Андрей Иванов - Славное море. Первая волна Страница 33

— Не пойду, — наотрез отказался Геннадий, — гово­ри здесь.

— Какой же тут разговор? Тут беспокойство одно. Кок придерживался правила, что   в   своем   доме и

стены помогают. Он взял Геннадия под руку и почти на­сильно втолкнул в камбуз. Он тут же выставил на оцин­кованный стол противень с двумя крупными пухлыми кусками рыбного пирога.

— Угощайся. До ужина еще не скоро. — И, поглажи­вая большим и указательным пальцами короткую ще­точку усов, испытующе смотрел на Серова.

Геннадий отодвинул противень и, отвечая коку та­ким же испытующим взглядом, спросил:

— Опять в помощники сватать хочешь?

— Да не сватать, а просить. Невмоготу мне одному. И человек мне в аккурат такой нужен.

Влияние фантазера Носкова на молодого матроса-первогодка кончилось, и поэтому кок был уверен, что ему легко удастся уломать Серова.

Он попытался взять его мягкой, задушевной откро­венностью. А когда Геннадий и на это отрицательно качнул головой, тот попробовал подойти с другой сто­роны.

— Видел я, как тебя боцман заставил палубу те­реть. Не легкое дело. На палубе всегда то под солнцем, то на ветру. А осень придет... Ночь сырая, долгая. Тем­нота — хоть глаз выколи. Про дождь да шторм и гово­рить нечего. Трудная жизнь палубного матроса.

— Зато воздух свежий, — равнодушно сказал Серов.

— Воздухом сыт не будешь, а у нас с тобой первая косточка. Соусы, подливки — сколько душе угодно. По­немногу напробуешься и сыт.

Во рту Геннадия будто что-то растаяло. Он бросил новый взгляд на пирог и проглотил слюну. Появилось желание протянуть руку. Чуть двинул локоть и замер. Отвел глаза на кока, увидел пытливый хитроватый взгляд и отошел к двери подальше от соблазна.

— Я ж только одну навигацию плаваю, — сказал он, как бы пресекая дальнейший разговор.

— Ну вот и хорошо, — ухватился за эту мысль кок. — Не все ли равно тебе, кем плавать одну нави­гацию.

Он подошел ближе и стал так, чтобы оттеснить Ген­надия от двери.

— Я же тебя за навигацию так научу, что в городе в любой столовой возьмут. И не просто к плите. А по­варом первой руки возьмут. Понимаешь?

Геннадий не понял и, нырнув под руку высокого ко­ка, вышел из камбуза.

Зато кок понял, что помощника ему придется искать в другом месте.

Разговор в машинном отделении и на камбузе не рассеял тяжелого раздумья молодого матроса. Ему ка­залось, что и Сергей Алферов и кок очень назойливо стараются заменить собой для него Носкова.

Воспоминания о Носкове прибавили грусти. Даже запах чеснока теперь, казалось, был не таким уже не­приятным. Он ушел в каюту и в таком тоскливом на­строении написал письмо домой. Когда заклеил, поду­мал: «А где он его опустит в почтовый ящик? Разве в Верхотурье? До этого места нет ни одной пристани. Оттуда оно пойдет не меньше двух недель. А домой надо сообщить о себе как можно скорей. Мать, наверно, уже тревожится».

Положил письмо в чемодан и торопливо написал ра­диограмму.

Подымаясь в радиорубку, на минуту задержался на трапе. Навстречу теплоходу наплывали места необык­новенной суровой красоты. Высокие горы сжимали реку с двух сторон. И она не текла, а прорывалась между ними узким, но полноводным руслом. Тени высоких гор почти перекрывали реку, и поэтому казалось, что здесь круглые сутки не то раннее утро, не то поздний вечер.

Радист Саша Торопов, как и Геннадий, черноголо­вый и курчавый, был немного постарше и потому важ­ничал перед Геннадием. На вопрос, когда дойдет радио­грамма, он, беззаботно зевая, ответил, что не сегодня и, пожалуй, не завтра.

— Как же так? — удивился Геннадии. — Вы же каж­дый день работаете с Леногорском.

— Это было в другом месте, молодой человек. А сей­час мы находимся в полосе непрохождения,— важно пояснил радист.

— Что такое?

— Физику надо вспомнить, физику! Геннадий покраснел, попытался вспомнить из физики раздел радио, но ничего объясняющего причины непро­хождения радиоволн не вспомнилось.

— И чему вас только учили! — покровительственно заметил радист и обеими руками взбил свои пышные кудряшки.

Но важничать долго было трудно, и он стал просто хорошим парнем и коротко рассказал Геннадию о прин­ципе распространения радиоволн, о слое ависайдо и причинах непрохождения в отдельных местах.

Разговор с радистом взбодрил Геннадия. Тоскли­вость прошла. Когда он возвращался в каюту, навстречу ему попался всегда о чем-то думающий Юсуп Шадаев. Он шел чуть сутуля плечи и не остановился. «Вот хо­роший парень, — подумал Гена о Юсупе. — И не навя­зывается с уговорами».

И эта ненавязчивость, и прямой, даже немного грубо­ватый разговор делали Юсупа в глазах Геннадия до­стойным уважения, похожего на то, которое он все еше продолжал питать к Носкову.

V

Было еще устье Лены. Справа невысокий голый бе­рег с низкой желто-зеленой растительностью, слева тя­нулись два длинных и плоских острова, над которыми стаями носились чайки.

И свободные от пахты, и вахтенные верхней палубы собрались на баке, будто главное сейчас дли корабля это всем смотреть вперед. А впереди уже размашисто катились зеленовато-желтые длинные волны.

—  Край моря, — сказал боцман.

Чепез несколько минут все почувствовали, что перешли этот край моря. Теплоход стало   заметно   покачивать, густо пахнуло морской солью. Впереди только вода. И небо. В небе одно большое солнце. В воде оно рождает тысячи подвижных маленьких солнц. Морская волна... Первая волна в моей жизни  —ни к кому не обращаясь, громко сказал Генннадий.

—   Это не волны это легкая зыбь. Настоящая волна, парень еше впереди, — заметил Иван Демидович.

Над теплоходом появились чайки, покружились и с веселым криком полетели вперед. Крылатые лоц­маны вели в свою бухту первый в эту навигацию караван.

Обогнув сначала широкий мыс, потом второй, чуть уже и длиннее, «Полярный» втянул весь караван через узкий проход в обширную, совсем тихую бухту. Она напоминала большой графин с узким горлом.

Да и некий Северный порт, о котором Геннадии знал по урокам  географии и рассказов моряков, был густо застроен и плотно населен. Ближе к морю тянулись длинные причалы и склады. Дальше, кольцом вдоль порта, многочисленные жилые постройки, электростан­ция, маленький завод. Вдали распарывали небо мачты большого полярного радиоцентра. С северо-востока большие  горы защитали порт от зимних ветров. Поэтому в Северном порту зимние пурги слабее, чем в любом другом месте северного побережья —от Мурманска до Чукотки. ...Вот она, Арктика!

Геннадии почувствовал глубокое волнение, которое захватывало дух и от которого странно слабели ноги. Он был бесконечно благодарен боцману и капитану, что помогли ему попасть в этот суровый романтический край.

Но что его ждет там, в бескрайнем просторе холод­ного океана? Может, что-нибудь особенное, предназна­ченное совершить только ему. И может, то, что совер­шит он здесь, наполнит постоянной радостью всю его жизнь.

Вдоль бортов стояли и так же зачарованно смотрели на берег товарищи.

«Может, и у них такие же мысли»,— подумал Ген­надий, и оттого они стали ему как-то роднее, понятнее. Он вспомнил Носкова и искренне пожалел, что его нет рядом. Влюбленный в Арктику, он из-за душевной сла­бости так и не мог пробиться к своей мечте.

Прогрохотав в клюзах, упал в воду якорь, за ним второй. Рейс окончен, можно съехать на берег. Первый раз на морской берег.

Подошел Сергей Алферов и сказал, радостно улы­баясь:

— Видишь, Столовая гора без туманной шапки? Быть хорошей погоде.

— Почему Столовая? — спросил Гена, тоже не скры­вая своей радости.

— В каждом порту есть гора, которую называют «Столовая». — Даже в Кейптауне.

— Где, где? — не понял Геннадий.

— Порт такой в Южной Африке.

И лицо у него стало совсем веселым.

— А ты туда плавал?

— Нет, что ты! По книгам знаю. Советские корабли и там ходят. Но, может, придется и мне... Знаешь, мне везде хочется побывать, все увидеть...

Сергей облокотился на борт. Так ему лучше. Он ка­жется меньше ростом.

Слова Сергея еще раз напомнили Геннадию о Но-скове и его мечте. И Геннадий подумал, что Алферов, не в пример Носкову, обязательно добьется своего, по­бывает во всех морях. Увидит он и далекий порт Кейп­таун. Такому все удается.

А он сам? На что он способен?

Пока портовики обрабатывали караван, команда «Полярного» имела много времени для отдыха.

Антон Сахно, Юсуп Шадаев, Сергей Алферов и Ген­надий несколько раз уходили далеко за порт, в тундру. Каменистые склоны гор слабо зеленели. В одном месте они остановились возле посеревшей ноздреватой полоски нестаявшего снега.

— Холодная земля! — сказал Антон и шагнул на сугроб.

Изъеденный ветрами и незакатным летним солнцем зернистый снег хрупко оседал под ногами.

— Холодная, а кругом жизнь,— возразил Сергей.

— Какая там жизнь! Бедность одна. Ни одной ле­сники.