Гор Видал - 1876 Страница 33

Обнаружив мое присутствие, человек вскочил на ноги, взял мою руку в свою и начал медленно ее сдавливать.

— Я инспектор Грин, мистер Скайлер. Губернатор сейчас отдыхает* Хотите чаю? Или чего-нибудь покрепче?

Мне принесли «чего-нибудь покрепче». Грин не стал пить ничего.

— Мы еще работаем над речью губернатора в законодательном собрании, с которой он выступит на следующей неделе. — Он стукнул кулаком по кипе бумаг. — Он заставит их себя слушать.

Я не спросил, кого он заставит слушать, но предполо-^ жил, что он имеет в виду республиканцев. Я отхлебнул шотландского виски и вежливо сказал:

— Ну разумеется, вся страна будет слушать губернатора.

— Именно это я и твержу его сотрудникам! О, они… — Но тут Грин решил, что он не настолько со мной знаком, чтобы высказывать свое мнение о штате помощников губернатора.

— Вы инспектор… города Нью-Йорка? — Глупый вопрос (хотя он прозвучал скорее как утверждение), потому что такие люди убеждены в том, что их знают все.

Грин мрачно кивнул.

— Несомненно, кара за мои прошлые грехи. Это последняя должность в мире, какую я хотел бы занять. Но губернатор настоял. Вот я и оказался наследником бедлама, оставшегося после Твида.

Мои замусоренные мозги хранят всевозможные — как нелепые, так и полезные — факты, которыми я их пичкаю ежедневно, проглатывая тысячи газетных строк. «Эндрю X. Грин» — это имя, набранное крупным шрифтом, всплыло перед глазами. «Сан»? Нет, «Геральд». Вслух я произнес газетную фразу, засевшую у меня в голове: «И разумеется, все мы надеемся, что, начав с должности инспектора, вы, мистер Грин, станете мэром-реформатором». Слова редакционной статьи так гладко текли из моих уст, как будто я ни на один день не уезжал из Манхэттена и не порывал связей с его жизнью.

Польщенный, Грин залился краской.

— Что ж, не скрою, такие разговоры велись, но я не думаю, что честный инспектор городских финансов способен снискать расположение районных боссов.

— Тогда будем надеяться, что вы вместе с губернатором вскоре переберетесь в Вашингтон.

— Так много надежд, но, увы, так мало организационных усилий.

— Но наш друг Биглоу…

— Он делает все, что в его силах. — Легкое раздражение в голосе, и я снова почувствовал себя как дома, то есть при дворе. Все это похоже на жалкую, провинциальную разновидность Тюильри, где взрослые мужчины и женщины дни и ночи напролет пытались подстроить как бы случайное пятиминутное свидание с императором на лестнице, в саду, в любом месте, где можно установить силки, — и все для того, чтобы возвыситься в этом мире.

Грин был партнером губернатора по адвокатской практике и его близким другом на протяжении, как он сам мне сказал, тридцати трех лет.

— Долгий срок, не правда ли? — Он покачал головой, подумав, наверное, что это треть столетия. — Я был юношей двадцати одного года, когда переступил порог его адвокатской конторы. Я считал его самым блестящим человеком, с каким мне только доводилось сталкиваться. Я и сейчас того же мнения. Он мне как старший брат.

Я был приятно изумлен, что холодный и даже чем-то отталкивающий Тилден способен вызвать такое обожание. Наверняка Тилден гораздо более сложный человек, чем он показался мне в те приятные дни в Женеве, когда я просто увидел в нем безупречного юриста, безжалостного политика, мономаньяка — словечко, которое я слышал уже не один раз в разговорах о нем. Уж если он за что-то берется, то не отступается до тех пор, пока не обгложет все до косточки, как тот терьер, которого я видел на так называемой арене позади муниципалитета, что рвал зубами на части крыс.

Одна из дверей кабинета открылась, и вошел высокий молодой человек с небольшим саквояжем.

— Губернатор отдыхает, мистер Грин. Ему удалось расслабиться.

— Спасибо, Бен. Ты найдешь сам дорогу?

— Да, сэр. — Молодой человек вежливо мне поклонился, как бы отдавая должное джентльмену и подчеркивая свое гораздо более низкое положение на высоченной американской социальной лестнице.

Когда молодой человек ушел, Грин объяснил, что это отличный массажист.

— Видите ли, губернатору необходимы физические упражнения. Он не признает ничего, кроме верховой езды, а можно ли этим заниматься в такую погоду? Вот и получается, что кровь застаивается в его венах, а это крайне вредно. Я твержу, что массаж необходим ему каждый день, но знаю абсолютно точно, что в Олбани он ни на минуту не встает из-за письменного стола. Я совсем не хочу этим сказать, что он не вполне здоров для человека его лет, — внезапно добавил Грин, точно вспомнив, что здоровье кандидата в президенты куда важнее его ума, если об этом вообще может идти речь.

— Энди! — знакомый слабый голос донесся из соседней комнаты. Грин извинился и отправился к шефу. Я огляделся. Семейные портреты, юридические справочники, скульптурная группа, изображающая солдата, павшего на прошлой войне, голова которого покоится на коленях опечаленного друга. Я вдруг подумал от нечего делать: интересно, где губернатор хранит коллекцию эротической литературы; о ней я узнал совершенно случайно от одного лондонского книготорговца; очевидно, губернатор в течение многих лет втайне собирал непристойные книжки. Так развлекаются холостяки.

Грин вернулся в комнату настолько бесшумно, что я вздрогнул, как будто меня застигли за чем-то предосудительным, хотя я без всякой задней мысли рассматривал удивительно живую скульптурную группу работы знаменитого Джона Роджерса.

— Это я подарил губернатору. Если хотите, вы можете войти. Но он еще отдыхает.

Единственная лампа на столике возле кровати освещала то, что на первый взгляд показалось мне живым трупом — по крайней мере нижняя половина тела практически отсутствовала, — такое впечатление создавали его худые журавлиные ноги, едва обрисованные тонким покрывалом. Верхняя половина более или менее обычных пропорций. Хотя Тилден на год моложе меня, выглядел он куда старше.

Осторожно я приблизился к кровати; губернатор плашмя лежал на спине, вытянув по бокам руки. Его седые волосы, как у Грина, коротко подстрижены. Он не носит усов, бороды или бакенбардов. Я надеюсь, что даже только из-за такой воздержанности он станет президентом и законодателем нового стиля для этой страны. После Гражданской войны никому еще не удалось как следует рассмотреть лицо американца — настолько фантастические бороды и баки отпускаются в подражание главным образом генералу Гранту.

В сумеречном свете керосиновой лампы Тилден был мертвецки бледен. Позже, за обедом, когда зажглись все огни, лицо его оставалось таким же серым и мертвым, каким оно было у этой прикрытой одеялом мумии, и я смотрел сверху вниз на бледное лицо с крупным носом и причудливо изогнутой верхней губой (плохо подогнанная вставная челюсть?).

Глаза его приоткрылись. Мне хотелось бы сообщить, что это произвело ошеломляющий эффект, такой же, какой, по словам моих парижских знакомых, производил неожиданный взгляд первого Бонапарта, брошенный равно на врага или друга. Но о губернаторе Тилдене ничего подобного сказать нельзя. Ну точно раскрылись две крупные серые устрицы и уставились на меня из глубины своих раковин. Будь у меня под рукой лимон, я выжал бы его на них.

— Мистер Скайлер, — прозвучал слабый голос. — Пожалуйста, придвиньте стул. И простите меня, что принимаю вас в таком положении. Вы так добры, что терпите это.

— О, нисколько, — оживленно откликнулся я, ставя стул возле кровати. Губернатор снова закрыл глаза. Веки его выдаются вперед, и, даже разомкнутые, они придают его серым, унылым глазам какое-то тайное, скрытное выражение. Я обратил внимание на легкое подрагивание левого века — следствие несильного удара, который он перенес в прошлом феврале (и пока сумел скрыть от публики). Я сел, чувствуя себя весьма нелепо, как доктор у постели покойного. Какое-то мгновение в комнате не было ни звука, кроме регулярной и негромкой отрыжки губернатора. Он мучается несварением желудка, и массаж, похоже, не снимает вздутия живота.

— Каково ваше отношение, мистер Скайлер, к ордену серых монахинь?

— Самое благосклонное. — Мне приходилось импровизировать, пока я не понял, что он имеет в виду. Очевидно, губернатор подписал закон, разрешающий монахиням преподавать в муниципальных школах. Результатом явились многочисленные нападки на католиков. «Трибьюн» зовет к оружию, а «Ивнинг пост» требует отменить закон на следующей сессии законодательного собрания штата.

— Я должен определить свою позицию на этой неделе. Все это очень запутано. Католики — значительная часть избирателей, поддерживающих демократическую партию. Но есть еще в партии все эти баптисты и пресвитерианцы. И они поднимают такой шум… — Тилден вздохнул.

Ненависть к католикам по-прежнему очень сильна в Нью-Йорке, особенно среди либералов, сплотившихся вокруг «Харпере уикли», на страницах которого знаменитый карикатурист Томас Насх, сам иммигрант немецкого происхождения, ведет настоящую войну с папой римским.