Чадравалын Лодойдамба - Прозрачный Тамир Страница 39

- Уходи, без тебя справлюсь!

Но Хонгор хотел помириться с Жаргалом.

- На вот, возьми, - сказал он и протянул пироги.

- Не нужны мне пироги, заработанные дракой, - сказал Жаргал и ударил Хонгора по руке. Пироги выпали.

Жаргал собрал свою суму, закинул за спину и, не глядя на Хонгора, ушел. Подошла бродячая собака и с жадностью набросилась на пироги. Хонгор ее не отогнал.

Слова Жаргала заставили Хонгора задуматься. Сейчас ему даже казалось, что победу одержал не он, а Жаргал, что теперь все его будут дразнить за то, что он дрался за эти проклятые пироги. От обиды Хонгор даже заплакал. Нащупав за пазухой зоску, он вытащил ее и швырнул как можно дальше. Нет, теперь он никогда не будет драться за плату.

Тихо открыл Хонгор калитку, но колокольчик все равно зазвенел. Что ответит он учителю? Как объяснит опоздание? Видно, прядется опять что-нибудь соврать. Так ничего и не придумав, Хонгор вошел в юрту.

- А ну-ка, подойди ко мне, - сказал лама.

Хонгор с опаской приблизился. Лама посмотрел на него, потом вдруг размахнулся и хлестнул его по лицу длинными черными четками. Затем, как будто ничего не случилось, опять взялся за книгу. На лице Хонгора появился красный след, но он уже не чувствовал боли.

Через несколько дней Хонгор на улице встретился с Жаргалом. Он поздоровался первым, но Жаргал не ответил на приветствие.

- Разве мы не уговорились, что не будем помнить зла? - сказал Хонгор. Выходит, что ты слова бросаешь на ветер.

- Я тогда не знал, что собираюсь драться с наемным ослом, - сказал Жаргал.

11

Довчин и Гэрэл вернулись из гостей далеко за полночь.

- Завтра все высшие чиновники и офицеры должны нанести визит богдо-гэгэну, я поеду рано, ты отправишься со мной, будешь держать моего коня, - сказал подвыпивший Довчин Эрдэнэ.

- Ладно, - коротко ответил тот.

Эрдэнэ встал рано. Оседлав двух коней, он стал дожидаться хозяина. Довчин поднялся с трудом, болела голова. Выпив несколько рюмок подогретой водки, он съел две пиалы мучного супа и вышел во двор. Всадники шагом выехали со двора.

По пути им встретились лама Аюши и Чулун. Все трое поехали рядом. Эрдэнэ держался в отдалении. Крупный ургинский торговец - лама Аюши с восхищением рассказывал, что недавно он удостоился звания бэйса и что дал сойвону Данига сто ланов серебром для передачи богдо, чтобы тот своим указом определил ему предназначенную судьбой жену. Затем он сказал, что шанзав Бадамдоржи назначил его в министерство финансов.

- Вы не знаете меры. Ламам не следует вмешиваться в государственные дела, - холодно сказал Чулун.

- Пока Халха находится под покровительством желтой религии, руководить государством без лам невозможно, это приведет страну к катастрофе, высокомерно заявил Аюши.

- Государство держится на двух столпах: одним являемся мы - ваны, бэйлы, бэйсы, гуны и другая знать, а также высшие чиновники. Другой столп это хутукты, хувилганы, хамбы и прочие священнослужители. Наш долг - вместе подпирать государство, - сказал Довчин.

- И все-таки ламам лучше творить молитвы. Если уж государство держится на двух столпах, то одним из них являются высшие государственные чиновники, а другим - военные. Больше столпов нет, - отрезал Чулун.

Не известно, сколько бы продолжался спор между Аюши и Чулуном, если бы всадники не подъехали к храму Чогчин. У храма стояла большая толпа поёнов и чиновников в парадной одежде и с отго из павлиньих перьев. Но здоровенные монахи - смотрители храма, загородив дверь, не пускали их.

- Почему не пускают?

- Что они там, загородили двери? - слышались вопросы.

- От шанзава Бадамдоржи поступило распоряжение никого не впускать, нагло заявили смотрители храма.

Тогда вперед вышел Довчин.

- Вы ничего не понимаете. Мы, высшие чиновники гражданских и военных ведомств, пришли сюда, чтобы засвидетельствовать свою верность новой власти, - громко сказал он и подал знак рукой всем идти вперед.

Но смотрители храма неожиданно бросились разгонять толпу плетьми.

- Что за безобразие!

- Это переходит всякие границы!

- Эй вы, бритоголовые! Что вы делаете?

Однако монахи были настроены воинственно. Ни на кого не обращая внимания, они делали свое дело старательно.

Чиновники поспешили к лошадям.

Довчина ударили плетью по голове, он упал, и в тот же момент его еще ударили по лицу. С большим трудом добрался он до коня.

Приказ не пускать в храм высших чиновников в самом деле исходил от настоятеля Шабинского ведомства шанзава Бадамдоржи. Из борьбы светских и духовных феодалов за власть Бадамдоржи пытался извлечь кое-что для себя.

Оскорбленные чиновники хотели жаловаться, но Шабинское ведомство ответило, что приказ о недопущении их в храм получен от богдо, и каждого ноёна и чиновника, пытавшегося пройти в храм, оштрафовали на тысячу лампадок. Но дело этим не ограничилось. Шанзав Бадамдоржи вскоре захватил государственную власть, он стал премьер-министром Монголии. Закрепившись у власти, духовные феодалы обнаглели до крайности.

Свет Великой Октябрьской социалистической революции проникал и в Монголию. Князья и правители Монголии, испугавшиеся этой революции и обозленные на духовных феодалов, посетили китайского посла в Монголии Чен И и заявили о своем желании войти в состав Китая.

В то время ургинцы сложили печальную песню:

Министры, продавшие богдо за пачку денег,

Продавшие свой дом за злато,

Министры в дэлах золототканых!

Довольны ль вы, продав свою Ургу?

Китайское буржуазное правительство, выжидавшее удобного момента, чтобы проглотить автономную Монголию, охотно пошло навстречу пожеланиям монгольской знати.

Ноёнов, которые прибыли вести переговоры, Чен И встретил в парадной одежде у входа в свою резиденцию. Он приветливо улыбался, показывая острые желтые зубы.

- Уважаемых министров и князей я должен был встретить еще за пределами своих скромных покоев, но не смог, прошу извинить меня. Я беспредельно благодарен вам за то, что вы соизволили посетить меня, - сказал Чей И и пригласил гостей в дом. Там их уже ожидало богатое угощение.

Он внимательно выслушал просьбу монгольской делегации, все время дымя душистой сигарой.

- Это замечательно. Китай и Монголия еще со времен Чингис-хана вместе строили и укрепляли свое государство. Конечно, не мне, простому чиновнику, преподавать историю мудрым монгольским князьям. О вашей просьбе я немедленно сообщу своему правительству. Что еще пожелали бы высокие гости передать моему правительству?

- Я осмелюсь просить о том, чтобы были по-прежнему сохранены нам служебные посты и титулы, как богдо-хану, так и князьям и правителям аймаков и хошунов, - сказал один поён.

- Я прошу оставить на государственной службе высших чиновников гражданских и военных ведомств со всеми прежними служебными привилегиями, добавил Довчин, подобострастно улыбаясь.

- Я уверен, что правительство великого Китая удовлетворит ваши просьбы, - ответил Чен И.

Так в историю китайских и монгольских отношений вошел договор под названием "64 пункта Чен И", и во главе многочисленных китайских войск, вступивших в Монголию, стал генерал Сюй Шу-чжен, на которого была возложена защита северо-запада Китая.

Шанзав Бадамдоржи, опоздавший к этой сделке и не получивший никаких титулов и доходов, решил добиться расположения Сюй Шу-чжена. Со своими приближенными он написал генералу Сюй Шу-чжену письмо, в котором изложил свои планы. Письмо составляли всю ночь. К утру оно было готово.

- Ну, теперь идите, - сказал Бадамдоржи, - а я подумаю, как доставить письмо.

- Шанзав, разрешите, я отнесу, - сказал один из лам.

- Нет, вам этого делать нельзя. Ноёны сразу догадаются, в чем дело, и наши планы рухнут. Письмо надо отправить с человеком, которого никто не знает.

- Светлый ум у вас, ваше святейшество, с таким главой церкви мы не пропадем.

- Ладно, идите, я подумаю обо всем.

Приближенные могущественного настоятеля Шабинского ведомства ушли.

Шанзав встал. Хитрая улыбка искривила его губы. "Если бросить яблоко раздора, - подумал Бадамдоржи, - между Чен И и Сюй Шу-чженом, с помощью последнего можно будет устранить Чен И. Ведь они оба тщеславны. Каждому из них хочется считать своей заслугой то, что Монголия включена в состав Китайской республики. А если Сюй Шу-чжен его, шанзава, поддержит, он расправится с этими светскими ноёнами в два счета и станет во главе Монголии. Нет, голубчики, Бадамдоржи вам не провести, он никогда не окажется на задворках. Пусть он уже беззубый, но вас он проглотит".

Дверь открылась, и вошел лама. Бадамдоржи от неожиданности вздрогнул.

- Прибыл гонец от богдо-гэгэна, он просит у вас аудиенции, - сказал лама, почтительно сложив ладони.

- Не хочу я ни с кем говорить. Приготовь мне коня.

- Слушаюсь. - Лама попятился и бесшумно закрыл дверь.