Кен Кизи - Демон Максвелла Страница 6

— Понятно? — вопрошает под занавес Автомобилист.

Со всех сторон наступает вечер. Бетти Блюм начинает оправдываться и извиняться в обычной кошачьей льстивой манере, с которой одна униженная сеньора всегда встает на защиту другой. Невидимые зрители разочарованно вздыхают. Но прежде, чем Автомобилист успевает сварливо снизойти до прощения, его жена вдруг слышит собственный голос, который внятно и отчетливо требует, чтобы муж отпустил ее руку, прекратил кричать и больше никогда не смел обращаться с ней так, словно она ему чем-то обязана, чтобы он больше не смел с ней разговаривать как с одной из своих сломанных машин.

— А если ты попробуешь сделать это еще хоть раз, то я убью тебя, а потом убью Дональда, Терри, внуков и себя. Клянусь Господом!

Ее муж и Бетти ошарашенно застывают, а потом обмениваются понимающими взглядами: этого следовало ожидать... женщины в этом возрасте... да еще столько рома. Но жене Автомобилиста уже наплевать. Она знает, что добилась своего. И ее это так окрыляет, что на мгновение ей кажется, что ее тело начинает истончаться и исчезать.

А затем до нее снова долетает биение уличной жизни. Дети на крышах возбужденно шепчутся, обсуждая происшедшее. Курицы снова скапливаются под ветвями мангового дерева. И лишь аккордеонист не возобновляет свои упражнения, но жена Автомобилиста чувствует, что он выражает этим не столько свое критическое отношение к ней, сколько отдает ей дань уважения, как это принято между музыкантами.

ПОСЛЕДСТВИЯ

Автомобилист уходит обратно в гасьенду, а Бетти Блюм подвозит его жену к гостинице. Домой она возвращается с бутылкой сиграма и упаковкой холодного севен-апа, а ее нежная улыбка намекает на то, что она умеет испытывать симпатию не только к оскорбленным женам, но и к непонятым мужьям.

Уолли приходит с двумя желтоперыми тунцами, и Автомобилист соглашается остаться с ними на ужин. После рыбы с белым вином он берет плавки у доброго Уолли, французскую булавку, чтобы они не свалились с его тощей задницы, у щедрой Бетти, и все отправляются купаться. Потом они возвращаются домой и еще выпивают. И он говорит Уолли, что только дети в состоянии сохранить брак родителей, но теперь пошли такие дети! Стоит ли из-за них стараться? А потом сообщает Бетти, которая так и осталась в бикини, что единственное, на что способны эти дети, — это избавиться от старомодных представлений о порочности секса. И Бетти целиком и полностью с ним соглашается.

Когда ему кажется, что его жена уже достаточно наказана за свое поведение, он берет машину Блюмов и едет вместе с Чифом в гостиницу. «Могу поспорить, что она уже там», — заявляет он.

И он оказывается прав. Она спит на диване. Но эта победа оказывается последней в его жизни.

СОН АВТОМОБИЛИСТА

Мир, в котором вещам можно доверять. В котором они не ломаются и никого не обманывают. Рычаг освещения не вываливается из рулевой колонки, и бедному водителю не приходится платить за ее полную замену, так как это несправедливо.

СИЛА ЕГО ХАРАКТЕРА

— Десять песо за ром с колой?! Да в двух кварталах отсюда это стоит пять песо.

Они пьют в гостинице уже целый день.

— Они расположены на побережье, — напоминает ему жена. — И к тому же подают соломинки.

Официант вознаграждает ее логику демонстрацией своей верхней челюсти. Бетти и Уолли тоже делают заказ, и всем подают выпивку. Бетти потягивает свою Маргариту, как пчела, выбирающая цветок клевера.

— Вполне прилично, — мурлыкает она. — Не скажу, чтобы прекрасно, но вполне прилично.

— Мне нравится, как говорят женщины с Майами. — Автомобилист пьян. — Мне вообще нравятся женщины. От малолеток с сиськами как папайя до опытных старух. — Он разводит руки в разные стороны. — На самом деле я вообще люблю людей — от этих...

Он обрывает себя. Его взгляд останавливается на чем-то таком, что язык прилипает к нёбу. Его жена оборачивается, чтобы выяснить, что оборвало его филиппику. По берегу идет мороженщица в зеленом купальнике, едва прикрывающем причинное место, которое выпячивается так же вызывающе, как фруктовое мороженое на палочке. Посрамленный Автомобилист оставляет свое заявление незаконченным и вместо этого погружается в изучение обложки купленного Уолли у газетчика мексиканского «Тайм», где помещен портрет Клиффорда Ирвинга. Он читает, шевеля губами и заглядывая Уолли через плечо.

Его жена продолжает рассматривать юную красотку с тележкой мороженого, и вовсе не из соображений ревности, как наверняка предполагает Бетти Блюм, она взирает на нее с чувством приятного удивления, как смотрят на засушенный цветок, оказавшийся в школьном ежегоднике, — как он выглядел, когда был живым? и что с ним станет? И вдруг почувствовав, что вот-вот наткнется на ответ, она встает из-за стола, потеряв всякий интерес к устрицам, и направляется в сторону прибоя.

Автомобилист хмуро смотрит ей вслед. А когда он поворачивается к столу, Бетти Блюм одаривает его утешающим взглядом из-за соленого ободка стакана с Маргаритой, словно говоря: «Не бери в голову».

— «Тайм» — один из журналов, которому можно доверять, — заявляет Уолли Блюм, — потому что всегда знаешь, какую надо делать поправку на политические пристрастия журналистов.

Восстановивший присутствие духа Автомобилист бодро соглашается и возвращается к вопросу о разнице между Клиффордом Ирвингом и Говардом Хьюзом.

Потом все трое отправляются в ресторан, где заказывают омаров, и до десяти вечера ковыряются в их панцирях. Наконец Автомобилист зевает, так как настает время его отхода ко сну, и, подмигивая, просит всех его извинить, намекая этим на то, что не позволит какой-то климактерической суке помешать его ночному покою. Невзирая на протесты Уолли, он достает из бумажника две купюры по сто песо и кладет их рядом со своей тарелкой. Когда Бетти предлагает купить еще бутылку и распить ее у него на балконе, он галантно объясняет, что в других обстоятельствах был бы счастлив это сделать, но завтра из Штатов прибывает его новая коробка передач, а он любит ковать железо, пока горячо. Как-нибудь в другой раз. Он пожимает руку Бетти, разворачивается и, стараясь ровно держаться на ногах, начинает подниматься по лестнице.

МРАК ПУЭРТО-САНКТО

И вот все начинается снова — вой, возня, шум и гвалт — опять эти собаки — предрассветный лай, который слышится в горах на юге и захватывает весь город как раз в тот момент, когда уже кажется, что сукины дети угомонились и теперь можно немного поспать.

Чиф начинает поскуливать. Автомобилист зарывается под подушку, проклиная ночь, собак, этот город и свою безумную жену, которой и пришла в голову мысль сюда приехать — черт бы ее побрал! Почему он оказался здесь — вопрошает он у мрака — а не в Йозмите, Мэриленде или даже на Шекспировском фестивале в Эшленде? Почему в этой неразберихе теней и колючек?

Справедливый вопрос. Я и сам когда-то задавал его себе. Это произошло в один прекрасный день, вскоре после того, как Бетси заявила, что мы расходимся окончательно, и мы все узнали, что отец неизлечим (конечно, Автомобилист напомнил мне его, не столько своей внешностью, сколько замашками, свойственными именно этому типу американцев, — прямой спиной, подмигиваниями, манерой обращения с механиками и техникой и многим другим). Врачи так часто предупреждали нас о назначенном сроке, а отец умудрялся настолько растягивать отпущенное ему время, что мы с Бадди втайне были уверены — нашего упрямого техасского отца может сломить только возраст. Руки и ноги у него истончились, голова болталась на макаронине шеи, но мы продолжали надеяться, что в последний момент из-за горизонта придет какое-нибудь спасение.

И папа тоже рассчитывал.

— Думаю, скоро они откажутся от всех этих исследований. Только посмотрите, какая мускулатура... — он задирает штанину и криво улыбается, глядя на подергивающуюся и трясущуюся плоть, — ...мышцы перекатываются, как крысы по палубе текущей шаланды.

Да-да, соглашались мы. А потом как-то в сентябре мы отправились на козье пастбище, чтобы пристрелять винтовки и обсудить, куда бы нам двинуть осенью на охоту. И тут папа опускает ружье и говорит:

— Этот чертов приклад трясется, как собака во время поноса. Давайте прокатимся куда-нибудь в другое место...

...и все поняли, что наша поездка станет последней. Мы с братом начали обсуждать это тем же вечером. Я знал, куда хочу. Бадди сомневался, но решил, что старшему брату виднее. И на следующий день мы сообщили о нашем плане папе, когда тот готовил на заднем дворе барбекю.

— Я не прочь прокатиться на юг. Но почему именно это Пуэрто-Санкто? Что там такого особенного?

— Дев утверждает, что там что-то есть такое, — ответил Бадди.

— Он просто хочет показать нам, где прятался в течение полугода, — заметил отец. — Это уже само по себе является достопримечательностью.