Дмитрий Мамин-Cибиряк - Том 6. Сибирские рассказы и повести. Золотопромышленники. 1893-1897 Страница 4

— Ох, уж этот мне салат! — повторял он, ломая руки.

Кузьма Псалом был свидетелем этого отчаяния и только чесал в затылке.

— Боже мой, а о шампиньонах я и забыл! — чуть не плакал Черноногов. — Французы признают только два гриба: трюфели и шампиньоны. Да…

— По-нашему, просто поганки, — заметил Мутных.

Наконец из Златоуста прискакал нарочный. Введенский писал на ресторанном счете, что французов приехало трое. Они передохнут один день, а потом отправятся в Веселый Куст. По расчетам Черноногова, триста верст можно было проехать в одни сутки с небольшим. На счастье, погода стояла прекрасная.

— А о салате ни одного слова! — стонал Черноногов, — Зарежет меня злодей! Вся моя этнография к черту полетит.

Но в назначенный день французы не приехали, и Черноногов с горя напился с Кузьмой Псалмом. Ожидание было самое томительное.

Гости не приехали и на следующий день. Черноногов не знал, что и думать. Не случилось ли дорогой какого-нибудь несчастья, а то, может быть, Введенский мог допустить какую-нибудь ошибку. По-французски он говорил, как собаки лазают через забор, и по части тонкости обращения тоже плоховат. Еще проврется что-нибудь.

Черноногов спал, когда наконец гости приехали. Макэн попробовала его будить, но безуспешно. Когда он проснулся утром, Макэн, улыбаясь, объяснила ему:

— Она приехала…

— Кто она?

— А гость…

— Как приехала?!

— На лошадях приехала.

— Вот тебе и фунт… А где Введенский?

— Она спит.

— Ты смотри, не разбуди гостей…

Макэн только засмеялась.

— Она давно ушла, — объяснила она, указывая рукой в сторону гор. — Вся троя ушла… и Егор ушла…

Черноногов в отчаянии схватил себя за волосы. И во всем виноват этот идиот Введенский… Он бросился к нему в избу, разбудил и напустился на него с пеной у рта:

— Зарезал, разбойник… зарезал!

— Нет, ты меня зарезал, — оправдывался Введенский. — Во-первых, тебя не могли ночью разбудить — раз… а потом эта твоя этнография… Представь себе, те заходят в комнату, она здоровается с ними за руку да еще улыбается, каналья. Французы приняли ее за мою жену… Веселенький пейзажик получился.

— Но ведь меня могли разбудить рано утром, чтобы проводить их.

Адвокат, полный, с седеющей бородкой господин, потянулся, сладко зевнул и спокойно ответил:

— Ну, это напрасно… Их тоже не следует баловать. Народ такой, знаешь…

— Какой?

— А черт их разберет… Мне кажется, что они притворяются. Представь себе, не могут ехать в нашем тарантасе, а подавай им рессорный экипаж… Ну, три дня и тащились триста верст… Намаялся я с ними порядочно.

— А салат? — вспомнил Черноногов.

— Спроси у повара… Я совсем забыл о твоем салате.

Черноногов изобразил статую немого отчаяния. Забыть салат?! И это называется дело делать… А еще адвокат! Все дело начинало проваливаться…

Черноногов наскоро умылся, наскоро выпил «заказную» утреннюю рюмку водки, чтобы заморить червячка, сделал необходимые распоряжения подлецу-повару, которому сказано было о салате и который забыл о нем второпях, и потащил Введенского на прииск.

— Я-то что буду там делать? — ворчал адвокат, любивший покейфовать за самоваром. — Это уж твое дело…

— Нет, брат, пойдем. Ты меня представишь…

Было уже часов десять, когда они отправились на Незамай-ку. Во дворе стояли дорожные тарантасы, а около них ходил Кузьма Псалом, чувствовавший влечение, род недуга, к каждому экипажу. Черноногов надел для неизвестной цели охотничьи сапоги, захватил палку со стальным молоточком и даже бинокль. Введенский, покряхтывая, шел за ним в летней чесучовой паре.

— Эх, планы-то я и забыл! — спохватился Черноногов, когда они подходили уже к караульной.

— Планы у них, — коротко объяснил Введенский. — Не беспокойся, они не забудут, как мы с тобой.

До первого Аристарховского прииска было версты четыре, и Введенский ворчал, жалуясь на свои городские летние башмаки. Французы были уже на прииске, очевидно, проверяя межи под руководством Мутных.

— Высокий седой старик с бородой — это и есть хозяин, — объяснял Введенский. — М-r де Круа… А рядом с ним толстенький бритый старичок — его помощник, m-г Жобель. А худенький молодой человек — горный инженер, m-г Лудье. Тебе с ним придется иметь дело…

Знакомство произошло какое-то странное. М-r де Круа едва протянул Черноногову два пальца и сейчас же обратился к Введенскому за разъяснением какой-то неточности в плане. М-г Жобель оказался гораздо любезнее, хотя невольно бросалась в глаза его странная привычка следить за каждым движением хозяина. Впрочем, так же делал и m-r Лудье.

— У них, брат, солдатская субординация, — объяснил Введенский, подмигивая Черноногову. — Вот этот черномазенький — горный инженер, а в присутствии хозяина не смеет сесть. Старик держит их в ежовых рукавицах.

— Меня он, кажется, принял за приказчика или что-нибудь в этом роде? — уныло догадывался Черноногов сразу потерявший присущую ему юркость.

— У них, брат, там свои порядки.

Пока шел самый подробный осмотр Аристарховского прииска, m-r де Круа не обращал никакого внимания на Черноногова и самым обидным образом не замечал его присутствия и даже не отвечал, когда он вставлял какое-нибудь замечание. Черноногов под конец обиделся.

— А, черт… — ворчал он себе под нос. — А еще считается самой вежливой нацией.

— А ты заметил, как он два раза посмотрел на твой красный нос? — шутил Введенский.

— А ну их к черту…

Огорчения не приходят, как известно, в одиночку, а семьями. Все надежды Черноногова заключались по части желудка дорогих гостей, ко и тут он потерпел полное фиаско. Этнографической кухни они не понимали и ели только бульон с гренками, яйца и бифштекс. К «французским» винам отношение было тоже самое обидное. Впрочем, m-r Жобель хотел было выпить вторую рюмку русской водки, которая ему очень понравилась, но m-r де Круа строго на него посмотрел и еще строже проговорил:

— М-r Жобель, нельзя… Мы приехали сюда работать, а не пить русскую водку.

Это уже было нахальство, возмутившее Черноногова до глубины души. Что же это такое, в самом деле? Ведь, кажется, m-r Жобель не мальчик и может себе позволить вторую рюмку… Вообще старик де Круа возмущал своим поведением на каждом шагу. Держал он себя совершенно неприступно, едва удостаивая ответом. По части французской любезности было совсем плохо, что доставляло Введенскому большое удовольствие.

— Ты-то чему радуешься? — накидывался на него Черноногов с пеной у рта. — Кажется, мы ни в чем не можем себя упрекнуть по части любезности… А если они держат себя скотами, то ведь я не виноват. Я сам приготовлял ботвинью, а старик взял в рот одну ложку и выплюнул. То же и с расстегаями и с пельменями…

Весь образ жизни дорогих гостей представлялся Черноногову одним сплошным оскорблением, начиная с того, что французский день начинался розно в шесть часов утра. Вечером все отправлялись спать по команде в десять часов. Не могло быть и речи о том, чтобы посидеть за столом часиков до двух утра, поесть хорошенько и лихо выпить. Черноногов привык вставать в одиннадцать часов утра, а тут должен был подниматься тоже в шесть, чтобы сопровождать гостей на промыслы. Они все хотели видеть, исследовать лично и проверить. Происходили прекомичные сцены. Французы самым тщательным образом проверяли каждый прииск, поскольку он соответствует планам. При такой позерке случился курьез: двух приисков, нанесенных в план, не оказалось, а третий прииск оказался вне всякого плана.

— Странно… Это очень странно, — повторял m-r де Круа, рассматривая красный нос Черноногова с особенным вниманием.

— План составлял не я, а горное правление, — оправдывался Черноногов. — Во-вторых, не мог же я спрятать в карман эти дурацкие два прииска.

— И все-таки странно, — невозмутимо повторял m-r де Круа, делая гримасу.

— Ну, наконец, это ошибка!

— В деле не должно быть ошибок…

Как оказалось, о границах своих владений у всех компаньонов оказались довольно смутные представления. Мутных только вздыхал, разводил руками и ссылался на свою безграмотность.

— Странно… Очень странно, — повторял m-r де Круа, пожимая плечами, — Вы спросите у m-r Жобель, он укажет вам то, чего вы не знаете…

Ровно в двенадцать часов французы завтракали, потом отдыхали, а в два часа опять уходили на работу до восьми часов вечера. И так каждый день… Даже Введенский, смотревший на все и на всех с иронией, и тот заметно приуныл.

— Это черт знает, что такое! — ругался Черноногов. — Они все жилы вымотают из живого человека…

— Да… того, вообще…

В течение двух недель работы на приисках были закончены. Все границы определены в точности, m-r Жобель составил свои собственные планы, a m-r Лудье устроил что-то вроде минералогического кабинета. Месторождение всех золотоносных россыпей было исследовано самым точным образом, во всех деталях. Но все это были только подготовительные работы, а настоящее исследование горных пород и песков должно было произойти в специальной лаборатории в Париже.