Владислав Вишневский - Кирза и лира Страница 36

Дневальный, ничего не понимая, обмерев от страха на слабых уже ногах стоял, прислонившись к стене, пытаясь унять мелкую дрожь. «Там случилось что-то такое!.. Что-то такое!.. — ни жив, ни мертв, думал дневальный. — Ужасное!»

Горсть белых призраков, между тем, горохом высыпав на улицу, тут же свернула за угол, дальше тянуть было просто невозможно, в беспорядке рассыпавшись, застыла в счастливом, сладостном состоянии постепенно высвобождающегося мочевого пузыря.

— Ну наконец-то! У-хх!

— Х-ха-а!

Бесцеремонно и неспешно рисуют грифелями горячих струй замысловатые абстрактные узоры на чистой поверхности снежного листа. Крутят головками половых членов туда-сюда, усложняя рисунки, раскачиваются с ноги на ногу, вытянув шеи крутят стрижеными бошками во все стороны, шумно дыша, откровенно блаженствуют.

— Хорош-ш-ооо-то ка-ак, пацаны!

— Да-а-а, кла-ас-сно здесь! А в-во-оздух-хх какой!.. Не то, что в роте…

— Бр-рр… А прохладно уже… Да, ты!

— Да-а, заеб…

Над ними, высоко-высоко в глубоком черном пространстве неба, загадочно мерцая, блистают мириады звезд. Где-то там, далеко-далеко, неизвестно где, живут страшные инопланетяне и летают космические корабли. Вверху, над ними, всё таинственно и всё красиво. Но там беспредельная пустота, холод и мрак. Холод и мрак! Мрак! Мрак! Мрак!.. А здесь, на родной Земле, рядом с ними — вот тут! — всё близкое и всё им родное… Как и там, дома! Всё опять засыпано легким пушистым снежком. Белый снег, как и там, дома, прикрыв землю кое-где стыдливо лежит, темнея в мрачных и жирных лужах, стесняясь, чернеет. Воздух чист, свеж, даже пьянящ. Гипнотически завораживающе надо всем этим царствует ночная тишина… Ти-шина… шина… ина!.. Вокруг тихо, спокойно, величественно… венно… енно… енно… но!..

— Да, здоровско!

— Заеб…

— Ага!

Так бы стояли и стояли пацаны… закрыв глаза, дыша полной грудью… Вот так: ух-ах, ух-ах… Сколько возможно… Широко, глубоко: «ах-ха, ах-ха! Кр-ра-со-те-ень!» Как вдруг неожиданно увидели, что к ним, в их сторону, нарушая эту благостную тишину и спокойствие, шумно дыша, несутся, суматошно размахивая руками, громко и грубо шлепая сапожищами по хрупким лужам, трое крупных мужиков в белых медицинских халатах, с огромными носилками.

— Епись тв… Пацаны, чё это?

— Ата-ас, пацаны, вурдалаки! Которые кровь пьют! Л-линяем!

— Ма-амочки-и!..

Солдаты, как по команде, мгновенно сунув оборвавшиеся фонтанчики в кальсоны, прервав таким образом влажный, но, увы, незаконченный — почти на заключительной фазе! — процесс, в панике, коряча от мокроты в паху ноги, через две-три ступени скачками, рванули вверх по лестнице, в спасительную роту.

А в туалете, в это время… Х-ха!.. А в туалете никакое кручение, никакое вытягивание ноги не помогало. Правило школьного буравчика-штопора здесь явно не срабатывало, равно как и принцип резкого выскакивания пробки из бутылки или даже нежное вытягивание морковки из грядки. Солдату явно становилось хуже. Он уже откровенно и громко хныкал, закатывал глаза, делал попытки присесть. Ага, щас… Куда тут присядешь?..

Все присутствующие диагноз проблеме поставили быстро и профессионально: ноге мешает сбившаяся портянка и мокрый внутри сапог. Решение задачи должно быть, естественно, тоже нетривиальным, как и сама возникшая проблема. Но такому в офицерских училищах не учили, на практических занятиях не проходили и в книжках о таком нигде не прописано. Поэтому, решение могло быть только одно: врачи-медики пусть тут и разбираются-расхлебывают, эскулапы — кто ж ещё! — их должны были этому учить — всему, в смысле… Вот пусть они и…

Пилить, так пилить, как говорится, колоть, так колоть!

Вода из сливного бачка — данного технического объекта — не найдя привычного ей отверстия, уже весело переливала через край лунки. Далее она — невозмутимо — широкой рекой — текла по полу в угол комнаты, где благополучно и успокаивалась в запасном отверстии. Все активные попытки офицеров перекрыть краны с водой тоже не удались по банальной причине, полнейшего отсутствия на них ручек-вентилей. А случайно завалявшихся, пусть и плохоньких, пассатижей в карманах офицерских брюк, тоже почему-то не оказалось. В общем, к сожалению, приходилось топтаться в этой душно-влажной половой среде.

Толпившиеся офицеры уже не знали что и делать, — ждали врачей.

— Не хн-нычь, боец. Щ-щас отпилим! — офицеры, за тонким, своеобразным юмором прятали свою растерянность.

— Ага.

— Да не переживай ты… Всего-то — чик, и готово! — таким вот образом подбадривали солдата.

— И не почувствуешь, парень. — Шутили с серьезными лицами.

— Может, масло… — совсем не к месту, не из той оперы, вдруг предложил старшина… — принести, а? — пошутил так, наверное, мужик.

— Во! Уже и старшина с нарезки соскочил! Ту-тууу, старшина, да?..

— Чего-о?.. Какое еще тут, ёпа-мать, масло? — злится подполковник на беспросветную глупость и дурацкие шутки младших командиров. До них даже не доходит серьезность положения. Главное же, не в этом… Вот попал, а?

— Ага, еще рюмку водки и бутерброд, — весело подхватывают шутку офицеры.

— Точно, старшина, как раз время — ему бутерброд, нам всем по стакану водки, — радостно гогочут офицеры.

— Ружейное, — уточняет свою идею старшина.

Его уже не слушают. Понятно, — бредит, старшина… уже, того — ку-ку!..

— Да хоть… ёпа мать… совковое… — рычит старший офицер, подполковник Мещеряков. — Делайте же что-нибудь! Ну!

Старшина, бренча ключами, выскакивает из туалетной комнаты.

Подполковнику вдруг стало душно. Расстегнув ворот гимнастерки, он с серым лицом вышел вслед за старшиной. В поисках хотя бы глотка свежего воздуха, шатаясь прошел на лестницу, остановился. Ф-ф-уу!.. Тут можно было ещё дышать. Тут ещё было то, что принято называть воздухом. Он очень разволновался, расстроился, что вот так, случайно, по-дурацки попал в эту ситуацию. Мгновенно разболелась голова, опять сдавило сердце… Ему неприятно было сознавать, что этот дурацкий конфуз может осложнить или даже поставить — вполне возможно! — крест на его дальнейших планах. «Ну надо же, вот идиот, — мрачно распекает он себя. — И чего меня потянуло по этим засраным туалетам ходить? Что я там не видел? Вот же, козел, старый! Вызвал бы к себе этого старлея или принял доклад по телефону и всё, все дела. Всё!.. Перед кем я тут выкаблучиваюсь? Перед кем усердствую, а? Вот дурак, так дурак! Политотдел, если узнает, как пить дать, всё теперь задробит. Плакала новая должность, зарплата, повышенная пенсия… Ну надо же, а? ЧП! И ведь когда, а? Накануне перевода!» — сокрушается командир, окончательно расстроившись.

В эту минуту к нему на площадку, снизу, неожиданно один за другим выскакивают, как джины из бутылки, в одном нижнем белье несколько стриженых солдат. «О! С улицы!.. Без формы!..» — отстраненно замечает подполковник.

Призраки, неожиданно столкнувшись лицом к лицу с офицером, да при таких больших звездах, от страха и ужаса чуть было обратно вниз не сиганули. А ничего удивительного, их понять можно — снизу подпирают санитарные носилки, вверху караулит подполковник! Не захочешь, да свихнешься… С перекошенными от ужаса лицами (ма-амачки!), шаркая спинами по стенам, но руки по швам, все же нашли в себе силы, рванули (а куда деваться?) мимо подполковника дальше, в спасительное помещение роты.

«Самоволка! — вдруг пронзает мозг старшего офицера профессиональная догадка. — Еще и самоволка?! В учебном-то полку! И в мое-то дежурство! Вообще п…ц!» Принять хоть какое-то осмысленное решение офицер не успевает. Внизу выстрелом хлопает входная дверь, опять грохочут сапоги. «Еще-ё?!» — обреченно думает подполковник и, прислонившись к стене, хватается двумя руками за сердце.

Снизу, обгоняя друг друга, тяжело дыша (пятый этаж), на площадку врываются санитары с носилками. Их трое. Сбившись в кучу перед старшим офицером, в замешательстве останавливаются. Старший из медбратьев, который с большой сумкой и красным крестом на ней, с секундной заминкой докладывает:

— Товарищ подполк…

Вяло махнув рукой в сторону расположения роты, офицер прерывает доклад.

— Не мне. Там… — тупо смотрит на носилки. «Прилечь бы сейчас. Всё!.. Теперь уже всё. Накрылся начштаба мохнатой варежкой!..» — обреченно констатирует подполковник.

Чему-то по-идиотски улыбаясь, как показалось расстроенному подполковнику, по-коридору протопал старшина с трехлитровой, пузатой банкой темно-маслянистой жидкости в руках. Слегка притормозив, кивает подполковнику:

— Щас, та-ащ подполковник, вытащим, — и совсем обрадовано, медикам: — А вот и коновалы пришли! Вовремя, мужики… За мной!

Те невозмутимо (и не такое про себя слыхали!) переводят носилки в боевое горизонтальное положение, бросаются вслед за старшиной. Карета экстренной медицинской помощи на скоростях, грохоча сапогами, дружно въезжает в туалет, благо размеры помещения позволяли. Правда, пока «рулевой» носилок на дыбах тормозил в той луже, своими сапогами немножко побрызгал на едва отскочивших офицеров. Да и задний «двигатель» кареты сгоряча брызг добавил. Радостная, можно сказать церемония встречи эскулапов была чуть-чуть ими же и подмочена… Но, это второе. Главное, пришли почти вовремя. Вот и хорошо, вот и пусть теперь отрабатывают свой хлеб, — сами за себя говорили обрадованные лица офицеров, — а то, действительно, всё мы, да мы. Отъелись тут, понимаешь… Глянь, какие мордастые!.. Воспряв, укоризненно, меж собой, кивают на санинструкторов.