Портобелло-роуд (сборник) - Мюриэл Спарк Страница 4

— Наверное, все дело в нашем климате, — сказала Дафна. — Мне никогда не нравилось, как Старый Тейс смотрит на меня.

— Колония — дикое место, — сказал Дональд. Он встал и налил себе виски. — Я допускаю, что мы справились с туземцами. Допускаю, что справились с леопардами…

— А Мозес? — сказала Дафна. Два года назад ее друга детства загрыз леопард.

— Это единственный случай. Мы начинаем справляться с малярией. Но мы не справились с дикарем, который сидит в нас самих. И в такой глуши, как наша, он лезет наружу.

Он допил и налил себе еще.

— Если ты уедешь в Англию, — сказал он, — не возвращайся назад.

— Понятно, — сказала Дафна.

К машине она пришла, опоздав на десять минут. За нее уже беспокоились.

— Куда ты девалась? Пропала куда-то… Мы всех спрашивали…

Джон Коутс, паясничая, сказал девчоночьим голосом:

— Она бродила по вельду и слушала птичку-«уходи».

* * *

«Еще пять лет — и я поеду в Англию. Еще четыре года… Еще три…»

Между тем жизнь в колонии с каждым годом становилась интереснее. Собственно говоря, жизнь оставалась такой же, как всегда, но с годами Дафне открывалось больше интересных сторон в ней.

Она ездила в Кению погостить у замужней кузины, ездила с миссис Коутс в Иоганнесбург обновить гардероб.

— Совсем английской красоткой становится Дафна, — говорил Чаката.

На самом деле она была совсем не по-английски светлой, она пошла в отцову родню, кейптаунских дю Туа, смешавших голландскую и гугенотскую кровь.

В шестнадцать лет она сдала экзамены в столичный педагогический институт. На каникулах она флиртовала с Джоном Коутсом, тот катал ее на маленьком немецком «фольксвагене», который ему расстарался достать отец. В воскресенье днем они ехали в «Уильямс-отель» на главном шоссе выпить чаю и искупаться в бассейне — туда каждый выходной выбирался из своих углов весь округ.

— В Англии, — говорила Дафна, — можно купаться в реках. Там нет ни глистов, ни крокодилов.

— В Европе скоро будет война, — сказал Джон.

Дафна сидела на веранде в новых полотняных брюках, потягивала джин с лаймовым соком и радостно изумлялась тому, что она взрослая, что с ней здороваются соседи.

— Привет, Дафна, как у вас с маисом?

— Не жалуемся, а у вас?

— Здравствуй, Дафна, что у вас с табаком?

— Старый Тейс говорит — сгнил.

— Я слышал, Чаката продал «Стрелку».

— Предложение было выгодное.

Она дважды выбиралась в «Уильямс-отель» на танцы. Молодой Билли Уильямс, учившийся в Кейптауне на врача, сделал ей предложение, хотя полагалось бы знать, что ей надо кончить институт, потом два года пожить в Англии у тамошних Паттерсонов и уж потом думать о замужестве.

Война началась, когда она только-только приступила к занятиям в институте. Все ее старые и новые кавалеры интригующе выросли в ее глазах, когда надели форму и стали наезжать в краткосрочные отпуска.

Она увлеклась гольфом. Порой, загнав мяч в лунку и переходя к другой метке, она отставала от партнеров или вовсе замирала на месте.

— Тебе нездоровится, Дафна?

— Нет, просто я слушаю птичку-«уходи».

— Орнитологией интересуешься?

— Больше всего на свете.

Когда после первого семестра в институте она приехала на ферму, Чаката дал ей револьвер.

— Перед сном клади рядом, — сказал он. Она без слов взяла его.

На следующий день он спросил:

— Где ты была вчера днем?

— Так, ходила в вельд.

— А куда именно?

— В крааль Макаты. Он ни в какую не хочет упускать тот участок, на который зарятся Бересфорды. Он подыскал для сына жену, отдал за нее пять голов скота.

Маката был местный вождь. Дафна любила, опустившись на корточки, выпить специально для нее приготовленный чай в полумраке просторной грязной хижины вождя, и, хотя в колонии косо смотрели на такие визиты, Чаката и его дети никогда ими не пренебрегали, и ни у кого недоставало духу переговорить на этот счет с Чакатой. Чаката был сам себе господин.

— Ты, конечно, — сказал он Дафне, — всегда берешь с собой ружье?

— Честно говоря, — сказала Дафна, — вчера не брала.

— Всегда, — сказал Чаката, — бери с собой ружье, когда идешь в вельд. Это как закон. Ничего нет обиднее, когда в буше резвится антилопа, а ты стоишь без ружья дурак дураком.

Этому закону она была послушна с восьми лет, едва научившись стрелять. Сколько раз она одна уходила в вельд, сгибаясь под тяжестью ружья, сколько раз видела антилоп — и даже не подумала стрелять. Тем более что не любила дичь. Она обожала консервированную лососину.

Казалось, он прочел ее мысли:

— Нам не хватает мяса для собак. Не забывай: сейчас военное время. Не забывай всегда брать с собой ружье, — сказал Чаката. — Я слышал по радио, — добавил он, — что в долине Темве объявился леопард. Подлец нападает на молодых. Он уже задрал двух парней.

— Дядя Чаката, это же на краю света! — возмутилась Дафна.

— Леопарды одолевают большие расстояния, — сказал Чаката. У него был очень раздраженный вид.

— Понятно, — сказала Дафна.

— Тебе надо больше ездить верхом, — сказал он, — это полезнее, чем ходить.

Она понимала, что вовсе не встреча с леопардом тревожила его и что мяса собакам хватало, и она вспомнила, как вчера за ней до самого крааля шел Старый Тейс. Он держался кустов и наверняка думал, что его не обнаружили. К ее радости, по пути ей попадались туземцы. Когда она уходила от Макаты, тот предложил ей в провожатые своего племянника. Это было в порядке вещей, и обычно Дафна отклоняла предложение. А в этот раз она согласилась на конвой, который плелся за ней всю дорогу и у самой фермы был отпущен. Про этот случай Дафна ничего не сказала Чакате.

Когда в тот день она отправилась чаевничать в миссию, при ней было оружие.

Назавтра Чаката передал в ее распоряжение старый «мерседес».

— Ты очень много ходишь, — сказал он.

Считать, сколько лет осталось до поездки в Англию, теперь не имело смысла. Она поднялась на холм Дональда Клути:

— Ты трезвый, Дональд, или…

— Я пьяный, уходи.

На последнем курсе института, проводя дома рождественские каникулы, она отправилась верхом по широкому большаку в дорп. Она сделала покупки, задержалась поговорить с портным-киприотом, одевавшим весь округ в тиковые шорты, и с сефардом[2], державшим самую большую лавку для кафров.

«Живи и давай другим жить», — разрешал Чаката. Но к ним на ферму эти люди не ездили, и у Дафны не