из фиолетового бархата, вагон все время тихонько раскачивался. На ее руках, белевших на фоне бархата, проступал загар. Не зная точно, как следует проводить медовый месяц, но уверенные, что надо постараться, чтобы воспоминания о нем сохранялись до тех пор, пока смерть не разлучит их, они играли в крокет в чем мать родила, чувствуя себя в безопасности во дворике среди деревьев, похожем на травяной глаз, устремленный в небеса. Он проигрывал ей все партии. «Слабая сила, — читал Ричард, — не оказывает заметного воздействия на структуру ядра, пока не произойдет распад; это как каверна в чугунном колоколе, не влияющая на звон, пока колокол не развалится на куски».

Поезд подземки выполз на свет, чтобы переехать через реку Чарльз. По мерцающей глади реки наклонно скользили парусники. За рекой висели, как парализованные фонтаны, дымчатые небоскребы Бостона. Их поезд огибал тогда озерную бухту и останавливался в Уэйрсе; летом этот городок был заляпан растаявшим мороженым, пропитан яблочным духом, доносившимся с берега детства. Там, прождав несколько часов, они сели на почтовый катер и поплыли на остров, работать. Остров находился у дальнего берега озера Уиннипесауки; плывя туда, они миновали много других островков, где катер тоже оставлял почту. Перед каждой швартовкой он издавал оглушительный гудок. Маплы сидели на носу катера, наслаждаясь солнцем и видами. Очутившись под рожком, испускающим сокрушительный гудок, они поняли, что там им самое место. Острова, вода, горы вдали исполняли вокруг них адажио меняющихся перспектив; удар гудка всякий раз оказывался неожиданным, плющил им сердца, комкал пейзажи в шумовой ком; гудки грубо вторгались в их юный брак. Он осуждал ее и при этом хотел попросить прошения за то, что было превыше их власти. После каждого гудка двигатель стихал, катер подплывал к шаткой пристани, куда по мягким пятнистым тропинкам очередного изумрудного островка сбегались за почтой загорелые ребятишки и адвокаты в плавках и мокасинах; их крики причудливо звенели в ушах оглохших молодоженов. К своему острову Маплы приплыли совершенно измученными.

«Квантовая механика и относительность, взятые вместе, обладают чрезвычайным ограничительным воздействием, отчего представляют собой важнейший логический механизм». Ричард сунул брошюру в карман и вышел на станции «Чарльз». Его путь лежал по переходу, в направлении больницы, где он намеревался проконсультироваться насчет своего артрита. По ночам у него болели кости; некоторые его друзья были при смерти, другие умерли, и ему больше не казалось невероятным, что и он может последовать за ними. Впервые он побывал в этой больнице, когда только начал ухаживать за Джоан. Тогда он поднялся по той же самой эстакаде к стеклянной двери и внутри, запинаясь при виде такого скопления людского нездоровья, стал спрашивать, где ему найти девушку с хвостиком волос, перехваченным резинкой, сидевшую в первом ряду на лекциях по английской литературе («Английская эпическая традиция, от Спенсера к Теннисону»). Всю зиму он трижды в неделю любовался ее затылком и наклоном головы. В сессию он набрался храбрости и заговорил с ней в библиотеке, когда они, сидя за одним столом, пялились на копии блейковских иллюстраций к мильтоновскому «Потерянному раю». Они договорились встретиться после экзаменов, выпить пива. Она не пришла. В амфитеатре аудитории, среди склоненных голов, не хватало ее головы. Предоставив совместный отдых «Королеве фей» и «Идиллиям короля»[20], он позвонил к ней в общежитие и узнал, что Джоан попала в больницу. Природная сила протащила его по длинным коридорам, где он долго петлял, научила, как пробиться сквозь толпу тетушек и других доброхотов в ногах больничной койки. Джоан была во всем белом, на белой простыне, укрытая белым, с распущенными волосами; по пластмассовой трубочке ей в руку поступало что-то прозрачное. Навещая ее снова и снова, он добился права держать ее за руку, сплошь покрытую пластырями. Ей поставили диагноз «недостаток тромбоцитов», из-за которого у нее никак не прекращалось месячное кровотечение. Краснея, она поведала ему о вопросах врачей и интернов, когда у нее в последний раз была половая связь, и о том, с каким смущением она признавалась им в своей девственности.

Врач отсоединил руку Ричарда от тонометра и с улыбкой спросил:

— Как у вас в последнее время со стрессами?

— Я развожусь.

— Как вам, возможно, известно, артрит принадлежит к семейству заболеваний психосоматического происхождения.

— Я знаю одно: когда просыпаешься в четыре утра, посещает весьма неприятная мысль, что я от этого никогда не избавлюсь, что эта боль в плече будет меня мучить весь остаток жизни.

— Не будет. Пройдет.

— Когда?

— Когда ваш мозг перестанет посылать сигналы о самонаказании.

В больнице ее рука, теплая, податливая, но уклончивая, находилась высоко, почти на уровне его глаз. В бревенчатой хижине на острове их кровати стояли врозь и имели разную высоту. Как Джоан ни старалась превратить их в двуспальное ложе, в месте стыка матрасов оставался выступ, который ей или ему приходилось преодолевать среди скомканных простыней. Зато хижина стояла в лесу, по утрам вместе с птичьим чириканьем и по вечерам вместе с шорохом крадущегося зверья туда просачивались влажные ароматы сосны и папоротника. По слухам, на острове даже водились олени: зимой они приходили туда по льду, а весной, после таяния льда, оказывались в ловушке. Хотя никто оленей не видел, слух оказался живучим.

«Почему никто никогда не видел кварк?» Шагая по Чарльз-стрит к своей квартире, Ричард отчего-то вспомнил эту фразу, стал искать в карманах брошюру о силах природы, но вместо нее выудил новый рецепт болеутоляющего, копию свидетельства о браке и подписанный аффидевит. «Нижеозначенные Маплы…» Брошюра каким-то образом оказалась завернутой в аффидевит. «Теоретическое предположение о нарастании силы при удалении кварков друг от друга остается несколько умозрительным; зато дополнение к нему, согласно которому сила ослабевает при сближении кварков, вызывает меньше сомнений». «Да, — подумал он, — так и произошло». В жизни действуют четыре силы: любовь, привычка, время и скука. Любовь и привычка чрезвычайно могущественны на малом расстоянии, но время, которому недостает минусового заряда, накапливается неодолимо и вместе со своей сестрицей, скукой, все выравнивает. Он чувствовал, что умирает, и от этого становился жестоким. Его сердце распластывалось от ужаса перед только что содеянным. Как сказать Джоан, что он сделал с их свидетельством о браке? Кварки в телефонных проводах непременно взбунтуются.

В лесу была зеленая прогалина, травяной глаз, лужок, утыканный звездочками — микрокосмическими белыми цветками, и туда однажды в сумерках пришли олени: крупный темный самец неподвижно стоял в тени, пока его подруга-олениха нюхала заходящее солнце, и силуэты обоих вырисовывались на озаренной закатом траве… Мимо с ревом пронеслась флотилия безликих мотоциклистов, из дверей прачечной-автомата Ричарду помахал рукой какой-то чудак, соблазнительная модница глянула на него холодно, красный сигнал светофора сменился зеленым, и он уже не помнил, что собирался купить, то ли апельсиновый сок, то ли хлеб; еще больше его тревожило то, что он запамятовал, видели ли они на самом деле оленей или он придумал это воспоминание, вымолил его у своего желания лицезреть это чудо.