Ясунари Кавабата - Танцовщица из Идзу Страница 4

Вечером я пошел к ним в дешевые номера. Каору упражнялась в игре на сямисэне под присмотром сорокалетней. Увидев меня, она было отложила инструмент, но та велела ей продолжать. Девушка снова тронула струны и стала тихонько себе подпевать. Когда ее голос звучал чуть громче, сорокалетняя делала ей замечание:

- Тише, тише! Сколько раз тебе говорить!

Эйкити пригласили в японский ресторан напротив гостиницы. Он сидел в кабинете на втором этаже, и я отсюда хорошо его видел. Его губы шевелились, казалось, он что-то мычит.

- Что это он?

- Поет "Утаи".

- "Утаи" за ужином, как странно.

- Да ведь кто гуляет-то? Зеленщик! А такому, знаете, всякое может взбрести в голову...

Раздвинулись фусума, отделявшие их комнату от соседней, выглянул мужчина и позвал девушек к себе, посулив угощение. Это был торговец птицей, постоянно живший в гостинице.

Каору и Юрико пошли к нему, захватив хаси. Я видел, как они вылавливают из кастрюли остатки курицы. Потом они вернулись вместе с торговцем. Входя в комнату, он легонько похлопал Каору по плечу. Сорокалетняя сердито крикнула:

- Не прикасайтесь к девочке! Она у меня еще совсем ребенок.

Каору начала упрашивать торговца почитать вслух "Веселое путешествие князя Мито".

- Дяденька, почитайте!

Но "дяденька" сразу ушел к себе. И Каору, стесняясь обратиться прямо ко мне, стала просить сорокалетнюю, чтобы та попросила меня. Я взял книгу рассказов с тайной надеждой. И надежда моя оправдалась - Каору пересела ко мне поближе. Как только я начал читать, она придвинулась совсем близко, ее лицо, выражавшее сосредоточенное внимание, чуть не касалось моего плеча. Она, по-видимому, всегда так слушала. Я это заметил, когда ей читал торговец птицей. На меня, а может быть, сквозь меня смотрели огромные, яркие, сверкающие глаза с перламутровыми белками и удивительно ровной линией век. Глаза эти были самым прекрасным на ее лице. И еще: она удивительно хорошо улыбалась. Как цветок. Именно как цветок. По-другому и не скажешь. Вскоре за ней пришла служанка ресторана. Нарядившись, Каору сказала мне:

- Я скоро вернусь. Пожалуйста, пожалуйста, не уходите! Я приду, и вы почитаете дальше, хорошо?

На галерее она присела, поклонилась, коснувшись пальцами пола:

- Разрешите идти?

- Только ни в коем случае не пой! - сказала сорокалетняя. Каору легонько кивнула, взяла барабан. Сорокалетняя обернулась ко мне:

- У нее сейчас как раз голос меняется.

Девушка сидела в ресторане на втором этаже. Очень скромно, очень чинно. Сидела и била в барабан. Я видел ее спину. Казалось, она совсем близко - в соседней комнате. Мое сердце забилось в такт барабану.

- Как барабан оживляет застолье! - сказала сорокалетняя, тоже смотревшая на танцовщицу.

Тиоко и Юрико тоже пошли в ресторан. Примерно через час все четверо вернулись.

- Вот сколько! - Каору разжала кулачок и со звоном высыпала серебряные пятидесятииеновые монеты в ладонь сорокалетней.

Я еще немного почитал "Веселое путешествие".

Актеры тихо переговаривались между собой. Вспоминали об умершем ребенке. По их словам, младенец родился прозрачным, как вода. У него даже не было сил закричать. И все же он прожил целую неделю.

Эти люди совсем меня не стеснялись. Их, видимо, подкупала моя искренняя доброжелательность, без капельки праздного любопытства или презрительной снисходительности.

Как-то само собой получилось, что они пригласили меня к себе домой на Осима. Я, конечно, согласился, и мы начали строить планы.

- У нас там два дома, - говорили они, - маленькие, правда, но места вполне хватит. Тот, что в горах, все равно почти пустует. В нем только дед живет. Там мы вас и устроим. Там просторно, а если дед будет мешать, мы его переселим. В тишине вы и позаниматься сможете...

Они переговаривались между собой, поглядывали на меня, высказывали свои соображения.

Было решено поставить в порту Хабу на Новый год с моей помощью пьесу.

Постепенно я начинал понимать, как они живут. Пожалуй, не так уж тяжело и не так уж плохо. Всегда в дороге... Но в этом есть своя прелесть... беспечность... ароматы полей... И между собой они ладили - их связывала родственная близость. Одна семья: мать с дочерью, муж дочери, его младшая сестра. Одна только Юрико была неродной. И это чувствовалось: девушка, еще совсем молоденькая и застенчивая, чаще всего помалкивала и в моем присутствии оставалась хмурой.

Я ушел из дешевых номеров уже за полночь. Девушки поднялись меня проводить. Каору подала мне гета. Выглянула за дверь, посмотрела на светлое небо.

- Ой, луна-то какая! Красиво как!.. А завтра мы будем уже в Симода. Я так рада... После поминальной матушка купит мне новый гребень. А потом еще будет много-много приятных вещей. Матушка обещала сводить меня в кинематограф.

Порт Симода был для этих людей землей обетованной. Скитаясь по горячим источникам Идзу-Сагами, они тосковали по нему не меньше, чем по родным местам.

5.

Каждый взял ту поклажу, с которой шел через Амаги. Сорокалетняя, как и в тот раз, несла собачку, которая уютно устроилась на руках, свесила передние лапки и всем своим видом выражала готовность к путешествию. Как только Югано остался позади, дорога снова начала подниматься в гору. Вдали, над морем, висело утреннее солнце и грело чрево горы. Туда мы и шли - в сторону утреннего солнца, к устью реки Кавадзу, на омытое светом взморье.

- Вон он, Осима!

- Видите, какой большой остров! Даже отсюда видно, что большой, сказала Каору. - Поедемте с нами, хорошо?

Небо было непривычно ярким для осени, солнечный диск почти касался воды, и над морем плавал легкий парок, как в мае. Тиоко завела неторопливую песню.

Меня спросили, как пойдем - по главному тракту или по тропинке. По тракту идти легче, но тропинка зато сокращает путь почти на двадцать те. Я, конечно, выбрал кратчайшую дорогу.

Тропинка, петлявшая поддеревьями, сплошь усыпанная скользкими опавшими листьями, была настолько крутой, что корпус опережал ноги. Я начал задыхаться и, должно быть, от отчаяния ускорил шаг, помогая ногам брать подъем руками. Вскоре я всех обогнал, спутники остались позади, их голоса доносились откуда-то снизу, из-за деревьев. Одна только Каору не отставала. Высоко подвернув подол кимоно, она бодро взбиралась за мной на расстоянии двух-трех шагов. Когда я оборачивался и заговаривал с ней, она тотчас же останавливалась. На ее лице появлялась улыбка, ясная и чуточку удивленная. Когда говорила что-нибудь она, я тоже останавливался, надеясь, что она подойдет поближе. Но она выжидала, пока я не тронусь с места. Так она и шла за мной, неизменно держа дистанцию. Тропинка стала почти отвесной, но я снова ускорил шаг. Вокруг была тишина. Актеры совсем отстали, мы уже не слышали их голосов.

- А где в Токио ваш дом?

- У меня нет дома в Токио, я живу в студенческом общежитии.

- А я однажды ездила в Токио. Танцевала на празднике цветения сакуры... Только ничего не помню, совсем маленькая была.

Время от времени Каору задавала мне разные вопросы:

- А папа у вас есть? - Или: - А в Кофу вы бывали?

Она снова и снова рассказывала мне об умершем младенце. Мечтала вслух о Симода, о кинематографе.

Наконец мы достигли вершины горы. Среди засохшей травы стояла скамейка. Каору поставила на нее барабан, отерла носовым платком лицо и хотела было стряхнуть пыль с кимоно, но, взглянув на меня, присела на корточки и принялась руками стряхивать пыль с моих хакама. Я поспешно отступил, она не удержала равновесия, стукнулась коленкой о землю, но не сдалась придвинулась ко мне на корточках и, описав круг, все-таки стряхнула с меня пыль. Потом встала и почистилась сама. Я тяжело дышал. Она сказала:

- Сядьте, отдохните, пожалуйста.

Прилетела стайка каких-то птичек. Было удивительно тихо. Так тихо, что мы слышали шуршание сухих листьев, когда птички прыгали с ветки на ветку.

- Почему вы так быстро шли?

Она, должно быть, очень устала. Я постучал по барабану. Птицы мгновенно вспорхнули, ветки зашелестели.

- Напиться бы...

- Пойду поищу воду!

Каору скрылась в кустарнике, но вскоре вернулась ни с чем.

- А что вы делаете, когда живете в Осима? - спросил я.

Она начала рассказывать, сбивчиво и не очень понятно. Вспомнила каких-то девочек, с которыми училась в начальной школе до второго класса... Кажется, говорила она про Кофу, а не про Осима.

Минут через десять появились Эйкити и девушки. А еще через некоторое время из-за деревьев показалась и сорокалетняя.

На спуске я не спешил, нарочно пропустил женщин вперед. Эйкити шел рядом со мной, мы болтали о всякой всячине. Вскоре к нам подбежала Каору.

- Там источник. Идите, пожалуйста, побыстрее. Они без вас не будут пить, так и велели передать.

Вода! Я бросился бегом. Под развесистыми деревьями из трещины в скале била чистая струйка. Женщины стояли вокруг источника.

- Мы вас ждем... А то зачерпнешь рукой, замутишь воду, вы еще побрезгуете пить, особенно после нас. Так что пейте первым, пожалуйста.