Джон Апдайк - Рассказы о Маплах Страница 34

— Вся суть поправки об ответственности без вины как раз и заключается в том, что тебе не обязательно что-то говорить, — вмешалась Джоан. Она поднялась по ступенькам за спиной у Ричарда; собственно, они прибыли в одной машине, поскольку один из их детей забрал ее «вольво».

Разбирательство было назначено на утро. Он приехал за ней в четверть восьмого и обнаружил ее на лужайке перед домом босой, с окутанными туманом, мокрыми от росы ногами. Туфли на высоких каблуках она держала в руках. Эта картина вызвала у него смех. Распахнув дверцу машины, он крикнул:

— Значит, олени на острове все-таки водятся!

Она была слишком озабочена, чтобы понять намек.

— Как ты думаешь, судья не рассердится, что я без чулок?

— Уберешь ноги под скамейку. — Он чувствовал неожиданную легкость. Он не выспался, зато в кои-то веки его не беспокоило плечо. Она села в машину, принеся с собой запах зари. Она всегда просыпалась рано, а он поздно.

— Спасибо, — сказала она, имея в виду его согласие за ней заехать.

— Не за что.

По пути в суд они болтали о своих автомобилях и о детях. Он был поражен, как Джоан постройнела: косясь на нее уголком глаза, он сравнивал ее с перышком; ее голос щекотал ему ухо, мелодичная интонация и смысловые ударения были ему так знакомы, что он по привычке пропускал часть произносимого ею мимо ушей, словно сидел на концерте и невольно засыпал. Он ее больше не осуждал, отсюда и эта невиданная легкость. Все эти годы он обвинял ее во всем: в пробках на Сентрал-сквер, в реве гудка на почтовом катере, в разном уровне их кроватей. Теперь это ушло в прошлое, он обрел могущество и отпустил ее на волю, освободил от ошибок. Теперь она была для него, как Гретель для Гензеля, близкой родственницей, идущей рядом с ним по тропинке и не оглядывающейся на птиц, клюющих крошки за их спинами.

Адвокат Ричарда мрачно взглянул на Джоан.

— Это, я понимаю, миссис Мапл, — сказал он. — Но все-таки позвольте мне переговорить с клиентом с глазу на глаз.

Они выбрали себе на удивление разных адвокатов. Ричард нанял крупного помятого ирландца в мешковатом бежевом костюме, с брюхом-барабаном, обтянутым рубашкой, этакого меланхолика, папашу, внушающего спокойствие. Адвокат Джоан был, наоборот, маленьким, аккуратным и развязным, предпочитал клетчатые пиджаки и говорил уголком рта, как «жучок» со скачек. Оживленный даже в такой ранний час, со сверкающими глазками, он возник из-за колонны в мраморном храме правосудия и увел Джоан. Она была чуть выше его ростом, наклонялась, чтобы лучше его слышать, являла собой образец покорности. Ричард не верил своим глазам. Вдруг именно такой мужчина был все эти годы ее тайным предпочтением? Его адвокат, тяжело дыша, спросил:

— Если судья действительно задаст вопрос о причине распада брака — я не говорю, что он это сделает, но мы заплыли в неизведанные воды, — то что вы скажете?

— Не знаю, — ответил Ричард. Он изучал завиток на мраморе между носками своих ботинок, похожий на крохотную разбивающуюся волну. — У нас были политические разногласия. Она заставляла меня ходить на демонстрации защитников мира.

— Как насчет физического насилия?

— С этим не очень. Возможно, этого-то и не хватало. Вы действительно считаете, что он станет задавать такие вопросы? А как же ответственность без вины?

— В этом штате принцип «ответственность без вины» — tabula rasa. Наше дело станет прецедентом. Понятия не имею, что выкинет судья. Надо быть готовыми ко всему.

— Помимо политики мы не слишком ладили в сексуальном смысле.

Воздух между ними сгустился; у Ричарда с отцом секс тоже был болезненной темой. Скорбное дыхание адвоката стало еще громче.

— Значит, вы готовы заявить о личной и эмоциональной несовместимости?

Как ни противоречило это истине, Ричард кивнул:

— Если придется, то готов.

— Вот и славно. — Адвокат стиснул своей лапищей плечо Ричарда. Он стоял очень близко, тяжело дышал, был серьезен и только изображал веселость, его костюм казался старомодным, а бумаги у него под мышкой смахивали на список спортивной команды. Увидев все это разом, Ричард понял, что имеет дело с тренером, что сам он вот-вот забьет победный гол, изощренно прыгнет с вышки, заставит взреветь от восторга тысячи бейсбольных болельщиков. Вперед!

Они вошли в зал суда парами. Их встретила целомудренная пустота, в которой доминировал густой зеленый цвет, как в лесу. Окна выходили на черную от промышленных отходов реку, со стен взирали покойные судьи. Адвокаты принялись совещаться, их клиентам осталось только неуклюже переминаться и переглядываться. Ричард скорчил рожу, означавшую «что теперь?», Джоан ответила ему гримасой «понятия не имею». «Слушайте, слушайте, слушайте!» — пропел бестелесный голос, и в зал поспешно вошел улыбчивый судья в развевающейся мантии. Розовое отполированное личико с острыми чертами, вид праведника, который будет жить вечно. Сначала он кивнул, потом сел. Адвокаты подошли к нему и зашептались. Ричарда тянуло к Джоан, единственному живому существу в этом помещении, которое не производило на него отталкивающего впечатления.

— Прямо Домье[20], — прошептала она, имея в виду происходящее.

Адвокаты разошлись, судья поманил истца и ответчицу. Он был такой чистенький, что его улыбка издавала скрип. Он показал Ричарду лист бумаги, оказавшийся аффидевитом.

— Это ваша подпись? — спросил он.

— Моя, — подтвердил Ричард.

— Вы считаете, что ваш брак, как здесь сказано, потерпел непоправимый крах?

— Считаю.

Судья повернулся к Джоан и спросил чуть теплее:

— Это ваша подпись?

— Да. — Ее голос был как целебное дуновение, в нем искрились краски. Ричард следил за ней уголком глаза.

— Вы тоже считаете, что ваш брак потерпел непоправимый крах?

Пауза. Ричард знал, что она так не считает.

— Да, — сказала она.

Судья с улыбкой пожелал им обоим удачи. Адвокаты облегченно перевели дух. Пришло время оживленной юридической болтовни: о будущем принципа ответственности без вины, о «быстрых разводах», некогда практиковавшихся в Алабаме; Маплов все это не касалось. Лишние на своей собственной церемонии, Джоан и Ричард вместе попятились от скамьи и встали плечо к плечу, гадая, как им теперь быть. Ричард вспомнил, наконец, как ему надо поступить, и поцеловал ее.

Бабушки-дедушки

Бывшие Маплы развелись за несколько лет до того, как Джудит, их старший ребенок, вышла замуж и собралась рожать. Она жила с мужем, компьютерным программистом-фрилансером и трубадуром, в Хартфорде, на грани бедности. Джоан Мапл, теперь носившая фамилию Вандерхейвен, сказала Ричарду Маплу по телефону, что она и Энди, ее муж, собираются приехать в Хартфорд, на роды, которые будут вызываться искусственно.

— Это смешно! — заявила Рут, жена Ричарда. — Женщине за тридцать, у нее есть муж. Суетящиеся вокруг нее разведенные родители — это не просто глупость, а жестокость. Я рожала первенца на Гавайях, моя мать в это время была во Флориде, мы обе так захотели. Когда рожаешь, требуется пространство, воздух, главное — дышать. — Вспоминая собственное разрешение от бремени, происходившее естественным путем, она демонстративно запыхтела. — Оставьте свою бедную дочь в покое! Ей понадобилось целых десять лет, чтобы преодолеть ваше жуткое воспитание!

— Джоан говорит, что Джудит сама ее позвала. Если она хочет, чтобы рядом с ней была Джоан, значит, хочет и меня. Если я допущу, чтобы там оказались только Джоан и Энди, то младенец примет Энди за своего дедушку. Это сразу запечатлеется в его памяти.

— Никто, даже ребенок в возрасте одного часа, не примет Энди Вандерхейвена за члена вашей семейки, — возразила Рут. — Вы оборванцы, а Энди щеголь.

Ричард давно привык к тому, как жестко Рут воспринимает окружающий мир: это было все равно что жить в книжке-раскладушке, лишенной еще одного измерения — неопределенности. Но ему было больно думать, что его первый внук может появиться на свет, в то время как рядом не будет его. Джудит родилась в Англии, и когда он впервые ее увидел, она была туго спеленутым, плотным конвертом с круглым красным личиком. Она стала первым в его жизни младенцем, которого он взял на руки. Он ждал этого момента с опаской, боялся уронить это хрупкое бесценное создание, но оказалось, что даже новорожденные наделены силой прилипания и так удачно ложатся на руки взрослому, что тот забывает про все страхи. Дрожащая горячая головка, блуждающие глазки, как мутные капли небесной росы, сморщенное личико, источающее настоятельную волю к жизни. «Это наше общее дело, папа, — заверяло его крохотное тельце, — мы все преодолеем вместе».

Так и вышло, они вместе прошли сквозь пеленки и ночные кормления, колики и свинки, подростковые слезы и приступы глупости, уроки игры на флейте и катания на лыжах, через начальную и среднюю школу, пока не наступил час выступления выпускников, где Ричард не поверил своим глазам: его дочь, участница ансамбля длинноногих танцовщиц, синхронно с остальными застыла в финальной позе и серьезно уставилась на зрителей. Весь ансамбль вопросительно приподнял брови. «Кто мы такие?» — спрашивали они. Безмолвный ответ ошеломленного зала был очевиден: «Женщины». Никогда еще Ричард не понимал с такой отчетливостью, что ее тело оторвалось от него и принадлежит внешнему миру. И вот теперь ее тело раскалывалось, производя на свет еще одно тело. Черт возьми, он не позволит, чтобы Джоан одна приняла их внучку, превратила ее в свою исключительную собственность!