Лео Перуц - Ночью под каменным мостом Страница 38

-- Нет, говорю вам, он был в здравом рассудке, а кому же знать его лучше меня, столько раз пускавшего ему кровь из вен, -- заявил цирюльник. -Я и сейчас вижу, как он стоит у окна и смотрит на город, и весь-то он бледный, дрожит, а на глазах у него слезы. Это было в тот день, когда протестантские представители сословий заблокировали его в замке. "Прага не подала мне никакой помощи, -- сказал он пану Зденко фон Лобковицу, своему канцлеру, который пришел испросить у него отставки. -- Она оставила меня в беде и ничего не сделала для меня. Да-да, ни одного коня они не оседлали для того, чтобы помочь мне". А потом мой царственный господин, обуреваемый гневом и печалью, так бросил об пол свою шляпу, что большой карбункул, которым крепилось на шляпе перо, отскочил и закатился неведомо куда, и сколько его ни искали потом, так и не смогли найти.

-- Что это вы на меня смотрите? -- взвился Броуза. -- Если вы этим хотите сказать, что я нашел камень и тайком сбыл его, то это голимое вранье! Каждый знает, что многочисленные труды по должности, в которой я служил Его Величеству римскому императору, не оставляли мне времени заниматься такими пустяками, как поиски какого-то дурацкого камня!

И, разобидевшись на всех присутствующих, он сделал большой глоток из пивной кружки своего соседа Яроша.

-- Кабы только нашему высочайшему господину, -- взял слово лютнист Каспарек, -- давали лучшие советы! Если бы он только осознавал опасность, не тратил времени зря и не завязывал слишком туго свой кошелек! Большая игра требует больших ставок. Имел бы я тогда доступ и возможность поговорить с моим всемилостивейшим господином, он наверняка открыл бы мне свои уши, ибо всегда глубоко чувствовал музыку. Но нет, я уже был в опале и не смел появляться на глаза императору -- и все из-за Диоклетиана, будь он проклят!

-- Да он и так проклят, твой Диоклетиан, чем ты и можешь утешиться, -сказал камердинер. -- Он же был закоснелым язычником и к тому же преследовал святую церковь.

-- Известно, что Его Величество был большим любителем древних римских монет, -- объяснил цирюльник слесарю и остальным собравшимся вокруг стола. -- Он составил из них прекрасную коллекцию и называл их не иначе как "мои языческие головки". Со всего света к нему ездили ученые и антиквары осматривать его собрание. Он не пренебрегал даже плохоньким медяком, а Каспарек взял да и поднес ему большую серебряную монету с портретом римского императора Диоклетиана...

-- Это была редкая штука! -- подхватил Каспарек -- И Его Величество должен бы только радоваться ей, да, на мою беду, Диоклетиан в свое время отрекся от престола. Вот и пришла нашему царственному господину в голову фантастическая мысль, будто я подарил ему эту монету с целью склонить его поступить так же, как Диоклетиан. А значит, я служу его брату Матиасу Австрийскому!

-- При каждом княжеском дворе живет демон, имя которому подозрительность, -- заметил придворный слесарь, когда Каспарек умолк, сокрушенный своими горестными воспоминаниями.

-- Да, это верно, но я все же надеялся на лучшую память о моей верной службе, -- горько возразил Каспарек. -- Я уже был в немилости у императора, когда вспыхнул мятеж в Новом Граде. Вы все вспомните, как мятежные протестантские сословия собрались и во главе с графом Шликом и паном Будовецом заняли новоградскую ратушу, как они выбрали доктора Есениуса верховным дефенсором(1), а Вацлав Кинский ходил по городу и говорил всем, кто хотел его слушать, что этот король не годится и что мы должны поставить другого. Кончилось тем, что в деревушке Либен пошли переговоры с герцогом Матиасом. Но дело Его Величества еще не было проиграно -- в то время в Праге было полно уволенных и обиженных солдат; они шумели на улицах, искали дела и только и ждали, чтобы император принял их на службу. Если бы только мой высочайший господин не поскупился и запустил руку в свой кошелек, если бы сколотил войско...

-- Если бы да кабы! -- перебил его Червенка. -- Денег-то ведь не было! Ни разу недостало денег на самые неотложные расходы. "Мой делатель золота умер, -- жаловался император. -- Он унес свою тайну в могилу, и мне из его золота не досталось и пол-унции".

-- Кто же был столь несвоевременно умершим делателем золота у Его Величества? -- поинтересовался слесарь.

-- Об этом бы вам спросить, -- отозвался Червенка, -- у Филиппа Ланга, пока тот еще не ускользнул в преисподнюю с петлей на шее. Он был доверенным Его Величества в этом деле. Я же ничего не знаю.

-- Его Величество держал в замке множество всяческих делателей золота и адептов тайной науки, но чего-нибудь путного не достиг ни один из них, -возразил лютнист императора. -- Что же касается этого последнего золотоделателя, о котором столько болтали, так мне кажется, что его вовсе не было! Кто видел его в лицо? Никто! Это был только призрак, сотворенный фантазией нашего высочайшего господина, образ из его сновидений...

-- Нет! -- убежденно сказал Броуза. -- Этот делатель золота не был ни призраком, ни сном. Я знаю, кто был делателем золота у императора. Да, знаю, и не смотрите на меня так. Я, Броуза, узнал этот секрет. И если бы я назвал вам его имя, вы все были бы страшно удивлены и уж немало покачали бы головами!

-- Ты знаешь, кто это был? -- спросил камердинер таким тоном, что можно было предположить, что и он знает эту тайну.

-- Знаю, но об этом нельзя говорить, -- ответил Броуза. -- Я нередко ходил за Филиппом Лангом по пятам, а потому и знаю, куда он мотался и в каком доме просиживал целыми вечерами. И я в глаза говорил моему господину императору, что он держит этого золотоделателя на горе многим бедным людям и что это не по-христиански... Но мой господин сначала притворился, будто не понимает по-чешски. Когда же я не отступил от него и начал говорить с ним жестко, то он не прогневался, а принялся жаловаться на судьбу, -- какой убогой, мол, стала его жизнь, и как тяжек груз на его плечах, и сколько людей он должен содержать, и что расходы на хозяйство не осилить без содействия этого делателя золота... А потом он заставил меня дать страшную клятву в том, что я, доколе Бог даст мне жизни, не выдам имя золотоделателя и ни одному человеку в мире не скажу о сути дела. Я до сего дня держу свое слово!

-- Но теперь-то, через столько лет, оно уже не действует! -- высказался цирюльник. -- Уж нам-то, твоим старым друзьям, ты можешь сказать?

Броуза покачал головой.

-- Дай-ка я попробую вытянуть это из него! -- сказал придворный слесарь. -- Я знаю, что для этого нужно сделать! И он обратился к Броузе.

-- А что, кум, как вы насчет яичницы и салатика из зелени? Броуза молча покачал головой.

-- Так, может быть, вы желаете чего-нибудь из жаркого или супов? Правда, это греховно дорого в наши дни, да и хозяин порядочный вор, но все-таки?

Броуза не отвечал.

-- Ну же! Чего-нибудь мы все-таки хотим? -- продолжал слесарный мастер. -- Например, отличного жаркого из свинины? Со всем, что к нему полагается?

Броуза нерешительно взглянул на него.

-- Свиного жаркого я бы охотно поел! -- сказал он. -- Не слишком жирного, но и не слишком постного... И к нему немного спаржи.

-- Конечно, жаркое будет со спаржей, зеленью и кнедликом! -- подтвердил придворный слесарь.

-- Ясное небо! Везет же вам сегодня, пан Броуза! -- воскликнул один из сидевших за соседним столиком.

Броуза вздохнул. Он выдержал короткую и жаркую борьбу с собою, но преодолел искушение.

-- Нет! -- сказал он решительно. -- Я поклялся моему господину, покойному императору, и всемогущему Богу, и святой Марии, его всехвальной матери -- и ради спасения моей души, на которое я очень надеюсь, в этой жизни уста мои будут закрыты. Но, может быть, пан Ярош...

Он немножко помедлил, как если бы вновь обдумывал предложение слесаря.

-- Возможно, -- продолжал он, -- Бог допустит, чтобы мы с вами встретились на том свете. Тогда я сразу подойду к вам и там, наверху, расскажу то, чего нельзя рассказать здесь. Да будет на нас милость Господня! Аминь!

-- Аминь! -- повторил камердинер и перекрестился, и все остальные последовали его примеру. А на Броузу вновь накатил его старый дураческий стих; он решил, что пообещал Ярошу слишком много, и, чтобы потом не пожалеть об этом, поспешил исправить свою ошибку.

-- Но не подумайте, -- объяснил он придворному слесарю, -- что вы узнаете все задаром. Нет, выкиньте это из головы, тайна везде имеет свою цену. Свиное жаркое с кнедликами и зеленью придется поставить и на том свете!

Он показал на небо и прикрыл глаза; образ небесного жаркого предстал перед ним во всем своем блеске, и сияние вечной радости отразилось на его плосконосом, остробородом и морщинистом лице.

(1)Defensor (лат.) -- защитник, титул выборного главы протестантского самоуправления; ему подчинялись войско и гражданские учреждения.

XIII. НЕУГАСИМЫЙ ОГАРОК СВЕЧИ

Когда на Прагу опускались сумерки и становилось темно, Филипп Ланг приезжал в дом на площади Трех Колодцев. Там его уже ждал Мендл, доверенный приказчик и домашний слуга Мордехая Мейзла, который приветствовал его и провожал наверх -- к своему хозяину.