Подарок от Гумбольдта - Сол Беллоу Страница 64

Мирон рассказывал, что незнакомец говорил, как ему показалось, искренне. Сквозь завесу пара он видел только озабоченное выражение доброго бородатого лица. Перед ним был эксперт, знаток своего дела – разумный и справедливый. Но его слова сильно подействовали на старика. Меня тоже до слез проняло это зрелище – пустырь, ни единого деревца, в земле покойник на покойнике, нескончаемые ряды потускневших безымянных медных табличек. Рекламная оратория этого дьявольски вдохновенного Коффритца поразила Мирона Суибла в самое сердце. И меня тоже, ибо в ту пору я мучился мыслями о смерти. Я даже на похороны не ходил. Не мог смотреть, как привинчивают крышку гроба. «Неужели и меня ожидает такая же участь?» – стучало в голове. Я буквально сходил с ума. Состояние мое ухудшилось, когда я наткнулся на газетное сообщение о том, как несколько городских ребятишек нашли недалеко от крематория груду пустых гробов. Они переволокли их в пруд и катались, как на лодках. Прочитав в школе «Айвенго», они, точно рыцари, запаслись шестами. У одного пацана гроб перевернулся, и он застрял в шелковой обивке. Хорошо, что его спасли. Но перед моим мысленным взором маячили гробы, убранные пышной розовой тафтой и бледно-зеленым шелком. Гробы зияли, как крокодильи пасти. Я видел, как меня кладут в гроб и спускают в яму – мучиться от удушья и разлагаться под тяжестью камней и глины. Впрочем, нет – под тяжестью песка, поскольку Чикаго построен на месте бывших болот и побережий каменного века (поздний плиоцен). Чтобы избавиться от мрачных мыслей и видений, я постарался превратить этот шизоидный кошмар в предмет серьезных раздумий. Кажется, мне это удалось. Я посмотрел на проблему смерти как на буржуазную проблему, связанную с материальным благополучием, процветанием и взглядом на жизнь как на приятное времяпрепровождение. Макс Вебер писал, что современники считают жизнь бесконечной чередой выгод и удовольствий, что у них нет ощущения жизненного цикла, поэтому они умирают прежде времени, в расцвете сил. И все-таки эти ученые умствования не избавили меня от проклятия смерти. Только мысль, что это буржуазная черта – беспокоиться о том, как там, в загробье, немного успокаивала. Я до сих пор не могу простить Эдгару По его точных описаний летаргии и погребения заживо. Они отравили мне детство и портят настроение в почтенном возрасте. Я и сейчас боюсь укрываться с головой и подтыкать под ноги одеяло. Короче, я извел уйму времени, представляя, что значит быть мертвым. Может, лучше всего, когда тебя хоронят в морской пучине?

Итак, дыра в полу «понтиака» у Ренаты была от тяжелых пакетов, которые развозил для показа клиентам ее экс. Когда мы с ней встретились, меня не только обуревали горестные думы о смерти (не стоит ли попросить, чтобы над моим гробом сделали деревянное перекрытие, чтобы я не слишком ощущал тяжесть земли?) – во мне развилась новая странность. Мне часто приходилось бывать по делам в одном из небоскребов на улице Ласалль. Каждый раз, когда лифт останавливался и должна была открыться дверь, мое сердце неожиданно сжималось: «Вот она, судьба!» Наверное, я думал, что встречу женщину своей мечты. «Ты?! Наконец-то!» Осознав, сколь нелепо мое поведение в лифте, я сделал единственный верный шаг – вернулся к здравомыслию. Я даже попробовал взглянуть на это явление с научной точки зрения. Но что может сделать наука? Только подтвердить, что если такое случается, значит, тому была причина. Так что здравомыслие ни к чему не привело. Да и что стоит здравомыслие, если я много тысяч лет ждал, когда Бог пошлет мою душу на эту Землю? Здесь мне предстояло найти единственное правдивое и чистое слово, прежде чем по окончании земного пути вернуться туда. Я боялся вернуться с пустыми руками. Здравомыслие не могло справиться со страхом опоздать. Это всякому понятно.

Когда меня назначили присяжным заседателем, я поначалу ворчал: пустая трата времени, – но потом вошел во вкус и стал исполнительным судейским работником. Какое же это блаженство – выходить поутру из дома. С нумерованным железным жетоном на груди я встречался со своими коллегами в комнате для заседателей, в новом небоскребе, построенном муниципальными властями. Стеклянные стены и красновато-коричневые балки смотрелись отлично. Из окон открывался красивый вид, рождающий смелые идеи: огромный купол неба, зеленоватая река, перепоясанная черным мостом, вдали маячат цилиндры цистерн, теряются в желтоватой дымке трущобные кварталы. Чтобы не терять времени даром, я принес из дома кучу книг и бумаг. Здесь я первый раз прочитал насквозь все письма Пьера Текстера, которые тот присылал мне из Калифорнии.

Я не очень внимательно читаю письма, к тому же Текстер пишет длинно и порой нудно. Он надиктовывал свои послания, сидя босой на походном стуле в своей апельсиновой рощице под Пало-Альто. Он носил черный пиджак, похожий на мундир итальянских карабинеров, пил пепси-колу, имел восемь или десять детей, бессчетное количество кредиторов и держал себя как министр культуры. Женщины его обожали, считали гением. Они верили всему, что бы он ни говорил, перепечатывали его рукописи, рожали ему детей, покупали пепси-колу. Читая многословные послания Текстера по поводу первого номера «Ковчега» (подготовительная работа шла уже три года и съедала астрономические суммы), я уразумел одно: он настаивает, чтобы я закончил серию эссе «Великие зануды современности». Текстер взвешивал различные подходы к теме и подбирал фигурантов. Некоторые герои напрашивались – политики, философы, просветители-пропагандисты, медики, но были и такие, о которых обычно забывают, – взять хотя бы новаторов скуки. Я, однако, охладел к классификации и размышлял над проблемой в плане чисто теоретическом.

Я с интересом перечитал свои заметки о хандре и порадовался тому, как искусно обошел проблему дефиниций. Молодец, что и говорить. Незачем вторгаться в теологические споры вокруг accidia и tedium vitac. Бог с ними – с равнодушием к религии и пресыщенностью жизнью. Я ограничился заявлением, что с самого начала человечество знало состояния скуки, но никто не подошел к проблеме вплотную, как она того заслуживает. В наше время на смену понятию «скука» пришло понятие «anomie» или «отчуждение», являющееся результатом условий труда при капитализме и уравнительных процессов в «массовом обществе», следствием угасания религиозной веры и постепенного исчезновения харизматических личностей, пророков, а также игнорирования силы Бессознательного и усиления рационалистического начала в эпоху высоких технологий и роста бюрократии. Начинать же нужно с такого понимания современного мира: вы либо