Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери (сборник) Страница 69

– Колдунья заколола капитана.

Книга восьмая

I. Золотая монета, превратившаяся в сухой лист

Гренгуар и весь Двор чудес были в смертельном беспокойстве. Уже больше месяца никому не было известно ни что сталось с Эсмеральдой, – это весьма печалило герцога египетского и бродяг, – ни что сталось с козой, что особенно огорчало Гренгуара. Однажды вечером цыганка исчезла, и с тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Все поиски не привели ни к чему. Кто-то сказал Гренгуару, с очевидным намерением подразнить его, что встретил Эсмеральду в тот вечер около моста Святого Михаила в обществе офицера. Но этот муж, обвенчанный по цыганскому обряду, оказался философом-скептиком. К тому же ему лучше, чем кому-либо, была известна чистота его жены. Он по опыту знал, какую непреодолимую силу представляли собою амулет и добродетель самой цыганки, и с математической точностью рассчитал сопротивление, которое они могут оказать нападению. На этот счет он был совершенно спокоен.

Тем необъяснимее было для Гренгуара исчезновение Эсмеральды. Оно его глубоко опечалило. Он бы даже похудел, если бы для него существовала такая возможность. Он все оставил, даже свои литературные занятия, даже свою большую работу «De figuris regularibus et irregularibus»[116], которую собирался напечатать на первые деньги, которые у него появятся. Он бредил книгопечатанием с тех пор, как увидел книгу Гюга де Сен-Виктора, Didascalon, напечатанную знаменитым шрифтом Винделина Спирского.

Однажды, грустно бредя мимо здания Ла Турнель, он увидал группу людей, толпившихся у дверей Дворца правосудия.

– Что там такое? – спросил он у одного из выходивших оттуда молодых людей.

– Не знаю, сударь, – отвечал молодой человек. – Говорят, судят какую-то женщину, убившую военного. Тут, кажется, замешано колдовство. Епископ и консисторский судья вступились в это дело, мой брат, архидьякон, с головой ушел в него. Мне надо было поговорить с ним, да я так и не добрался до него – такая там толпа! Это ужасно досадно, потому что мне нужны деньги.

– Желал бы иметь возможность ссудить вас ими, молодой человек, только у меня карманы продырявились не от денег, – сказал Гренгуар.

Он не посмел сказать студенту, что знает его брата архидьякона, к которому он не заходил со времени встречи в церкви и чувствовал себя виноватым в этом.

Студент пошел своей дорогой, а Гренгуар стал подниматься по лестнице вслед за толпой, направлявшейся в первую камеру палаты. Принято утверждать, что ничто так не способствует рассеянию меланхолии, как зрелище уголовного процесса, – настолько забавна глупость судей! Толпа, в которую вмешался Гренгуар, двигалась и толкалась молча. После медленного скучного топтания по темному коридору, извивавшемуся в старом здании, Гренгуар достиг низкой двери, ведшей в зал. Благодаря своему высокому росту он видел происходящее через головы колыхающейся толпы.

Зал был обширный и темный, отчего казался еще больше. Смеркалось. В длинные стрельчатые окна проникали только бледные лучи, погасавшие, не достигнув свода, представлявшего огромную решетку из балок, покрытых множеством вырезанных на них фигур, которые, казалось, двигались в полумраке. На столах местами уже горели свечи. Свет от них падал на головы согнувшихся над кипами бумаг писцов. Передняя часть зала была занята толпой; направо и налево сидели судейские и стояли столы. В глубине, на эстраде, сидели многочисленные судьи, последние ряды которых тонули в темноте, – неподвижные, мрачные лица! Стены были усеяны изображениями лилий. Над судьями неясно виднелось большое распятие, и повсюду сверкали пики и алебарды, на остриях которых огненными точками отражался свет.

– Что это за господа, сидящие, как прелаты на соборе? – спросил Гренгуар одного из соседей.

– Направо советники первой камеры палаты, налево – судебные следователи. Низшие чины – в черном, а высшие – в красном.

– А там, выше, кто этот толстяк, что так потеет?

– Господин председатель.

– А эти бараны позади него? – продолжал расспрашивать Гренгуар, не любивший, как мы уже сказали, магистратуру; может быть, причиной тому была злоба, которая осталась у него по отношению к суду со времени его драматических злоключений.

– Это все господа следователи королевской палаты.

– А перед ними – этот кабан?

– Это королевский секретарь парламента.

– А направо – тот крокодил?

– Мэтр Филипп Лёлье, чрезвычайный королевский прокурор.

– А налево – этот толстый черный кот?

– Мэтр Жак Шармолю, королевский прокурор духовного суда, и господа члены консистории.

– Что же делают здесь все эти господа? – спросил Гренгуар.

– Судят.

– Кого? Я не вижу подсудимого.

– Это женщина, сударь. Вы не можете ее видеть. Она обращена к нам спиной, и толпа закрывает ее. Она там, где вы видите группу стражей с бердышами.

– Что это за женщина? – спросил Гренгуар. – Вы знаете ее имя?

– Нет; я только что пришел. Думаю только, что дело идет о колдовстве, потому что консистория присутствует на суде.

– А! Так мы увидим, как все эти господа в мантиях станут поедать человеческое мясо. Что же, зрелище, как всякое другое!

– Не находите ли вы, сударь, что у мэтра Жака Шармолю очень кроткая наружность? – спросил сосед.

– Гм, – отвечал Гренгуар. – Не доверяю я кроткой физиономии со сжатыми ноздрями и тонкими губами.

Здесь соседи попросили разговаривавших замолчать. Слушалось важное свидетельское показание.

– Господа, – говорила, стоя посреди зала, старуха, лицо которой настолько сливалось с одеждой, что она казалась сплошным узлом лохмотьев, – это все такая же правда, как то, что я ла Фалурдель с моста Святого Михаила, где я живу уж сорок лет, аккуратно платя пошлины, оброки и подати. Дверь моя против Тассена Кайяра, красильщика, который живет на верхнем берегу реки. Теперь я – бедная старуха, а когда-то была красивой девушкой! На днях мне сказали: «Ла Фалурдель, не верти свою прялку чересчур быстро вечером, дьявол любит расчесывать своими рогами пряжу старух. Достоверно, что “мрачный монах”, что бродил в прошлом году около Темпля, теперь оказался в ла Сите. Смотри, Фалурдель, как бы он не постучался к тебе в дверь». Однажды вечером я пряла около двери. Стучат. Спрашиваю – кто там? Кто-то ругается. Отворяю. Входят двое мужчин – один весь в черном, другой красивый офицер. У черного были видны только глаза – как два горящих угля. Все остальное было закрыто плащом и шляпой. Вот что они мне сказали: «Дай нам келью святой Марты». Это моя верхняя комната, самая чистая из всех. Они мне дают экю. Я прячу экю в ящик и говорю: «Завтра куплю себе требухи на живодерне в Глориетте». Мы идем наверх. Когда мы пришли в комнату и я обернулась, человек в черном исчез. Это меня несколько удивило. Офицер, красивый, как настоящий аристократ, спустился со мной вниз. Он ушел. Не успела я спрясть и четверть пасмы, как он вернулся с красивой молодой девушкой – куколкой, которая засияла бы как звездочка, если бы ее приодеть. С ней был козел, большой козел, белый или черный, теперь не помню. Это заставило меня призадуматься. До девушки мне дела нет, но вот козел… Не люблю я этих животных – у них борода и рога. Как будто мужчины. Да и пахнет шабашем. Однако я ничего не говорю. Я получила экю. Ведь я правильно рассудила, господин судья? Я проводила девушку и капитана наверх и оставила их одних, то есть с козлом. Сама же возвратилась вниз и снова принялась за пряжу. Надо вам сказать, что дом мой двухэтажный и задняя сторона его обращена к реке, как у прочих домов на мосту, и окна из первого и второго этажа выходят прямо над водой. Ну вот, я принялась было за пряжу, и, не знаю почему, у меня в голове все вертелся этот «мрачный монах», о котором мне напомнил козел; а девушка показалась мне несколько странно одетой. Вдруг я слышу наверху крик, что-то падает на пол, и затем открывается окно. Я бегу к своему окну, которое как раз под верхним, и вижу, как мимо меня мелькает какая-то черная масса и падает в воду. Это был призрак, одетый священником. Светила луна, и я его очень хорошо рассмотрела. Он поплыл в сторону Сите. Тогда, вся дрожа, я зову ночную стражу. Солдаты вошли, и так как они были навеселе, то, не зная, в чем дело, в первую минуту стали бить меня. Я им все объяснила. Мы идем наверх – и что же находим? Комната вся залита кровью, офицер лежит на полу с кинжалом в шее, девушка притворяется мертвой, а козел мечется в испуге. «Вот так история, – говорю я, – теперь целых две недели не отмоешь пол. Придется скоблить – ужасно!» Бедного молодого человека, офицера, унесли, а также и девушку – она была полураздета. Подождите. Самое худшее то, что, когда я на другой день хотела взять экю, чтобы сходить за требухой, я на его месте нашла сухой лист.

Старуха умолкла. Ропот ужаса пробежал среди слушателей.

– Привидение, козел – все это пахнет колдовством, – заметил один из соседей Гренгуара.