Жюль Сюпервьель - Дитя волн - притчи Страница 4

Вола поражало, когда он видел, как Дева, подойдя к яслям, одаряла младенца чем-то, отчего тот сразу же расплывался в улыбке. Иосифу, несмотря на его бороду, это тоже удавалось - был ли он просто рядом с ребенком или играл на флейте. Волу тоже хотелось сыграть что-нибудь. Но ему оставалось только выпускать воздух из ноздрей.

"Мне не хочется плохо отзываться о хозяине, однако я не думаю, что он смог бы своим дыханием согреть младенца Иисуса, - размышлял вол. - Да, конечно, у него есть флейта, но лишь один на один с ребенком я чувствую себя спокойно - только в этом случае меня ничто не беспокоит. Младенец становится существом, которое нуждается в защите. И только вол может ее обеспечить".

Когда друзья паслись в полях, вол, случалось, оставлял осла.

- Куда же ты?

- Сейчас вернусь.

- Куда ты направился? - настаивал осел.

- Пойду посмотрю, не нуждается ли он в чем. Знаешь, все бывает.

- Да оставь ты его в покое!

Но вол возвращался. В стене хлева было нечто вроде слухового окна позднее, по вполне понятной причине, его прозвали "бычьим глазом", - вот через это окно вол и заглядывал внутрь.

Однажды вол заметил, что Мария и Иосиф отлучились. На скамье - вполне можно дотянуться мордой - лежала флейта. Не слишком далеко, но и не слишком близко от ребенка.

"Что же я ему сыграю? - спросил себя вол, который если бы и осмелился потревожить слух Иисуса, то лишь только музыкой. - Песню о нашем труде? Боевой гимн маленького отважного быка? Напевы заколдованной телки?"

Подчас нам только кажется, что волы жуют жвачку, на самом деле в глубине души они поют.

Вол тихонько подул во флейту, и ему показалось, что отнюдь не без участия ангела раздался столь чистый звук. Ребенок приподнялся немного, оторвал головку и плечи от ложа, желая посмотреть, что происходит. Однако флейтист не был доволен результатом. Он полагал, что его никто не услышит снаружи. И просчитался.

Как можно быстрее вол удалился от хлева, опасаясь, что кто-нибудь, хуже всего если осел, войдет и невероятно удивится, обнаружив, кто извлекает звуки из маленькой флейты.

- Приходи посмотреть на него, - однажды сказала Дева волу. - Почему ты больше не подходишь к моему ребенку? Ты так хорошо отогрел его, когда он лежал здесь голенький.

Осмелев, вол совсем близко подошел к Иисусу, а тот, чтобы подбодрить животное, ухватился обеими ручонками за морду. Вол затаил дыхание - сейчас оно было бесполезным. Иисус улыбался. Радость вола была безмолвной. Она переполняла все его тело - вплоть до кончиков рогов.

Младенец переводил взгляд с осла на вола. Осел выглядел несколько самоуверенным, а вол - при виде тонкого личика, освещаемого внутренним светом, как если бы кто-то в маленьком отдаленном жилище переносил за легкими занавесками светильник из одной комнаты в другую, - вол чувствовал себя словно внутри какого-то необыкновенного непрозрачного кокона.

При виде понурившегося вола ребенок разразился смехом.

Животное не совсем поняло, почему смеется младенец. Вол мучился над вопросом, не насмехаются ли над ним. Может быть, отныне надо быть более сдержанным? Или вообще удалиться?

Но младенец снова рассмеялся, и смех был таким светлым, таким детским, как и полагалось ребенку, что вол понял - он вправе остаться.

Дева и ее сын часто поглядывали друг на друга, как бы пытаясь понять, кто кем больше гордится.

"Мне кажется, все так и должно сиять радостью, - думал вол. - Никто еще на свете не видел столь чистой матери, столь прекрасного ребенка. Но временами у обоих такой печальный вид!"

Вол и осел собрались возвращаться в хлев. Внимательно оглядевшись вокруг и боясь обмануться, вол сказал:

- Посмотри на эту звезду, которая перемещается по небу. Она так прекрасна, что согревает мне сердце.

- Оставь свое сердце в покое. Как можно глазеть на что-то, когда происходят великие события, в которых мы с тобой с некоторых пор участвуем.

- Можешь говорить что угодно, но, по мне, звезда движется в нашу сторону. Посмотри, как низко она плывет в небе. Можно даже сказать, что она направляется к нашему хлеву. А под нею движутся три фигуры, украшенные драгоценными камнями.

Животные остановились перед хлевом.

- Как считаешь, вол, что сейчас произойдет?

- Ты, осел, слишком многого от меня хочешь. Я просто наблюдаю за происходящим. Этого более чем достаточно.

- У меня свои соображения на сей счет.

- Проходите, проходите, - обратился к ним Иосиф, распахивая дверь. Разве не видите, что загораживаете вход и мешаете этим особам войти?

Животные посторонились, чтобы пропустить царственных магов. Их было трое, а один, совсем черный, очевидно, прибыл из Африки. С самого начала вол стал тайком наблюдать за гостями. Он хотел убедиться, что негр питает к новорожденному только добрые чувства.

Когда Черный, который был, видимо, немного подслеповат, склонился над яслями, чтобы лучше разглядеть Иисуса, - в его лице, казавшемся отполированным и блестящим как зеркало, отразился образ младенца. И столько почтения, столько самозабвенного смирения было в этом лице, что к сердцу вола прихлынула волна нежности.

"Это кто-то очень хороший, - подумал вол. - Те двое ни за что не сделают то же самое".

А несколько мгновений спустя снова подумал: "Да, этот лучший из троих".

Вол бросил взгляд в сторону белых магов в тот самый миг, когда они бережно укладывали в свой дорожный багаж соломинку, тайком вытащенную из ясель. Черный маг не захотел брать ничего.

Потом цари уснули, улегшись бок о бок на одолженной соседями подстилке.

"Как странно, - размышлял вол, - они спят, не сняв корон. А такая твердая штука должна мешать куда больше, чем рога. И потом, когда у тебя на голове целое созвездие сверкающих камней, наверное, очень трудно заснуть".

Они спали сном мудрецов и казались надгробными изваяниями. А их звезда сияла над яслями.

Еще не наступил рассвет, как все трое одновременно встали, делая одни и те же движения. Во сне им явился ангел и посоветовал тотчас же отправиться в путь, но ни в коем случае не возвращаться к мнительному и ревнивому царю Ироду, не говорить ему, что они видели младенца Иисуса.

Маги ушли, оставив звезду светить над яслями, - чтобы каждый знал, где находится Он.

Молитва Вола

"Небесное дитя, не суди обо мне по моему вечно изумленному виду, по моей непонятливости. Неужели мне навсегда придется остаться в глазах людей шагающей скалой?

Что до рогов, ты же хорошо знаешь, это скорее украшение, чем нечто иное. Признаюсь даже - они мне ни разу в жизни не пригодились.

Иисус, пролей хоть немного света на убожество и бестолковость, таящиеся во мне. Передай мне хоть малую толику твоего изящества, ведь твои ножки и ручки так складно приделаны к твоему тельцу. Объясни мне, мой маленький Господин, почему раньше мне достаточно было лишь повернуть голову и я сразу мог охватить взглядом тебя целиком? Как же я благодарен тебе, прекрасное Дитя, что мог преклонить перед тобой колени и запросто общаться с ангелами и звездами! Временами я спрашиваю себя, может, твои наставники не все тебе рассказали, может, на моем месте должен был оказаться кто-то другой; ты, наверное, не заметил, что у меня на спине большой рубец, а на боку проплешина - это выглядит отвратительно. Даже если выбирать только среди моей семьи, можно было послать сюда моего брата или кого-то из кузенов - они куда лучше меня. А разве не уместнее было направить сюда льва или орла?"

- Замолчи! - прикрикнул на вола осел. - Что ты там все время вздыхаешь? Разве не видишь, что мешаешь ему спать своими вздохами и бесконечной жвачкой?

"Он прав, - подумал вол. - Следует научиться молчать, когда надо, даже если испытываешь такое большое счастье, что не знаешь, куда его поместить".

Осел тоже молился:

"Мудрые ослы, вьючные ослы, мы идем вперед, и жизнь станет прекрасной на тучных пастбищах, где ослят будут ждать одни только радости. Благодаря тебе, маленький человечек, камни останутся на своих местах по обочинам дорог, и никто больше не увидит, как они падают на наши спины. И еще. Почему на нашем пути то и дело встречаются холмы и даже горы? Разве равнина не устроила бы всех на этом свете? И почему вол, который куда сильнее меня, никогда никого не носит на своей спине? И почему у меня такие длинные уши, и хвост не метелкой, и копыта такие маленькие, и грудь такая узкая, и голос как завывание ветра в ненастье? Впрочем, может быть, это еще не окончательное решение?"

В дальнейшем по ночам звезды сменяли друг друга, охраняя младенца. А иногда на стражу приходили целые созвездия. Чтобы сохранить небесные тайны, туда, где должны были находиться отсутствующие звезды, всегда приплывало какое-нибудь облако. И диво дивное - ее величество Небесная Бесконечность словно сокращалась, созвездия становились маленькими, дабы уместиться прямо над яслями и, вобрав в себя излишние тепло и свет, умерив беспредельность, оставить только необходимое - чтобы обогревать и освещать хлев, но не пугать младенца. Первые ночи Христианства... Дева, Иосиф, Младенец, Вол и Осел были тогда совершенно необыкновенными существами. Их внутреннее сходство, которое при свете дня немного рассеивалось, а в присутствии многочисленных посетителей исчезало вовсе, после захода солнца чудодейственным образом проявлялось с новой силой и служило надежной защитой семейства.