Уильям Теккерей - Диккенс во Франции Страница 5

До каких же монбланов devergondage {Распутства (франц.).} должны были дойти английские дамы, если субъект, описавший свою брачную ночь и подаривший миру "Мертвого осла и гильотинированную женщину", даже такой субъект, которого никак нельзя упрекнуть в излишней брезгливости, вынужден с отвращением отпрянуть от их чудовищной нескромности!

А между тем мсье Ж. Ж. вовсе не так уж непреклонен, отнюдь нет! Его нисколько не коробит от легкого галантного адюльтера и элегантного нарушения седьмой заповеди. Так как у Вальтера Скотта нет амурных интриг, то Жюль считает его почитательниц tant soit peu prudes. Конечно, и в жизни и в романе совершенно необходимо немного благородной, приятно-возбуждающей, противо-седьмо-заповедной приправы! Прочитайте "Мертвого осла и гильотинированную женщину" и вы поймете, как грациозно это можно сделать. Только послушайте его отзывы об английской литературе! "Кларисса", видите ли, chaste {Целомудренна (франц.).}, а "Дон-Жуан" ничуть не неприличен и не аморален, а всего лишь anime {Игривый (франц.).}. Anime! O ciel! {О, небо! (франц.).} Словечко-то какое! Кто, кроме француза, способен выдумать такой изящный эпитет? "Игривость" наш Жюль может простить, чопорность он тоже извиняет, правда, с презрительно-снисходительным видом, но Диккенс! О, этот Диккенс! Какой ужас! И, пожалуй, трудно себе представить более сжатую и исчерпывающую, более любезную и справедливую оценку книги, чем та, которую дал наш друг Жюль "Николасу Никльби". "Это самая тошнотворная смесь, какую только можно себе вообразить, смесь подогретого молока и прокисшего пива, сырых яиц и солонины, расшитых золотом мундиров и лохмотьев, луидоров и грязных медяков, роз и чертополоха". Вот это рецепт для писателей!

Или, быть может, вам больше придется по вкусу такой: "Запах табачного перегара и чеснока, вкус сырой свинины, гармония звуков от ударов жестяной тарелкой по нелуженой медной кастрюле" (каким дьявольским ехидством дышит этот эпитет "нелуженая"), что, очевидно, соответствует луидорам и грязным медякам в первом рецепте? Прочитайте повнимательней эту книгу Чарльза Диккенса. "Какие язвы! Какие струпья!"

Испробуйте любую смесь, обе одинаково заслуживают вашего внимания. В одну входит сырая свинина, в другую - солонина. В рецепте номер два табачный перегар вкупе с чесноком удачно заменяет подогретое молоко и прокисшее пиво из рецепта номер один. Возьмите любую смесь, и вы получите Диккенса. Нет, злосчастный автор "Пиквика", тебе остается только повеситься. Или при виде своих несовершенств, обнаженных столь безжалостной рукой, покраснеть от стыда до полной краснокожести, удалиться в пампасы, построить там вигвам и жить среди лиан и обезьян. Свинина и подогретое молоко, прокисшее пиво и солонина... Тьфу! Как это тебя угораздило попотчевать нас такой дрянью!

И это лишь один из "chefs d'oeuvre de sa facon que devore l'Angleterre" {Шедевров, в его духе, которые с жадностью проглатывают англичане (франц.).}. О, как жестоко поразил нас, бедных островитян, мсье Жюль жалом своей эпиграммы!

Послушайте-ка, Ж. Ж., не слишком ли далеко вы зашли в своих наглых наскоках? Найдется ли среди трех тысяч литераторов Франции, из коих едва ли трое могут с грехом пополам изъясняться по-английски, найдется ли хоть один, чтобы объяснить Ж. Ж., какую чудовищную ложь и чушь он несет о Диккенсе и вообще об английской литературе? Да, у нас в Англии есть шедевры de notre facon {В нашем духе (франц.).}, и мы, нисколько не стыдясь, поглощаем их. Le charmant Мильтон, быть может, был не очень большой мастер сочинять эпиграммы и chansons-a-boire {Застольные песни (франц.).}, но все же достойный человек, и его сочинения разошлись в гораздо большем количестве, чем восемьсот экземпляров. Le solennel Поп тоже не был лишен дарования, да и у Шекспира есть кой-какие заслуги, недаром же его имя проникло даже во Францию, где его нередко величают Le Sublime Williams {Великий Вильямс (франц.).}, хотя Скотт несколько чопорен, как вы изволили выразиться, и не блещет приятным laisser-aller {Непринужденностью (франц.).} автора "Мертвого осла", но и ему иногда удавалось сварганить недурной романчик. И именно он вместе с le Sublime Williams перевернул вверх дном всю вашу французскую литературу и многие живые ослы из вашей братии пытаются подражать их повадкам и их рычанию, чтобы стать похожими на этих мертвых львов. Эти львы создали les chefs d'oeuvres de notre facon, и мы не стыдимся признавать их своими.

Но по какому праву вы, о дремучий невежда, беретесь судить о них и их творениях, вы, который с таким же успехом мог бы прочитать цикл лекций о литературе готтентотов, вы, кто знает английский язык не лучше, чем автор Random Recollections. Научитесь скромности, Жюль! Послушайте моего совета, и если вы беретесь советовать другим lisez-moi ce livre consciencieusement {Прочитайте-ка внимательно эту книгу (франц.).}, то, по крайней мере, следуйте сами этому правилу, о взыскательный критик, прежде чем осмелиться вершить суд и расправу.

Я готов присягнуть в том, что наш критик "Николаса Никльби", переводивший Стерна, не зная ни слова по-английски, не читал Боза ни в подлиннике, ни во французском переводе и клевещет на него, давая простор своей фантазии. Достаточно привести заключительную часть статьи Ж. Ж., чтобы убедиться в этом.

"По роману "Николас Никльби" и была написана мелодрама, о которой пойдет речь далее. Попробуйте нагромоздить мрак и катакомбы, порок и кровь, ложь и проклятья, адюльтер и кровосмешенье, замесите погуще это варево - и вы получите то, что увидите в этой пьесе.

В одном из английских графств есть школа или, вернее, страшная тюрьма, обитель голода и холода, куда некий Сквирс под личиной образцового воспитателя заманивает несчастных детей. На самом же деле, он попросту наживается на своих питомцах, морит их голодом, одевает в обноски и лишает всего необходимого. В этом доме никогда не умолкают свист розог, стоны истязаемых, крики истязателей, проклятья, изрыгаемые владельцем школы. Это страшно читать и еще страшнее видеть. Особенно ужасны страдания несчастного мальчика по имени Смайк, над которым больше всего измывается этот негодяй Сквирс. Говорят, что, когда появился роман Чарльза Диккенса, многие владельцы английских школ-пансионов подняли голос протеста, обвиняя автора в клевете. Но праведное небо! Если даже одна стомиллионная доля описанных в романе постыдных дел возможна, если правда, что по ту сторону Ла-Манша можно найти хотя бы одного торговца живым товаром, подобного Сквирсу, то это покрыло бы несмываемым позором целую нацию. Если же в действительности это невозможно, то какое вы имеете право уверять нас в том, что и роман, и пьеса - зеркало нравов!

И вдруг выясняется, что этот несчастный оборвыш, покрытый струпьями, эта невинная жертва мистера Сквирса не кто иной, как единственный отпрыск лорда Кларендона, представителя одной из знатнейших фамилий Англии. Как я уже упоминал, это очень характерно для автора. В таких романах, порождениях разнузданного воображения, середины не бывает. Или вы последний из нищих с пустой сумой за плечами, или же - благодарите свою судьбу! - вы герцог, пэр Англии и кавалер ордена Подвязки. Либо королевский горностай, либо рубище нищего. Иногда, для разнообразия, автор надевает на вас пурпурную мантию поверх рубища. Ваши волосы кишат насекомыми - тем лучше! Это не остановит романиста, и он без дальних слов увенчает вашу вшивую голову герцогской короной. Так поступает мсье Диккенс, капитан Марриат и все прочие".

Вот вам и третий рецепт изготовления "Николаса Никльби": мрак и катакомбы, порок и кровь, адюльтер и кровосмешенье, battez-moi tout са {Замесите это погуще (франц.).}, и дело с концом! Но если принять в соображение, что у мистера Диккенса ни слова не сказано ни о мраке, ни о катакомбах, ни о крови (если не считать невинного кровопускания из носа мистера Сквирса), ни о двух последних нарушениях седьмой заповеди, упомянутых господином Ж. Ж., то спрашивается, не было ли это de luxe {Излишняя роскошь (франц.).} включать их в рецепт? Не читав никаких романов, кроме французских, Ж. Ж. рассудил, что можно, не рискуя ошибиться, включить в состряпанный им декокт и два последних ингредиента. Однако в Англии читающая публика все еще tant soit peu prude и не проглотит подобного снадобья. И в каком же грязном болоте барахтается наш деликатный критик! "Votre tete est pleine de vermine" {Ваша голова кишит насекомыми (франц.).} (кстати говоря, какое лестное предположение для французского читателя и как прекрасно это характеризует его любовь к чистоте и приличию!). Но даже если ваша голова в столь плачевном состоянии, не беда! Писатель позаботится о вас и наденет на вашу вшивую башку герцогскую корону. Так делает не только мсье Диккенс, но и "все прочие" его собратья.

Где это они так делают, скажите на милость? Где это бедный Диккенс так неосторожно обращается с герцогской короной и тому подобными украшениями, в чем мсье Жюль обвиняет и друзей мистера Диккенса? Клевещите на людей, дружище Жюль, если иначе не можете, но знайте же меру! Постарайтесь, по крайней мере, на будущее время, чтобы ваша ложь больше походила на истину, и, ратуя за чистоту нравов и пристойность поведения, потрудитесь прежде всего выражаться повежливее и оставить оскорбительный тон.