Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил Страница 6

— Да. Я хромой. Я калека. Поэтому меня не любят девушки. И поэтому ты отвернулась от меня, я знаю…

Вдруг своими маленькими ладонями она стиснула мои пальцы.

— Как мне вас жалко!

— Не стоит меня жалеть.

— Значит, вы здесь никогда раньше не бывали?

— Конечно. Кто сюда пойдет с нищим калекой? Вот и сегодня… Думал, что ты… Дурак набитый…

Я просто был зол и на самом деле ни о чем таком не думал. Но именно эти лживые слова не годящиеся даже для плохого фильма, подействовали на Мицу сильнее всего.

— Ну… если так… если так, то… то пойдемте…

Третья запись Ёсиоки Цутому

— Ну… если так… если так, то… то пойдемте…

Скрежетали поезда, по запасным путям уходящие в депо. Пьяницы, сидевшие на террасе закусочной, прищурившись, разглядывали нас.

Мицу робко ступала за мной, опустив голову, и в лице ее было что-то детское, беззащитное.

Странно, но желание у меня исчезло.

Вместо него появилась несвойственная мне жалость и что-то вроде раскаяния.

Как низко я пал! Использовать добрые чувства этого бесхитростного существа для удовлетворения своей похоти может только подонок.

— Гм… Не слишком ли поздно ты одумалась? — я продолжал разыгрывать прежнюю роль.

— Вы сердитесь? Простите меня.

— Хватит. Ты мне надоела. Я уже не хочу идти туда.

Сказав это, я быстро зашагал по узкой пешеходной дорожке в сторону вокзала. Мицу, как собачонка, поплелась за мной. Пьяный мужчина, столкнувшись с ней, громко ее обругал.

— Подождите! Я задыхаюсь.

— Что?

— Вы шагаете, как солдат.

На привокзальной площади я замедлил шаг. Мицу тяжело дышала, лицо ее посинело, на кончике носа выступил пот.

— У тебя что, сердце не в порядке?

— Нет, я всегда так потею.

— Гм…

— Простите меня. Я виновата, но я не хотела вас огорчить.

На площади было ветрено. Девушки из ночного кабачка, окончив работу, быстро, так что грязь не успевала отлипать от их туфель, бежали по склону холма вниз, к вокзалу. Если бы я понимал, почему они так спешат домой, я бы, наверно, понял и Мицу, стоящую передо мной: каждую из них дома ожидали муж, дети, любовь, тихое семейное счастье… А Мицу…

— Что же мне делать?

Огни на привокзальной площади уже были потушены. Светились только окна двух-трех магазинчиков; возле одного из них стоял старик, похожий на пугало в своей потрепанной голубой форме Армии спасения. В руках он держал ящик для пожертвований.

Мицу подошла к нему.

— Оставь, ведь он же ничего не продает. Просит пожертвований, а на самом деле все, что ни дадут, присваивает себе.

Но Мицу уже открыла свой красный кошелек и, выбрав десятииенную монетку, сунула ее в ящик. Из бокового кармана брюк старик вытащил маленькую черную коробочку.

— Смотрите! — Мицу держала дешевый металлический крестик и глуповато улыбалась, думая, что я тоже обрадуюсь ее покупке. — Дайте еще два, — она бросила в ящик две десятииенные монеты, и старик невозмутимо протянул ей две черные коробочки.

— Зачем ты покушаешь это барахло?

— Я потеряла свой талисман. А один крестик я вам подарю.

— Нужен он мне, этот крестик!

— Возьмите. Он обязательно принесет вам счастье, — она насильно вложила мне в руку коробочку и засмеялась, широко раскрывая рот.

— Ну хватит, — сморщился я. — Пойдем домой.

— А вы на меня не сердитесь больше? В самом деле не сердитесь? Хотите, встретимся в следующее воскресенье? Я могу приехать к вам домой.

При последних словах я скорчил такую рожу, что она поняла — этого делать не стоит. Представляю, как будет смеяться Нагасима, да и другие жильцы, если ко мне припрется эта деревенщина.

Она уже порядочно мне надоела, и, сказав, что сам назначу следующее свидание, я, не попрощавшись, бесцеремонно подтолкнул ее в сторону вокзала. Подымаясь по лестнице, девушка поглядывала в мою сторону, и, когда она скрылась совсем, я почувствовал облегчение.

Боль в плече все еще не успокоилась. Сунув руку за сигаретами, я обнаружил в кармане коробку: Мицу все-таки умудрилась подсунуть ее. С досады прищелкнув языком, я выбросил в канавку сначала крестик, а потом коробку. Крестик прошел сквозь мусор, плывущий по воде, и погрузился на дно, а коробка поплыла, окруженная пачками из-под сигарет.

Усталый и злой, я едва добрел до дому. Нагасима лежал с марлевой повязкой на лице, натянув одеяло до подбородка.

— Ну как?

— Что как? — буркнул я, сбрасывая брюки, и быстро нырнул под сырое одеяло. Нагасима хотел еще что-то сказать, но я закутался с головой, и он не решился больше ко мне приставать.

Через два дня я снова поехал к Киму-сан. Я был уверен, что завоевал его доверие, и надеялся получить какую-нибудь работу.

Ким-сан сидел на том же месте, где я увидел его в первый раз. Положив ноги на стол, он с увлечением ковырял в носу.

— А, это ты! — хитровато улыбаясь, он уставился на меня. — Что-то у тебя снова унылая рожа. Наверное, с девчонкой поссорился?

— Мне нужна работа, сейчас не до девчонок.

— Работа? Гм… Что ж, работу можно найти, — сказал он, жуя резинку.

— Я согласен на любую, если подойду, вы знаете.

— У меня для тебя есть особая работа. Если выполнишь, заплачу хорошо. Как-то ты говорил, что можешь водить машину.

— Говорил.

— Прекрасно.

Я сразу сообразил, что дело непростое, раз Ким-сан счел нужным меня предупредить. Может быть, контрабанда — в последнее время газеты часто писали об иностранцах, доставляющих контрабандные товары через Гонконг.

— Займешься посредничеством.

— Посредничеством? А тяжестей носить не придется?

— Ну и дурак!

Ким-сан захохотал так, что сдунул пыль со стола, потом поднял трубку телефона и затараторил по-корейски, а под конец сказал по-японски:

— Все будет в порядке, — и, положив трубку, выплюнул на пол резинку. — Пошли, студент.

Мы вышли на улицу, щедро усыпанную золотом осенних листьев. Мимо нас пробежали, о чем-то болтая, гимназистки в коротких юбочках, с портфелями в руках.

— Если тебе не нравится эта работа, могу предложить другую.

— Какую?

— Физическую, — Ким-сан оглядел меня с головы до ног. — Но по-моему, тебе эта работа не подойдет. Там нужна силенка и еще кое-что.

— А что я должен делать?

— Займешься американками. Среди них много потаскух, и я познакомлю тебя с такой…

Сейчас ни к чему пересказывать все, о чем шептал мне тогда Ким-сан. От меня требовалось войти в близкие отношения с одной из белых женщин, которые жили в гостиницах Кандьг и служили в оккупационных войсках санитарками и медсестрами.

Войти в близкие отношения с женщиной? Разве не этого я вчера добивался от Мицу!

Ким-сан оценивающе оглядел меня, как оглядывает крестьянин корову, которую собирается покупать.

— Нет, эта работа не для тебя, — с сожалением сказал он. — Тебе все же лучше заняться сводничеством.

Разумеется, я был огорчен еще больше Кима-сан. До чего же я докатился! Он оценивал мое тело! И уверенно, не помышляя об отказе, предлагал такую работу. Впрочем, иным Ким-сан не знал меня.

Сводничество — такая же благородная профессия, как проституция. На свете много мужчин, которые сами не могут завоевать сердце женщины. Вот сводник и помогает этим жалким трусам.

Чего только не было в послевоенном Токио!

Ночью в парке Уэно шатались мужчины, напялившие на себя юбки и размалеванные как потаскухи. Повсюду рыскали сводники в поисках клиентов.

Сводники… Раньше я и не слыхал, что существует такое ремесло. Но, шагая за Кимом-сан, я понял: мне на собственном опыте придется убедиться в том, что это — увы! — не выдумка.

Мы шли по бывшему плацу. До войны здесь находились казармы гвардейской дивизии. Теперь окопы поросли травой, обвалились, наполнились грязной водой, в которой плавали щепки. По плацу гулял ветер, поднимая густую пыль. В те времена на окраинах Токио было множество таких пришедших в запустение мест.

Там и устраивали свои дела сводники, благодаря которым процветали проституция и гомосексуализм. Война опустошила не только землю, но и души людей.

— Куда мы идем?

— Уже пришли, — Ким-сан кивнул в сторону казармы, напоминающей конюшню.

Там возле обшарпанного автомобиля марки «даттосан» стоял мужчина в черной кожаной куртке.

— Студент. Хочет подработать. Я его знаю. На него можно положиться, — Ким-сан похлопал меня по плечу.

На правой щеке у мужчины был шрам. Мужчина пристально посмотрел на меня.

— Машину водить умеешь?

— Умею.

— Отлично.

Водить машину я научился, когда работал в американском военном городке.

— А такую водил?

— Водил.

— Ну что ж. Тогда до вечера я оставлю машину здесь. В кузове новый костюм. Переоденешься и часам к десяти будешь у эстрадного театра «Хигасимиякодза» в Сундзуку. Там перед входом увидишь мужчину лет пятидесяти с усиками. Это твой клиент. Зовут его Камэта-сан. Он начальник отдела какого-то завода, впрочем, тебе это все равно. Сейчас он влюблен в одну танцовщицу. Твоя роль в этом спектакле такова: ты должен создать у танцовщицы впечатление, будто этот мужчина — управляющий крупным заводом.