Другая страна - Джеймс Болдуин Страница 45

не понравился. Он не мог относиться к нему серьезно. Это было неплохо задуманное, неглупое и показывающее определенную авторскую проницательность произведение, словом, tour de force[10], но оно не брало тебя за живое. В той части мозга Вивальдо, где жила память о книгах, какими бы они ни были – великими, уродливыми или безумными, книга Ричарда задержаться не могла. И с этим ничего нельзя поделать… – Ты сам говорил, что следующий роман будет лучше.

– О чем ты плачешь?

– Что? – Вивальдо утер глаза тыльной стороной руки. – Ни о чем. – Он приблизился к бару и оперся на него. Какая-то неосознанная, непонятно откуда взявшаяся хитрость заставила его прибавить: – Ты говоришь так, будто не хочешь, чтобы мы оставались друзьями.

– Чушь какая. Тебе так показалось? Конечно, мы останемся друзьями, мы будем ими до самой смерти. – Ричард тоже подошел к бару, положил руку Вивальдо на плечо и нагнулся, заглядывая в глаза. – Честное слово. О’кей?

Они обменялись рукопожатиями.

– О’кей. Только не терзай меня больше расспросами.

Ричард рассмеялся.

– У меня и желания такого нет, глупая ты башка.

В дверях появилась Ида.

– Все уже на столе. Поторопитесь, а то остынет.

К концу ланча у всех немного шумело в голове: все-таки выпили две бутылки шампанского; они вернулись в гостиную, залитую багровыми лучами солнца, располыхавшегося перед заходом. Прибежал Пол – запыхавшийся, чумазый и очень довольный жизнью. Мать тут же отправила его в ванную – помыться и сменить одежду. Ричард, вспомнив, что обещал купить лед для гостей и лимонад для Майкла, отправился за покупками. Кэсс решила, что пора переодеться и убрать волосы.

Ида и Вивальдо остались в гостиной одни. Ида поставила пластинку Билли Холидей, и они стали танцевать.

Когда она приблизилась к нему с ласковой улыбкой, подала одну руку, а другую легким движением положила ему на плечо, у него перехватило дыхание. Он нежно обнял ее за талию. Пальцы, касающиеся ее тела, стали ненормально, опасно чувствительны, и он молился, чтобы лицо не выдало, сколь велико тайное наслаждение, проникающее в него через кончики пальцев. Казалось, он чувствовал сквозь плотную ткань костюма нежную материю блузки, легкую помеху в виде молнии на юбке, скользкую фактуру комбинации, которая как будто даже шелестела и потрескивала под его пальцами, перемещаясь по гладкой теплой коже. А Ида, по-видимому, и не ведала о тех вольностях, которые позволяли себе его негнущиеся пальцы. Она двигалась в такт с ним, одновременно и ведущая, и ведомая, безошибочно ускользая от его огромных туфель и ни разу не позволив отдавить себе ноги. Их тела почти не соприкасались, но ее волосы щекотали его подбородок, издавая нежный, еле уловимый аромат, который, как и все в этой девушке, говорил о потаенном чувственном жаре. Ему безумно хотелось прижать ее к себе. Может, именно сейчас, когда она, улыбаясь, поднимает на него глаза, ему следует наклониться и прикрыть ее улыбку своим несмеющимся ртом.

– У тебя холодные руки, – сказал Вивальдо; руки, которые он держал, были и правда ледяными.

– Есть примета: руки холодные – значит, сердце горячее, – отозвалась Ида, – хотя на самом деле это говорит о плохом кровообращении.

– Предпочитаю думать, что у тебя горячее сердце, – сказал он.

– Не возражаю, – рассмеялась Ида, – но, узнав меня лучше, ты убедишься, что права я. К сожалению, – сказала она, напуская на себя серьезный вид, – обычно я оказываюсь права. – И тут же прибавила: – Во всем, что касается меня.

– Хотелось бы узнать тебя лучше, – признался он.

– И мне хотелось бы того же, – сказала она с коротким смешком.

Вернулся Ричард. Из своего заточения вышел Майкл, серьезный и робкий, и им с Полом дали лимонаду со льдом. Появилась Кэсс в наглухо закрытом алого цвета платье стиля «ретро», с волосами, убранными наверх. Ричард переоделся в спортивную рубашку и свитер, выглядевший намного солиднее предыдущего, затрапезного, а Ида выскользнула из комнаты, чтобы освежить косметику. Начинали съезжаться гости.

Первым прибыл редактор Ричарда, Лоринг Монтгомери, коренастый человек в очках, с гладко причесанными седеющими волосами; он казался старше своего возраста, а на самом деле был на десять лет моложе Ричарда. У него были манеры застенчивого человека и нервный смех. Он появился вместе с литературным агентом, темноволосой и темноглазой молодой женщиной по имени Барбара Уэйлз, увешанной множеством серебряных украшений и в придачу несколькими золотыми. Она тоже много смеялась, но совсем не нервно, и «манер» у нее было предостаточно, а «застенчивости» – никакой. Ее положение литературного агента Ричарда, как она полагала, давало ей право на особые интимные отношения с Кэсс, которая, как загипнотизированная, с жалким, беспомощным выражением лица, внимала мисс Уэйлз, оглушенная мощью ее голоса и резкой отчетливостью произносимых звуков. Она покорно проследовала за литературной дамой в спальню, где были сложены пальто и шляпы и где женщины могли подкраситься.

– Бар здесь, – слышался голос Ричарда, – идите и наливайте себе что хотите.

– Пожалуй, выпью еще стаканчик, – решил Вивальдо. – Весь день пью и никак не могу надраться.

– А хочешь? – спросила Ида.

Вивальдо улыбнулся ей.

– Нет, – сказал он, – нет, совсем не хочу. Не получится, даже если бы хотел. Сегодня не получится.

Они стояли лицом к окну.

– Поужинаешь сегодня со мной?

– Ты что, уже проголодался?

– Еще нет. Но к вечеру проголодаюсь.

– Тогда и поговорим.

– А ты не сбежишь домой? Не выкинешь чего-нибудь в этом роде? Не удерешь от меня?

– Не волнуйся, буду с тобой до победного конца. Тебе ведь надо поговорить с агентом.

– Ты считаешь? – Он посмотрел в ту сторону, где стояла, сверкая драгоценностями, мисс Уэйлз.

– Это просто необходимо. Думаю, Ричард пригласил тебя и по этой причине тоже, и с редактором тебе надо словцом перемолвиться.

– Зачем? Мне нечего ему показать.

– Неважно. Потом будет что. Не сомневаюсь, Ричард устроил этот прием в основном для тебя. Надо пойти навстречу.

– А чем ты будешь заниматься во время всех этих переговоров?

– Поболтаю с Кэсс. Мы с ней не писатели и, значит, никому здесь не интересны.

Вивальдо поцеловал ее в голову.

– Занятная ты девушка, – сказал он.

В дверь позвонили. На этот раз пришел Стив Эллис с женой. Эллис оказался кудрявым человеком небольшого роста, с живым мальчишеским лицом, которое уже начинало, как обычно случается с подобным типом, не то чтобы матереть, а как бы консервироваться. У него была репутация отважного борца с реакцией, человека, который побеждает там, где непременно проиграют другие; даже сейчас он вошел в гостиную с таким видом, будто предполагал, что там прячется враг. Его болтливая жена явилась в роскошной норковой шубе и шляпке, украшенной цветами; она выглядела старше своего мужа.

– Рад познакомиться с вами, Силенски, – сказал Эллис. Хотя, разговаривая с Ричардом, ему приходилось смотреть снизу вверх, он вскидывал голову с таким самоуверенным видом, словно делал это для своего удобства. Он стремительно протянул Ричарду руку – рукопожатие, однако, оказалось вялым, как будто рука была протянута для поцелуя: ведь