Пэлем Вудхауз - Дживс и песнь песней Страница 4

-- Что вы сказали?

-- Мне следовало предупредить вас ранее, сэр, что эта песня уже дважды прозвучала до вашего появления на сцене.

-- Что?!

-- Да, сэр. В первый раз ее исполнила некая дама, во второй -джентльмен. Очень популярное произведение.

Я уставился на Дживса. Меня поразила сама мысль о том, что этот человек, зная обо всем, спокойно и хладнокровно позволил молодому хозяину войти в пасть дьявола. Увы, старая феодальная преданность сеньору, похоже, ушла навсегда. Я уже собирался в недвусмысленных выражениях сказать Дживсу все, что я думаю по этому поводу, когда увидел Таппи, который, пошатываясь, шел к сцене.

Вид Таппи прямо указывал на недавний визит, нанесенный им в "Кувшин и бутылку". Крики одобрения, издаваемые не иначе как его партнерами по трик-траку, верными священным узам братства, растянули и без того широкую улыбку Таппи сверх всякого вероятия. Без сомнения, он чувствовал себя так хорошо, как это только возможно для человека, если он еще держится на ногах. Таппи дружески махнул рукой и поклонился с королевским достоинством -- так восточный властитель благосклонно внимает восторженным кликам толпы.

Но тут пианистка высекла из инструмента вступительные аккорды "Моего сыночка". Таппи надулся, как воздушный шар, сцепил руки, закатил глаза к потолку, являя высшую степень одухотворенности, и запел.

Я думаю, публика была поначалу слишком ошеломлена, чтобы принять экстренные меры. Как ни трудно в это поверить, но даю вам слово -- молодой Таппи Глоссоп пропел всю песню в кромешной тишине. Наконец они пришли в себя.

Нет ничего страшнее бакалейщика, если его раздразнить. Никогда прежде не приходилось мне видеть возбужденных пролетариев, и зрелище это, должен признаться, повергло меня в ужас. Теперь, по крайней мере, я имею представление о том, что творилось во время Великой французской революции. Со всех сторон несся шум, слышимый обычно на рингах Ист-Энда, когда рефери, дисквалифицировав любимца публики, спасается бегством. Затем от слов они перешли к более действенным аргументам: в ход были пущены овощи.

Трудно объяснить почему, но у меня сложилось убеждение, что первым снарядом должен стать огурец. Такая, знаете ли, причудливая игра воображения. В действительности, однако, этим предметом оказался банан, и я сразу же признал интеллектуальное превосходство мудреца, отдавшего предпочтение тропическому плоду. Сидящим в зале джентльменам с раннего детства прививали навыки правильного общения с актерами, которым не удалось завоевать симпатии публики, благодаря чему в своих действиях они руководствуются безошибочными инстинктами. Увидев, как банан расплющился о крахмальную грудь Таппи, я мгновенно оценил, насколько это средство эффективнее любого огурца.

Не то чтобы огуречная стратегия вовсе не имела сторонников. По мере развития событий я заметил несколько человек, в чьих глазах светился живой интеллект, которые отдавали предпочтение именно огурцам.

Молодой Таппи отнюдь не остался равнодушным к происходящему. Его глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, а рот тем временем продолжал открываться и закрываться, не оставляя сомнений в том. что он автоматически продолжает петь. Наконец Таппи вышел из транса и принялся что было сил грести к берегу. У самых дверей он на полкорпуса обошел крупный помидор.

Вскоре волнение улеглось, крики затихли. Я повернулся к Дживсу.

-- Прискорбное зрелище, Дживс, -- сказал я. -- Но у нас не было другого выхода.

-- Да, сэр.

-- Кроме хирургического вмешательства, не так ли?

-- Именно, сэр.

-- Принимая во внимание все происшедшее на глазах известной нам дамы, можно с уверенностью сказать, что роман Глоссоп-Беллингер завершен.

-- Да, сэр.

В эту минуту на сцену вышел Крепыш Бингхэм.

-- Дамы и господа! -- провозгласил старина Бингхэм.

Я подумал было, что он хочет упрекнуть свою паству за столь горячее изъявление чувств. Но не тут-то было. Бингхэм, без сомнения, привык к этим простым и здоровым шуткам и не считал нужным обращать внимание на некоторое оживление в зале.

-- Дамы и господа, -- сказал он, -- следующим номером нашей программы должна была выступать мисс Кора Беллингер, широко известное оперное сопрано. Только что она уведомила меня по телефону, что ее автомобиль сломался в дороге. Мисс Беллингер, однако, направляется к нам в такси и прибудет с минуты на минуту. Тем временем наш друг мистер Инок Симпсон прочитает...

Я схватил Дживса за рукав.

-- Дживс! Вы слышали?

-- Да, сэр.

-- Ее здесь не было!

-- Да, сэр.

-- Она не видела Ватерлоо молодого Таппи.

-- Да, сэр.

-- Вся наша затея провалилась!

-- Да, сэр.

-- Дживс, Дживс, -- сказал я с упреком, и окружающие не могли не заметить гримасы страдания, исказившей благородные черты моего бледного лица. -- Я перенес нервное потрясение, равного которому не было со времен ранних христианских мучеников. Я потерял в весе не один фунт, весь мой организм подвергался неслыханным издевательством. Я прошел через муки, воспоминание о которых еще долгие месяцы будут поднимать меня среди кромешной ночи с постели и бросать в холодный пот. И все это зря. Идемте, Дживс.

-- Если вы не возражаете, сэр, я бы хотел досмотреть оставшуюся часть программы.

-- Поступайте как знаете, Дживс, -- сказал я задумчиво. -- Лично я чувствую себя совершенно опустошенным. Загляну в "Козу и виноград". Еще один коктейль с цианидом -- и домой.

Без чего-то одиннадцать, когда я сидел в гостиной и мрачно тянул более или менее последний бокал успокоительного, в дверь позвонили, и на пороге появился молодой Таппи. У него был вид человека, прошедшего через суровое испытание и заглянувшего в лицо вечности. Под его правым глазом расплывался синяк.

-- Привет, Берти, -- сказал Таппи.

Он вошел и принялся перебирать безделушки на каминной полке, подыскивая, что бы разбить.

-- Я только что пел на концерте у Крепыша Бингхэма, -- объявил он, выдержав паузу.

-- О? -- сказал я. -- Как тебя приняли?

-- Превосходно, -- ответил Таппи. -- Зал затаил дыхание.

-- Произвел фурор?

-- Еще какой. Все рыдали.

Это, заметьте, говорил человек, получивший хорошее воспитание, человек, мать которого долгие годы не уставала твердить своему чаду, что лгать грешно.

-- Мисс Беллингер осталась довольна?

-- В высшей степени.

-- Стало быть, все идет хорошо?

-- Лучше некуда.

Таппи помолчал.

-- Впрочем, с другой стороны...

-- С другой стороны?

-- Видишь ли, Берти, я пораскинул мозгами и пришел к выводу, что мисс Беллингер -- не самая подходящая партия для меня.

-- Ты пришел к такому выводу?

-- К такому.

-- И почему ты пришел к такому выводу?

-- Сам не знаю. Такие мысли приходят как озарение. Понимаешь, Берти, я отношусь к мисс Беллингер с уважением. С восхищением. И все же... Не могу избавиться от чувства, что какая-нибудь нежная, ласковая девушка... э-э-э... Ну, вроде твоей кузины Анджелы... Берти, я пришел с просьбой. Позвони Анджеле и спроси, как она смотрит на то, чтобы пойти со мной сегодня в "Баркли" -- поужинать и потанцевать.

-- Вот телефон. Звони.

-- Лучше ты, Берти. Расчисти путь. Не исключено, что Анджела... Не мне тебе рассказывать, как возникают подобные недоразумения. Берти, старина, прошу тебя, поработай бульдозером.

Я подошел к телефону и назвал номер тети Далии.

-- Анджела сказала, ты можешь придти, -- повторил я слова кузины.

-- Передай ей, -- ответил Таппи полным обожания голосом, -- что я буду у нее через две секунды.

Не успел он сгинуть, как послышался щелчок ключа в замочной скважине и из коридора донеслись тихие шаги.

-- Дживс! -- позвал я.

-- Сэр? -- отозвался Дживс, возникая на пороге.

-- Дживс, произошла престранная вещь. Мистер Глоссоп -- он только что был здесь -- сообщил мне, что между ним и мисс Беллингер все кончено.

-- Да, сэр.

-- Вас, похоже, это не удивляет.

-- Да, сэр. Должен признаться, что я предвидел такой поворот событий.

-- Вот как? Но что вас натолкнуло на такую мысль?

-- Я догадался об этом, сэр, когда увидел, как мисс Беллингер нанесла мистеру Глоссопу удар в глаз.

-- Нанесла удар?

-- Да, сэр.

-- В глаз?

-- Правый глаз, сэр.

Я схватился за голову.

-- Но зачем она это сделала?

-- Мне представляется, сэр, она испытала известное разочарование в приеме, который ей оказала публика.

-- Боже мой! Неужто и ее освистали?

-- Да, сэр.

-- Но почему? У нее же громоподобный голос.

-- Да, сэр. Но, как мне кажется, публика не одобрила выбор песни.

-- Дживс! -- Я начинал терять рассудок. -- Не хотите же вы сказать, что и мисс Беллингер пела "Моего сыночка"?

-- Именно, сэр. Она взяла с собой на сцену большую куклу -необдуманный шаг, с моей точки зрения, сэр, -- чтобы обращаться к ней во время исполнения песни. Публика приняла куклу за реквизит чревовещателя и сопроводила свою догадку шумом.

-- Но, Дживс! Какое поразительное совпадение