Софрон Данилов - Тоскин Страница 6

Так жила она средь людей. И красива, нежна была, — как берёзка ранней весной. Так жила она средь людей, и была она всем сестрой, и любой, кто помнил о ней, совершить на земле не мог даже самое малое зло.

Так жила она в том краю… Век за веком там воды несёт своенравная Татта-река, прорываясь сквозь скалы и горы. В тех горах глубоки теснины, и в ясный день таится в них тьма.

…И вот глухой осенней порою у Арбанды, главы их рода, умерла жена. И вдруг поползла страшная весть: старик решил принести в жертву маленькую девочку Дугуй, чтобы она прислуживала его жене на том свете. Люди знали из старинных преданий, что некогда почтенные старейшины родов в день прощания с этим срединным миром брали с собой любимого коня в полной сбруе, повелев захоронить его стоя, чтобы вдеть ногу в стремя под чужим небом. Но принести в жертву невинное дитя…

Услышав эту чёрную весть, Кыталыктаах вскочила на коня и поскакала к родителям девочки — старикам Логлойо. Застала она их в глубокой печали, с тёмными, как земля, лицами.

— Отец наш, властелин наш приказал…

— Не подчиняйтесь!

— Говорят, так решили небожители айыы.

— Ложь, не отдавайте дитя!

— Заберут же…

— Не отдавайте — и всё! Пусть прольётся кровь того, кто жаждет крови! — так сказала им Кыталыктаах и помчалась к Арбанде.

Подъехав к его юрте, рукоятью волосяной махалки дробно застучала по главной коновязи, стоящей посреди широкого подворья.

«Какой дерзкий глупец посмел нарушить тишину моей печали?» — прохрипел Арбанда и, тяжело переваливаясь, вышел из юрты, но, увидев разгневанную удаганку, размяк, как сало, растопился, как масло:

— О, сестричка дорогая… дитя добрых божеств, разве проедешь мимо несчастного, задавленного горем… — И на прямой, как стрела, вопрос Кыталыктаах ответил: — О-о, оклеветали меня двуногие. Запомни, доченька, в этом срединном мире нет более лживого существа, чем человек. Приезжай, доченька, через три дня, поможешь вознестись светлой душе жены моей в верхний мир.

Успокоенная удаганка вернулась домой.

А назавтра громом ударила страшная весть: Арбанда хоронит свою жену, принося в жертву невинное дитя.

Кыталыктаах, схватив бубен, мигом примчалась к аласу Арбанды. Но уже свершилось всё — одни кострища чернеют. Люди разошлись. Только несчастные Логлойо застыли, словно каменные изваяния, над свежей могилой.

Пронзительно закричала Кыталыктаах — так закричала, что с середины великого озера столб воды взметнулся к самым облакам. Рванула уздечку, вздыбила своего белого коня и вмиг очутилась на вершине каменистой сопки. И там, где раньше звучали её благопожелания, теперь, взывая к небожителям, выкрикивала она острые, как лезвие ножа, слова проклятия. День и ночь, ночь и день. На третий день, когда заходило ржаво-багровое солнце, Арбанда со сведённым судорогой лицом упал в чёрную глину посреди своего подворья. С той поры исчезла Кыталыктаах…

Оготоев, когда видел стройную, гибкую Дашу, её улыбчивое, чистое, как летнее утро, лицо, не раз вспоминал эту легенду. Порой он, подшучивая, называл Дашу длинным, как говорится, с гривой и хвостом, именем: Кыталыктаах Даайыс…

— Трофим, иди сюда, что ты там рассматриваешь? — Тоскин принёс чайник в столовую и налил чай в стаканы.

— Карточку Даши. Оставила тебе…

— Да нет, это я… после переснял, с маленькой.

Оготоев подошёл к столу, посмотрел на часы.

— Как поздно! Скоро двенадцать.

— Ну что ж, что поздно, — невозмутимо ответил Тоскин, — теперь неизвестно, когда ещё встретимся. А встретимся, вряд ли развяжется мой язык, как теперь. Если надоел, скажи прямо — не обижусь. Уже наслушался, перевидел всякого-разного, не привыкать…

— Кирик, что за слова… Рассказывай.

— Ну, тогда выговорюсь до конца. — Тоскин вилкой подцепил из консервной банки шпротину, не жуя, проглотил и со стуком бросил вилку на стол. — Не думай, Трофим, что наговариваю на Дашу. Эх, если бы так… На беду, всё это правда. Я рассказываю как было, ни убавляя, ни прибавляя. Я тоже не ангел, есть у меня недостатки, и люди говорят, что есть… Но живут же некоторые женщины даже с пьяницами, драчунами, не разводятся. Ну да ладно, это оставим… Когда человека разлюбят, словно другими глазами глядят на него. В последнее время каждое моё движение, всё во мне стало противно Даше. Всякий пустяк — другая бы даже не заметила — превращает в повод для новых размолвок.

Прошлой весной как-то приходит ко мне сокурсник по Тимирязевской академии Аян Тугуновский. Прежде мы с ним были друзьями. Первого его с Дашей познакомил, она ещё училась тогда. Он мне сказал: «Кирик, женись, такая один раз встречается». Ну вот, работали мы оба в Якутске, потом — в разных районах. Друг о друге узнавали от людей. Аян, не знаю почему, нигде прижиться не мог: то увольняют, то уходит по собственному желанию. Переезжал с места на место.

Три года назад в Якутске вдруг вечером встречаю его на улице. Одет небрежно, осунулся и даже постарел. Шагнул ко мне, улыбаясь, шутя, толкнул в грудь. А мне не до шуток — времени нет: спешу в гости к одному очень ответственному товарищу, он прошлой весной у нас охотился на уток, так и познакомились.

— Где-нибудь приземлимся, выпьем по рюмке, вспомним время золотое, — предложил Аян. — Или ты спешишь?

— Прости, Аян, не могу, дела…

— Тогда завтра?

А на завтра намечено было у нас совещание, а вечером мы наметили, так сказать, неофициальную встречу.

— Жаль, конечно, но завтра тоже не смогу, — сказал я.

Аян вдруг вспылил:

— А ты не жалей! — И, пристально вглядевшись в моё лицо, неожиданно выкрикнул, как будто выплюнул: — П-шёл!

Как думаешь, за что он обидел меня? А за то, что он неудачник. Неудачники все немного сумасшедшие, это уж точно, по себе теперь знаю: какая только чертовщина в голову не лезет… Я тогда хотел отчитать его как следует, да передумал. К большому человеку иду, неудобно опаздывать.

А в прошлом году Аян ввалился в райсовете в мой кабинет, и, заметь, выпивши. А я терпеть не могу такой распущенности в рабочее время. А тут ещё через несколько минут должны были прийти люди на заседание исполкома. Поэтому встретил я его не особенно дружелюбно, сам понимаешь.

Аян же, вместо того чтобы просить прощения за тот свой дикий поступок, с самого начала стал поддевать меня:

— Тойон председатель, не найдёшь ли время для разговора с таким маленьким человеком, как я?

Сначала я говорил с ним как можно мягче:

— Аян, сейчас действительно у меня нет свободного времени: исполком. Приходи-ка лучше вечером ко мне домой.

Казалось бы, чего ещё ему надо от меня: простил обиду, зову, как близкого, к себе домой. Так нет же!

— О-о, неужели есть в этом срединном мире что-нибудь изменчивей человека?! Тот самый Кирик, списывавший у меня на экзаменах, никак не найдёт свободной минуты принять меня.

В студенческие годы и другие грехи — куда их денешь — случались. И мой приятель склонен, кажется, был вспомнить всё, что было и не было. Ещё не хватало, чтобы другие слушали его воспоминания! Ну, короче, пришлось поторопить Аяна, проще сказать — выгнать. Мой приятель, к счастью, не воспротивился, сразу сник как-то и ушёл растерянный.

А утром узнаю: Аян просился на работу в районное управление сельского хозяйства. Начальник управления не принял Аяна на работу из-за его пристрастия к спиртному. Может, я дал тогда промашку — согласился с ним. Действительно, мне не хотелось, чтобы Аян оставался работать в нашем районе.

И вот через несколько дней Аян приходит ко мне домой. Я встретил его с прохладцей, держался строго, полагая, что он явился мстить мне за тот случай в кабинете. У Аяна был озабоченный вид, и говорил он, еле выдавливая слова. Подошёл к нему поближе, — нет, не выпивши. Если пригласить раздеться, принять как гостя, непременно нужно будет угощать и вином. Если угостишь вином — я его хорошо знаю — опять начнёт выяснять отношения, по душам говорить. Поэтому даже не пытался его удерживать, говорил с ним, стоя в прихожей.

— Кирик, я пришёл к тебе с просьбой.

— С какой?

— Деньги…

«Наверняка на вино просит, не дам больше десятки», — решил я.

— Сколько?

— Пятьсот рублей.

— Пятьсот?! — удивился я.

— Кроме тебя, нет у меня здесь приятеля, который мог бы дать такую сумму.

— Столько денег дома не держу. А сберкасса уже закрыта.

— Знакомых-то у тебя, должно быть, много. Если постараешься — найдёшь.

— Разве удобно в такое позднее время беспокоить людей?! Нет, нет!

— Нет?

— Нет.

Аян, словно соглашаясь со мной, несколько раз кивнул головой. Я-то думал, что прощается, а он вдруг с шумом захлопнул за собой дверь — да так, что в комнатах задребезжали стёкла.

На шум выскочила из спальни Даша.

— Что такое?

— А, гость был один, — ответил я.

— Кто?

— Аян.

— Какой Аян?

— Ну, Аян — зоотехник, учились вместе. Ты его знаешь.