Эйлин Гудж - Две сестры Страница 4

Керри-Энн покачала головой, и Линдсей поняла, что сестра не врет. То ли она родилась такой, то ли просто привыкла к тому, что Кристал может прийти и уйти в неурочный час, но спит она мертвым сном. Линдсей уже не раз случалось, проснувшись среди ночи, обнаружить, что сестра свалилась с дивана, при этом даже не проснувшись.

Она понимала, что должна отругать Керри-Энн за то, что та удрала из-за стола, но облегчение, которое она испытала, было слишком велико, и у нее попросту не осталось сил сердиться. Вместо этого они втроем вернулись к мисс Хони, где девочки расправились с макаронами с сыром, оставшимися после вчерашнего ужина, а также подчистили тарелку с колбасками, которые поджарила мисс Хони. Наевшись, Керри-Энн взобралась на колени к мисс Хони, сидевшей в своем глубоком плюшевом кресле темно-бордового цвета.

— Боб Баркер[6]! — провозгласила она своим чистым и звонким голосом.

Телепередача «Угадай стоимость»[7] была ее любимым шоу, и как раз сейчас начиналась ее трансляция. На середине Керри-Энн снова заснула, так и не узнав о переполохе, причиной которого она стала.

А наверху сном праведницы спала Кристал.

Несколько недель спустя Линдсей, заглянув после школы к мисс Хони, чтобы забрать Керри-Энн, застала у нее в гостях незнакомую женщину, сидящую на диване.

— Сладкая моя, это миссис Хармон, — представила ее мисс Хони, выглядевшая чрезвычайно расстроенной. — Она хочет поговорить с тобой.

Женщина, невысокая, с коротко подстриженными седыми волосами и тонкими губами, объяснила, что она из Инспекции по делам несовершеннолетних.

— Мне очень жаль, что приходится сообщать тебе плохие новости, но твою маму арестовали, — мягко сказала она Линдсей. — Не знаю, сколько времени она будет под арестом, но обвинения достаточно серьезные. — Позднее Линдсей узнает, что Кристал арестовали за то, что она попыталась продать кокаин полицейскому под прикрытием. — Но я не хочу, чтобы ты нервничала и беспокоилась. Моя работа в том и заключается, чтобы ты со своей сестрой оставалась под должным присмотром, пока… словом, некоторое время, а там видно будет. У нас есть на примете хорошие семьи, где вам обеим будут рады.

Линдсей отчаянно старалась понять, что ей говорит эта незнакомая женщина. Кристал в тюрьме? Приемные родители, новые семьи для нее и Керри-Энн? А зачем им новые семьи, когда у них уже есть своя? Голова у девочки шла кругом, но она расправила плечи и, глядя миссис Хармон прямо в глаза, с мужеством отчаяния заявила:

— У нас все в порядке, благодарю вас. Нам не нужна ничья помощь. — Она бросила взгляд на мисс Хони, которая одобрительно кивнула.

— Боюсь, что не все зависит от твоего или моего желания. Таков закон, — с сожалением произнесла миссис Хармон. — А теперь пойдем наверх и соберем твои вещи, хорошо? — Она встала, похоже не сомневаясь в том, что Линдсей с сестрой немедленно последуют за ней.

Но у мисс Хони было на этот счет свое мнение.

— Они никуда не пойдут. Я сама буду их воспитывать, — заявила она и покровительственным жестом положила руку Линдсей на плечо. — Они и так, считайте, живут у меня.

Миссис Хармон с сомнением взглянула на нее.

— Вы родственница?

Мисс Хони отрицательно покачала головой, не собираясь, впрочем, сдаваться.

— Это не имеет никакого значения. Если бы даже эти девочки были моей плотью и кровью, я не могла бы любить их сильнее. Им будет хорошо со мной, пока их мама не вернется домой. Разве я не права, сладкая моя? — обратилась она к Линдсей, с улыбкой глядя на нее.

— Мне очень жаль, но об этом не может быть и речи. На этот счет существуют строгие правила. У вас должно быть разрешение. — Миссис Хармон заговорила отрывистым и резким тоном. — Прошу вас, мисс… э-э… Лав, не усложняйте и так непростую ситуацию.

— Никто лучше меня не сможет позаботиться о бедных девочках, — упорствовала мисс Хони. — Так что если все дело в бланках и анкетах, покажите мне, где я должна расписаться.

— Все не так просто. Во-первых, где они будут спать? — и миссис Хармон выразительным взглядом окинула обшарпанный двухкомнатный номер, идентичный тому, в котором наверху жили Линдсей и Керри-Энн.

Мисс Хони, впрочем, привнесла сюда немного домашнего уюта, добавив плюшевое кресло и кружевные салфетки, лежащие повсюду, да еще стеклянный шкафчик, на полочках которого выстроилась коллекция ее ангелочков всевозможных форм и размеров, собранная ею за долгие годы. С одной из керамических фигурок с прозрачными позолоченными крыльями играла сейчас Керри-Энн, зажав ее в ладошке и сидя по-турецки на ковре. Она нашептывала какие-то секреты ангелу на ушко, не обращая ни малейшего внимания на происходящее.

— Я освобожу для них место, — упрямо заявила мисс Хони.

Но миссис Хармон стояла на своем.

— Даже если и так, то каким же образом вы сможете кормить и одевать их, когда — я позволю себе быть откровенной, мисс Лав, — вы едва ли в состоянии содержать себя саму?

На щеках у мисс Хони выступил румянец.

— Мы справимся. Чтобы любить ребенка, деньги не требуются.

Но в конце концов им пришлось смириться. Закон есть закон.

— Не-е-е-ет! — запричитала Керри-Энн, когда миссис Хармон крепко взяла ее за руку и потащила к выходу. Девочка вырвалась, подскочила к мисс Хони и вцепилась в нее обеими ручонками, крича: — Я хочу остаться с тобой!

Краешком сознания Линдсей отметила, что во время всей этой суматохи ее маленькая сестренка случайно наступила на статуэтку, с которой играла: голова ангела раскололась, а крылья отвалились от тела. В последующие годы, думая о сестре, Линдсей всегда вспоминала этого бедного, изуродованного ангела.

Но самыми болезненными были воспоминания о том, как отчаянно плакала Керри-Энн, глядя на нее, когда пришло время им разлучиться, — Линдсей отправлялась к приемным родителям в Спаркс, а Керри-Энн отдали в семью, живущую на другом конце штата. Перед ее мысленным взором возникал образ трехлетней девочки в грязных розовых плюшевых шортиках и футболке с жеребенком на груди, маленькое личико которой исказилось от боли и растерянности. Ее крохотное тельце вырывалось из крепко держащих ее рук. Линдсей никогда не сможет забыть и паники в голосе Керри-Энн, когда она умоляла свою старшую, такую большую и мудрую сестру не отдавать ее чужим людям.

Такой Линдсей видела эту маленькую девочку в последний раз.

Глава первая

— Вам что, нравится щупать нижнее дамское белье? — язвительно поинтересовалась Керри-Энн.

Сотрудник службы безопасности аэропорта бросил на нее колкий взгляд, прежде чем возобновить осмотр содержимого ее ручной клади — сумочки, которую она хотела взять с собой на борт самолета. Она сразу же пожалела о том, что не держала язык за зубами. К чему искать неприятности на свою задницу, когда они уже и так висят над тобой, как полицейская ориентировка на угнанную машину? Тем более здесь, в международном аэропорту Лос-Анджелеса. После терактов одиннадцатого сентября, которые теперь на жаргоне стали именоваться «9/11», один неосторожный взгляд, брошенный на чиновника аэропорта, гарантировал вам тщательный досмотр и личный обыск. Увы, она как раз и принадлежала к числу тех людей, которым светила подобная перспектива. Что-нибудь вроде ордера на арест или кирпича, сунутого за подкладку вашего чемодана. Единственное, в чем нельзя было заподозрить Керри-Энн, так это в принадлежности к какой-нибудь террористической организации, да и то только потому, что она была белой.

Причем не просто белой, а снежно-белой. Глядя на такую белизну, начинаешь думать, что ее обладательница никогда не видела солнца, поскольку все свое время проводит под сверкающими флуоресцентными лампами дневного света на фабрике. Она буквально слышала мысли таможенника: «Белая шваль»[8]. Да и кто она такая, чтобы оспаривать это прозвище? Разве она не заслуживает презрительного к себе отношения как единственная пассажирка в очереди, чью сумку охрана пожелала досмотреть безо всяких видимых причин? И дело не только в том, что она выглядела живым олицетворением этой грубой клички, со своей татуировкой, взбирающейся по руке, розовыми прядями в светлых волосах рыжеватого оттенка и таким количеством украшений для пирсинга, что металлодетектор разразился пронзительным звоном. Она была первоклассной шлюхой и прорехой на человечестве. Она так здорово трахалась, что лишилась собственного ребенка.

При мысли об этом невидимая жестокая рука больно стиснула ей сердце. Аннабелла. Сокращенно Белла. Ее шестилетняя дочь, которая больше не принадлежала ей, по крайней мере, по законам штата Калифорния. Во всяком случае, до тех пор, пока она не докажет, что как мать заслуживает доверия. Это продолжается уже семь месяцев, и все это время она могла видеться с Беллой лишь раз в две недели, да и то под присмотром социальной работницы[9]. Ее дочь жила в приемной семье неподалеку от Сент-Луис-Обиспо, до которого ехать было три часа, так что сама поездка выматывала Керри-Энн до изнеможения. Уже дважды во время ее визитов к Белле мотор ее дряхлого «форда-фалкона» перегревался, а один раз она проколола колесо, что сократило столь редкие часы, которые Керри-Энн могла проводить с дочерью.