Филипп Эриа - Испорченные дети Страница 44

И вдруг какое-то умиротворение, точно луч, снизошло на меня: я подумала о Ксавье.

3

Я отправилась на почту, расположенную далеко от нашего квартала, и вызвала по телефону мыс Байю. Ждать мне пришлось не так уж долго, но я с трудом разобрала южный говор своего далекого собеседника. Мне сообщили, что "мсье на рыбалке, ловит мерлана". Мне посоветовали позвонить еще раз после захода солнца, то есть примерно в пять часов.

Напротив как раз находился большой магазин; я вошла и села в уголке чайной комнаты. Все мои помыслы были направлены на Ксавье. Только от него одного, думалось мне, я могу получить поддержку, помощь. Вначале это была просто безотчетная мысль; теперь я могла уже выразить ее, обосновать. Ксавье меня поймет. Не придется объяснять ему, что происходит в моей душе, распространяться о своих таких противоречивых чувствах, в число которых входили тревога и надежда, злоба и нежность, самоуничижение и вызов и еще одно, самое сокровенное, органически слитое со всем моим существом,- вовсе уж неожиданная гордость: ведь на сей раз я познаю все, что самой судьбой положено испытать женщине.

Ксавье был единственным человеком, которому я могла довериться. Мои подруги? Я отлично знала, какого рода советы дадут они мне, и знала также, что я останусь глуха к их советам. Тетя Луиза? Поскольку тут затронута семейная честь и семейные интересы, ждать от нее помощи бессмысленно. Другое дело Ксавье!.. Островитянин Ксавье так далек от всех условностей и привходящих обстоятельств. Кроме меня, Ксавье, пожалуй, единственный среди всей семьи говорит на ином, чем Буссардели, языке; Ксавье с детских лет уберегся от буссарделевского яда, который я капля за каплей постаралась из себя выдавить... И все-таки Ксавье носит то же имя, что и я, и в жилах у нас течет одна кровь.

Странный поворот событий: я, которая еще так недавно защищала его от происков нашей семьи, о чем он и не подозревал, именно я теперь ищу у него заступничества против того же самого врага.

За пятнадцать минут до назначенного срока я уже была в телефонной будке. И скоро...

Голос Ксавье был настолько его, Ксавье, голосом, что я чуть не выложила ему все сразу. Думаю, что так бы я и поступила, прояви он хоть немного настойчивости. Но, без сомнения, он, со свойственной ему интуицией в таких делах, сам понял, что необходимо срочно прийти мне на помощь, даже вопреки мне самой.

- Если это так важно, - сказал он, - и если тебе некому довериться, я сегодня же ночью выеду в Париж.

- Не надо, Ксавье, не такая уж я эгоистка. И, кроме того, твой внезапный приезд... вообрази, какой переполох поднимется на авеню Ван-Дейка! Это вовсе не обязательно... Нет, вот что мы сделаем: я могу выехать на юг. Найду для поездки какой-нибудь предлог...

- Давай лучше сделаем так: я приглашаю тебя завтракать в Лион. Каждый проедет половину пути. Можешь выехать вечером? Чудесно. А я доеду на машине до Тулона, а оттуда сяду на ночной поезд. Свидание назначается в ресторане матушки Брико. Любое такси в Лионе доставит тебя прямо туда.

Быстрота его реакции восхитила меня. Этот зловещий день менял свои тона... Я почти с удовольствием подумала о путешествии... Чутье меня не обмануло, когда я решила довериться Ксавье.

- Думаю, что приеду раньше тебя, - продолжал он. - Закажу завтрак. Что тебе заказать? Ого! - Я услышала совсем рядом над ухом его короткий смешок. - Жареную пулярку... Все равно в Лионе от нее никуда не денешься.

Пора было кончать разговор; мы условились обо всем. Вдруг Ксавье сказал совсем иным, серьезным тоном:

- До завтра, Агнесса. И спасибо тебе, что ты выбрала меня своим поверенным. Целую тебя. Слушай.

И он действительно издал губами звук поцелуя, который послушно повторила мембрана. Но я на другом конце провода даже не улыбнулась.

Как мне ни тяжело следовать штампам, согласно которым Лион должен был непременно встретить меня дождем, однако истина обязывает меня сказать: когда я прибыла в Лион, действительно начинал накрапывать дождь.

Сверх того, мне попался шофер, который, должно быть, считал делом чести избегать набережных; таким образом, я проникла в город через улицы, которые не имели выхода к реке и где из-за дождя и тумана уже в полдень было почти совсем темно.

Официантки в ресторане, хотя и не занятые в такой ранний час, но уже во всеоружии, тотчас отвели меня к единственному клиенту, который, видимо, предупредил их о моем приезде. Ксавье сидел под фотографическим портретом матушки Брико, почти в натуральную величину, где она была изображена в классическом костюме поварихи начала века.

Ксавье мирно читал газету. Мне вдруг почему-то показалось, что ждет он меня здесь давным-давно, многие дни и недели, быть может, еще с тех времен, когда мы почти не знали друг друга.

Я приблизилась, стараясь не стучать каблуками, чтобы не прерывать его чтения, и молча встала возле столика. Он поднял голову, увидел меня, улыбнулся, вскочил и расцеловал меня в обе щеки. Все это он проделал, не говоря ни слова. Наконец открыл рот и осведомился, нравится ли мне выбранный им столик.

- Можно было бы спросить отдельный кабинет, - пояснил он. - Но сейчас в этом зале мы еще долго будем одни.

Я села напротив него. Особенно я радовалась тому, что наше свидание и моя исповедь не будут окружены тайной и секретами. Я боялась неожиданных и ненужных эмоций из стыдливости, из благоразумия и, пожалуй, из тактических соображений. А эта общая зала, эти официантки, попросту говоря, прислуга, этот портрет прославленной поварихи, которая, казалось, бдит над нами, уж никак не благоприятствовали излиянию чувств. Разговор пойдет здесь в чисто практическом плане, а ведь это единственная возможность найти нужное решение.

Ксавье заказал коктейль. Я посмотрела на него. За время нашей разлуки он снова загорел, хотя в Париже оказалось достаточно всего нескольких недель, чтобы загар полностью сошел. Однако прежний высокогорный и слишком, пожалуй, резкий загар сменился морским, более золотистым и мягким; и голубые глаза его казались сейчас двумя озерцами синей воды.

Отвечая на вопросы Ксавье, я заверила его, что ничуть не устала от путешествия.

- Я ведь приехала на курьерском: надо же не отставать от века.

Мы помолчали. Должна ли я была вот так сразу открыть свой секрет? Оказывается, нет. Потому что Ксавье, не дав мне времени задать ему вопрос, поспешно заговорил о своей жизни на острове.

Все наладилось в первые же дни. Жена рыбака, славная женщина, приходит к нему по утрам, делает уборку и готовит. Но вечерами она уходит, иной раз позже, иной раз раньше, смотря по тому, когда кончит работу; и Ксавье ночует один во всем доме.

- Дом не из красивых, - признался он.- У меня есть кое-какие идеи: хочу его приукрасить. Можно изменить форму крыши, пристроить флигель и выкрасить стены снаружи в темно-красный цвет, а ставни сделать светло-красные. Как твое мнение?

- Откуда же я могу знать?..

- Погоди-ка, - сказал он.- У меня есть маленькая фотография.

Он протянул мне карточку. Я увидела самое обыкновенное, прямоугольное здание; единственной его особенностью были слишком узкие и слишком высокие окна.

- Знаешь, он не производит впечатление дома, глядящего на морские просторы.

- Его нарочно построили в защищенном месте. Если тебя не пугают громкие слова, так знай, что это скорее резиденция, нежели рыбачий домик.

Я рассматривала фотографию, еще не зная, увижу ли когда-нибудь это жилище, переступлю ли через его порог.

Ксавье добавил с улыбкой:

- Резиденция, никогда не бывшая резиденцией. По утверждениям старожилов, до меня там никто не ночевал.

Тень тети Эммы, дарительницы мыса Байю, упала на фотографию. Но только для меня одной. Должно быть, Ксавье из благоразумия или наивности старался не замечать, что в щедрости его крестной таится самое неприкрытое тщеславие и самое неприкрытое равнодушие. Напротив, без всякой задней мысли он продолжал рассказ о задуманных переменах, объяснил мне, что пустырь можно будет превратить в площадку, а в пристройке можно будет устроить ванную.

- В нынешнем году, - добавил он, смеясь, - все водные процедуры ограничиваются душем на открытом воздухе. И, поверь мне, я никого этим не смущаю: в разгар сезона, когда наши островитяне ездят на материк, на Лазурный берег, они еще не такого могут наглядеться.

- А чем ты занимаешься, Ксавье, целый день? О том, что ты рыбачишь, я уже знаю.

- Не особенно часто. Времени нет. По дому столько работы. Да и кругом тоже. Я намереваюсь разбить виноградник. Если бы в низинах было больше влаги, стал бы разводить "телячью ногу"... Во всяком случае, сделаю опыты.

- Какую "телячью ногу"? Что это такое?

Он широко открыл глаза; до чего же бестолковы эти жители континента. И пояснил:

- Обыкновенный аром.

Я улыбнулась, прося прощения за свое невежество. Подали завтрак.

- Все равно, - сказала я, - вот так вот одному все время...