Элизабет Мид-Смит - Дедушка и внучка Страница 34

Когда Мэри одевала Дороти к обеду, малышка сказала ей:

– Мэри, если сегодня вечером вы с Карбури спрячетесь где-нибудь у входа в дом, то увидите кое-что интересное. Будет полная луна, но будут и тени, знаете, под деревьями. Так вот, вы с Карбури стойте где-нибудь в тени, и тогда увидите что-то очень хорошенькое.

– Какая вы странная, мисс Дороти, у вас вечно какие-нибудь новые выдумки в головке.

– У меня много выдумок, правда? – переспросила девочка и прибавила по-французски: – О, я так довольна, я так всех люблю.

– Мисс Дороти, я не понимаю, когда вы говорите на этой тарабарщине.

– Да, Мэри, боюсь, что вы немножко непонятливы. Но если бы у вас в сердечке было, вот как в моем, много-много любви, вы бы тоже о своих чувствах говорили по-французски. Этот язык гораздо красивее английского. Дедушка понимает, когда я говорю с ним по-французски, и тетя Доротея понимает немножко, и мой голубчик пони все понимает, и Чистое Сердце тоже.

– Маленькая мисс, и зачем вы наградили бедную лошадь таким непонятным именем?

– Может быть, для вас непонятным, но не для меня, – сказала Дороти.

Дороти, одетая в изящное платье (теперь для нее выписывалось множество вещей из Лондона), мелкими шажками сошла вниз. До ужина было еще далеко, и по каким-то непонятным причинам, непонятным даже для нее самой, девочке захотелось пройти в конюшню и поцеловать Чистое Сердце. Она была очень привязана к своему пони, но опять-таки по неясным ей причинам еще сильнее любила лошадь деда.

Это было красивое животное с белой звездочкой на лбу. Она была кротка и отличалась всеми качествами лошади хорошей породы и превосходной родословной. Конюх гордился лоснящейся темно-гнедой шерстью Чистого Сердца.

Лошадям задали овса и сена на ночь, и они стояли без привязи в денниках. Дороти легкими шагами вошла в конюшню. Горела маленькая лампа, и при ее свете девочка различила массивный силуэт Чистого Сердца. Малышка вошла в денник, нисколько не боясь, и, подняв маленькую руку, старалась дотянуться до лба лошади. Животное опустило голову к ребенку, и глазки Дороти заглянули в темные и кроткие глаза лошади.

– Ты напоминаешь мне моего папочку, вот почему я так ужасно люблю тебя! – сказала Дороти. – Милая, дорогая, я люблю тебя!

После этого Дороти спокойно вернулась домой. Теперь ужины в Сторме стали немножко праздничными. По вечерам сэр Роджер считал необходимым особенно баловать внучку, поэтому к столу подавали всевозможные сладости, которые любят дети. В доме хранился неистощимый запас шоколада, к которому Дороти имела пристрастие. Дед всегда отказывался от лакомства, сколько бы Дороти ни упрашивала попробовать, а тетя Доротея, напротив, очень любила шоколад, и малышка всегда щедро делилась с ней.

– Я удивляюсь, Доротея, что ты, в твои-то годы, портишь зубы сладостями, – сэр Роджер не смог удержаться от замечания дочери.

– Тетя, покажи мне зубки, – попросила Дороти. – Они болят? Что с ними такое? Они не в порядке?

– Нет, моя дорогая, – ответила мисс Сезиджер. – У меня хорошие зубы.

– Не нужно больше говорить так, дедуля, – проговорила Дороти, обращаясь к старику. – Тетушка любит шоколадинки и будет кушать их. Они мои, и я могу давать их, кому хочется.

В этот вечер мисс Доротея не ела больше сладостей, и вскоре маленькое общество перешло в гостиную. Тотчас же началось представление «Совушки и Киски». Дороти играла свою роль с большим воодушевлением. Она была ласкова, шаловлива, прихотлива. Казалось, она родилась актрисой. Мисс Доротея вообще редко смеялась, но теперь почти визжала от смеха, глядя, как Дороти изображает кошечку. А когда почтенный старый отец явился в виде «совы», она мысленно согласилась с Карбури и Мэри (хотя и не подозревала, что они тоже наблюдают за представлением), что наступил конец света. Может быть, не следует этого рассказывать, может быть, это шло вразрез с прежней важностью хозяина Сторма, но он прекрасно сыграл роль совы. В конце сцены большая балконная дверь гостиной распахнулась, и старик с внучкой, рука об руку, вышли на лужайку, чтобы танцевать «при свете луны». Мисс Доротея при этом едва не упала от изумления.

Она не посмела воспротивиться танцам на открытом воздухе и положительно окаменела. Сначала ей было бесконечно весело и, глядя на происходившее, она изумлялась и восхищалась. Доротею увлекала грациозная маленькая сценка, красота ребенка, плавные па старинного менуэта и такое выражение на лице старого Сезиджера, какого она никогда прежде не видела.

Когда танец уже подходил к концу, откуда-то из темноты донесся приглушенный крик, и мисс Доротее показалось, что она узнала жалобный голос. Случилось то, чего она боялась: Роджер не мог дольше оставаться вдали от любимой дочки. Что делать? Ужасная сцена могла разыграться в любую минуту.

И тогда тихая, кроткая мисс Сезиджер выбежала из большого дома и бросилась через лужайку. Легкая изморозь покрыла траву белым налетом, говоря о приближении зимы. Доротее хотелось бежать к брату, но в саду не было и следа Роджера. Обежав все кругом и не найдя его, она вернулась домой. У мисс Сезиджер разболелась голова, промокли и окоченели ноги. У нее не было сил даже для слез. Тихо пробралась она к себе в комнату, боясь в этот вечер снова увидеться с отцом или с маленькой Дороти. Когда Мэри постучала в дверь спальни, Доротея смогла лишь ответить:

– Я занята и не могу впустить вас. Идите спать.

Мэри и Карбури тоже слышали крик, слышали его садовники и конюх. Лишь маленькая Дороти и ее дед ничего не заметили. Голос прозвучал очень резко, внезапно и скоро затих, они же были так заняты своим танцем, так упоены радостью и большой-большой любовью друг к другу, что пронзительный крик страдания не достиг их слуха.

Слуги собрались в одной из кухонь, вопросительно переглядывались и толковали о том, что все это могло бы значить. Испуганный Майкл заявил, что если в Сторме появляются привидения, он не будет служить здесь даже за двойное жалованье.

Мэри вернулась из комнаты мисс Сезиджер с озабоченным лицом, и Карбури знаком предложил ей пройти в буфетную.

– Вы, конечно, слышали? – спросил он.

– Да, – кивнула Мэри, прижав руку к сердцу.

– Это не дух, – убежденно сказал Карбури.

– Какой там дух!

– Я узнал голос, и принадлежать он может только одному человеку. Много лет назад молодой сэр Роджер кричал так, когда старик, разгневавшись за какую-то провинность, бил его хлыстом.

– Помоги нам Бог, – прошептала Мэри. – Ведь он умер и лежит в могиле…

– Он жив! – Карбури нисколько не сомневался в своих словах. – Что только будет теперь?

– Карбури, – произнесла Мэри, помолчав немного, – мисс Сезиджер тоже слышала голос и, наверное, узнала его. Я ходила наверх узнать, не нужно ли чего, а она не впустила меня в комнату. Вы видели, как она бежала через лужайку, точно желая отыскать его?

– Так кричит человек, сердце которого разбилось, – вздохнул Карбури. – И он должен был бы жить здесь… Боже, помоги нам!

Глава XIX

Чистое сердце

Именно на следующий день и случилось то событие, о котором мы упомянули. Стояло раннее утро. Дороти была в саду. Она всегда проводила здесь около получаса, прежде чем идти учиться в комнату тети Доротеи. После двенадцати часов они с дедом собирались ехать верхом, но старик до сих пор еще не сошел вниз, сказавшись немного уставшим. Мисс Доротея не сомневалась, что отец простудился во время танцев при свете луны, но не хотела огорчать этим Дороти.

Поэтому девочка беззаботно бродила по саду. Здесь уже было не то, что летом. На лужайках виднелись только редкие маргаритки, прелестные розы отцвели. На дорожки торжественно падали разноцветные листья. Небо было темно-свинцового цвета, и, казалось, каждую минуту мог пойти дождь, но в сердечке Дороти сиял ровный солнечный свет. Девочка лучилась изнутри любовью к Богу и ко всем людям, ведь девизом ее маленькой жизни были слова: «Бог есть любовь». Именно любовь, живущая в сердечке Дороти, делала ее столь прекрасной, что от детского личика трудно было отвести взгляд. Вероятно, поэтому-то все знавшие маленькую Дороти так сильно любили ее.

Два садовника, Петерс и Джонсон, ухаживая за поредевшим садом, украдкой наблюдали, как она весело бегает по цветнику, и улыбались. Карбури и Мэри спорили из-за того, кому взглянуть на девочку из окошка буфетной. Сэр Роджер, несмотря на мигрень и ревматическую боль в руках и ногах, решительно убеждал себя, что никто не заставит его остаться в постели. Он должен встать и ехать верхом, ведь если дед останется дома, это огорчит маленькую Дороти.

Тетя Доротея, опомнившись после вчерашнего потрясения, теперь собиралась идти к плоскому камню, чтобы получить от брата объяснения. Потом мысли ее перешли к предстоящим занятиям с племянницей. Тетушка беспокоилась, будет ли сегодня Дороти внимательна. Заботливо взглянув на учебники, разложенные на столе, мисс Сезиджер почувствовала теплую волну нежности к малышке. Таким образом, все в усадьбе думали только о Дороти.