Ирвин Шоу - Задумчивая, мило оживленная Страница 4

- Послушай меня, пожалуйста, - сказала Кэрол, - я хочу, чтобы ты отдавал себе отчет, что у нас будет за жизнь, если мы с тобой поженимся.

- Я уже отдаю себе отчет, это будет потрясающая жизнь!

- Я хочу, чтобы ты запомнил мои слова. Я на самом деле собираюсь стать великой актрисой.

- Черт возьми, - ответил я, - меня это нисколько не огорчит. Я вообще человек современный. Будь это в моей власти, я бы распахнул настежь все гаремы!

Конечно, я не мог знать, как буду себя вести, впервые делая предложение, но я никак не предполагал, что начну отпускать одну сомнительную шуточку за другой.

- Сначала дослушай меня до конца, - упрямо продолжала Кэрол. - Я могу вступить в брак только на определенных условиях. Тут я должна рассуждать, как мужчина...

- Напрасно, по-моему, женщины тоже имеют право голоса... К тому же...

- Я хочу, чтобы ты понял: я не принадлежу к той категории девиц, которые, покрутившись несколько лет возле театра, потом выходят замуж, рожают детей, уезжают в провинцию и до конца дней своих болтают о том, как они были актрисами в Нью-Йорке...

- Погоди минутку, пока еще, кажется, никто не собирался в провинцию...

- Главным в моей жизни всегда будет моя работа, а не мой муж, точно так же, как в жизни настоящего мужчины на первом месте в конце концов бывает работа. Тебя это устроит? - спросила она сурово.

- В высшей степени. Мне это даже нравится.

- Он еще не пришел, - сказала Кэрол, - но он придет. Мой шанс. И когда он придет, я буду на месте, и я его не упущу. Я должна сидеть и ждать, а не ездить по курортам, нянчить детей или принимать гостей и играть с ними в бридж. И если мне придется уезжать на гастроли сразу на целый год, потому что это есть моя работа, то...

- Мадам, - взмолился я, - может быть, хватит на сегодня?

Тогда она, наконец, засмеялась, мы поцеловались и несколько минут сидели молча, прижавшись друг к другу, уже почти забыв о всех ее предупреждениях, и когда я сказал: "Все будет хорошо, очень хорошо", - она кивнула и снова поцеловала меня, и мы отправились в бар отметить это событие, а там мы договорились, что поженимся в июне: к тому времени, по всей вероятности, уже должна сойти их пьеса.

Мы попрощались у подъезда, я поцеловал ее, пожелал спокойной ночи, но задержал в последнее мгновение и сказал серьезно: "Один последний вопрос, Кэрол...".

- Да?

- Что будет, если ничего так и не будет? Если своего шанса ты так и не дождешься?

Она помедлила с ответом, потом сказала спокойно: "Я буду разочарована на всю жизнь".

Она дождалась своего шанса всего три с небольшим недели спустя, в Бостоне; пришел он с той стороны, откуда его никто не ждал, и шанс этот нас доконал.

Мы говорили с ней по телефону почти каждый вечер, в предпоследний раз я звонил ей около часу ночи, и она была у себя в отеле, в номере. За два дня до этого состоялась премьера, и Кэрол рассказывала, что об ее игре появился похвальный отзыв в одной из вечерних газет, что Эйлин Мансинг, голливудская звезда, которая играла главную роль в их пьесе, тоже получила прекрасные отзывы и теперь больше не устраивает истерик на репетициях. Она мне также сообщила, что она меня любит, что очень ждет субботы, когда я утренним поездом приеду к ней на уик-энд.

Двенадцать часов спустя, выйдя из конторы перекусить, я купил газету, и там на первой полосе я увидел фотографию Кэрол. Рядом была помещена фотография мужчины по имени Сэмуэль Боренсен, рядом по той простой причине, что в четыре тридцать утра Сэмуэль Боренсен был обнаружен мертвым в постели Кэрол Хант, в ее номере в бостонском отеле.

Изображение Сэмуэля Боренсена не раз появлялось на первых полосах газет и раньше: смеющееся - он улыбался с самолетных трапов по пути в Европу на очередную конференцию; патриотическое - он произносил речи на званых обедах, среди отцов промышленности; торжественное - ему вручали почетные степени в университетских аудиториях. Он был один из тех людей, которые все время на виду, они разъезжают с места на место, произносят речи и ворочают делами - иначе их и не мыслишь. Я не встречал его ни разу в жизни и не знал, что Кэрол с ним знакома.

Я внимательно посмотрел на фотографию. На фотографии он был массивный, дюжий и представительный, и видно было, что он знает себе цену. Я прочел заметку под фотографией и узнал, что ему пятьдесят лет и что в Палм-Бич живут его жена и двое почти взрослых детей. Кэрол, по словам газеты, была привлекательная юная блондинка, которая в данный момент участвовала в спектакле под названием "Миссис Ховард" и должна была через две недели появиться с этим спектаклем в Нью-Йорке.

Я отшвырнул газету, пошел к себе домой и позвонил в Бостон.

К моему удивлению, меня почти мгновенно соединили с номером Кэрол, я говорю - к удивлению, ибо у меня почему-то было такое чувство, что теперь, когда Кэрол заняла собой первые полосы газет, дозвониться до нее будет почти невозможно.

- Да? - голос у нее был тихий и мелодичный.

- Кэрол, это Питер.

- О!

- Хочешь, чтобы я приехал? - Я старался, чтобы в голосе моем не было ни обвинения, ни осуждения.

- Нет, - ответила она.

- Ты не хочешь мне ничего объяснить?

- Нет, - ответила она.

- Ну что ж, - сказал я, - до свидания.

- До свидания, Питер.

Я повесил трубку. Потом я немножко выпил, позвонил в контору и сообщил, что на десять дней уезжаю из города. Я рассказывал в конторе о том, что мы обручены, а газеты они уже успели прочитать сами, поэтому они сказали: "Разумеется, езжай".

Я сел в машину и поехал в Коннектикут, в маленький городишко, где был прелестный отель, в котором я как-то останавливался перекусить прошлым летом. Во всем отеле я был один, я читал, бродил по окрестностям или глядел из окна на голые деревья, на мертвенный зимний пейзаж.

Большую часть времени я думал о Кэрол. Я перебирал эти наши три месяца день за днем в поисках хоть какого-нибудь ключа к происшедшему, чего-то, что я раньше, по глупости, или по влюбленности, не заметил, но не обнаружил ничего. Имя Боренсена за это время не упоминалось ни разу - тут не было никаких сомнений. И каковы бы ни были ее прежние связи, они решительно прервались, когда появился я, потому что я не мог вспомнить ни одного случая, когда бы она отказалась встретиться со мной, стоило мне только об этом попросить.

Это может показаться странным, но я не злился. Конечно, мне было больно, конечно, я был потрясен и даже некоторое время подумывал о том, чтобы уехать из Нью-Йорка и начать все сначала где-нибудь в другом месте. Но в конце концов я обнаружил, что беспокоюсь больше о ней, чем о себе. Я представлял себе Кэрол, хрупкую, беззащитную, прелестную, в окружении докторов, полицейских и репортеров, вынужденную каждый день выходить на сцену под пристальными, любопытными, пожирающими ее взглядами публики, и это не давало мне спать по ночам. Карьеру ее я считал конченой. И через пять дней один в пустом отеле я уже думал только о Кэрол, пытаясь сообразить, чем же я могу ей помочь.

Любовь, как я обнаружил, не прекращается просто так, оттого, что в один прекрасный день, идя обедать, ты берешь газету и видишь на первой полосе фотографию своей возлюбленной.

Я уже готов был сесть в машину и отправиться в Бостон, чтобы выяснить, не могу ли я чем-нибудь помочь Кэрол, когда меня осенило, что Чарли Синклер тоже занят в этой пьесе. Я позвонил в контору Гарольду Синклеру, взял у него номер телефона Чарли и заказал разговор с Бостоном. Чем являться туда как снег на голову, куда полезнее сначала выяснить, что там делается с Кэрол и как я могу ей помочь. Я, разумеется, не собирался снова поднимать вопрос о женитьбе, это будет спасательная операция, а не восторженное жертвоприношение, мрачно сказал я самому себе.

- Питер, ты? Каким ветром? - спросил Чарли, когда меня с ним, наконец, соединили. - Ну, что скажешь? - Он был очень удивлен моим звонком.

- У меня все в порядке. Как вы там, в Бостоне?

- До позавчерашнего дня стоять было и то негде, - сказал Чарли.

- Я не об этом, - нетерпеливо перебил его я: Чарли Синклер вообще человек несерьезный, у него дурацкая привычка отвечать невпопад. Подозреваю, что именно поэтому он и стал актером.

- Как там Кэрол?

- Цветет! - сказал Чарли. - Она так мужественно переживает понесенную утрату, что одним своим видом может из статуи выжать можжевеловую слезу.

А я всегда думал, что Чарли к ней хорошо относится. Только тут я, наконец, понял, почему, бывая среди людей, связанных с театром, Кэрол так старалась не говорить о себе.

- Как они к ней относятся? - спросил я, стараясь на него не злиться. Ну, те, кто заняты в пьесе?

- Все так чертовски предупредительны, точно у нее умер папа, - сказал Чарли.

- Они попросили ее подать заявление об уходе?

- Ты что, сдурел? Они рвут на себе волосы, что не написали ее имя лампочками над входом. А ты думаешь, почему у нас каждый вечер ни одного свободного места?

- Ты правда не шутишь? - я все еще не мог ему поверить. Я знал, что в театре случаются странные вещи, но это было уже чересчур.