Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих Страница 7

В моём контракте нет ничего подобного! — возмущаюсь я, — А кроме того, извини, но эдакую дрянь я на шею не повешу.

Он: Кто тебя заставляет? Выбери что-нибудь позаковырестее! — и раскрывает-разворачивает свою коллекцию. 

А там — чего только нет! 

Галстук-рыбка, галстук-самолёт, целая галерея галстуков-бабочек, галстук в форме ножниц, галстук-крокодил, галстук в форме бутылки для кока-колы, прозрачный галстук, звёздно-полосатый галстук и так далее, и так далее, и так далее. И среди всего этого галантерейного изобилия я вдруг замечаю галстук, на котором изображена река в китайском стиле и лодочка с одиноким рыбаком, уплывающая вниз по течению.

Можно посмотреть? — спрашиваю.

Ага, — подмигивает он, —я знал, что тебе это понравится. Редкая вещь— Галстук Исключительной Иллюзии Присутствия. Вешаешь утром на спинку стула, и весь день свободен.

15 февраля 2009

Снилось, что сердце моё обернулось лягушкой и выпрыгнуло в окно. Я пустился вдогонку, бежал по улицам, расспрашивая встречных, и встречные — как ни в чём не бывало — отвечали: да, мол, видели — туда поскакала. 

Так, руководствуясь указаниями прохожих и проезжих я бежал всё дальше, и чем дальше бежал, тем лучше понимал, что шансы мои невелеки. 

Наконец, я оказался у воды, и к своему облегчению нашёл лягушонку посреди озера, сидящую внутри цветка с переменным количеством лепестков. Каждый лепесток, стоило присмотреться, тут же делился надвое, и каждый из новых лепестков, делился в свою очередь: казалось, что бахрома лепестков дышит. Внутренняя часть цветка была огненно-жёлтой, такой яркой, что я был вынужден отвернуться, чтобы не ослепнуть. Прямо посреди этого сияния сидела моя лягушка, и я почувствовал пустоту в груди — зная, что это — моё сердце — там, посреди озера. 

Я вошёл в воду сперва по колено, после — по пояс, потом вдруг провалился по горло, и довольно долго брёл, стараясь держать подбородок повыше, чтобы не захлебнуться. Но когда я оказался у самого цветка, дно под ногами ухнуло вниз, и я окунулся с головой. 

Испугавшись, сделал шаг назад и вдохнул побольше воздуха. 

До цветка было рукой подать, и я решил нырнуть и проплыть остаток расстояния под водой. Но там, внизу, мне открылась иная картина. Стебель, на котором держался цветок, был похож на один из модных прозрачных лифтов в стиле хай-тек, вверх и вниз по этому стеблю сновали миллионы людей, животных, каких-то безымянных, совершенно неописуемых существ. Было ясно, что часть из них хотят подняться к самому цветку, а другая часть — наоборот — убраться от него подальше. Приглядевшись, я понял, что два эти противоположных стремления происходят из специфического метаболизма гигантского растения. Где-то там, в темноте, были его корни, и те из обитателей стебля, что двигались вниз, достигали корней. Я позабыл о том, что нахожусь под водой, без воздуха, и застыл в невесомости, наблюдая за происходящим. 

В какой-то момент сосущее чувство в груди превратилось в жжение, какое бывает у тех, кто долго обходился без воздуха, я пулей выскочил из воды и проснулся.

26 февраля 2009

В приёмной меня дожидался человек с аквариумом вместо головы. В аквариуме плавали рыбки с человеческими лицами. Подойдя ближе, я увидел, что лица у них одинаковые. Человек повернулся в мою сторону и рыбки, плававшие хаотично, вдруг — все как одна — повернулись ко мне.

«Разве сегодня не твой день рождения?» — спросили они хором. Голоса у них были мужскими, но разнокалиберными — у кого бас, у кого тенор, у кого баритон, и вопрос прозвучал как длящееся до-минорное трезвучие.

«Сегодня?» — удивился я.

Человек с аквариумом вместо головы церемонно поклонился мне (вода чудом не расплескалась) и достал из-за спины букет цветов.

«С днём рождения тебя! — пропели рыбки, — С днём рождения тебя! С днём рождения, милый Гена! С днём рождения тебя!» Песенка про день рождения у них тоже почему-то прозвучала в до-миноре.

«Какой такой Гена?» — растерялся я.

«Когда человек рождается, ему дают имя, — ответили рыбки речитативом, — тебе вовсе не обязательно называться Геной. Можешь выбрать любое имя — на свой вкус.»

«Но у меня уже есть имя»,  — возразил я.

«В самом деле? — запели рыбки, — И какое же?»

Я призадумался и вдруг понял, что не помню как меня зовут. Принялся лихорадочно перебирать известные имена, но так ничего и не вспомнил.

Рыбки ждали-ждали, и потихоньку разбрелись по своим делам. Осталась одна, которая по-прежнему смотрела на меня участливо и немного настороженно. «Вспомнил?» — спросила она.

«Нет.» — уныло признался я.

«Ничего страшного, — сказала рыбка самым обыкновенным голосом (подозрительно похожим на дедушкин) , — есть и такие, которые при рождении имя своё теряют. Так даже лучше.»

«Что же я теперь — так и буду без имени?»

«На людях пользуйся каким угодно, — посоветовала рыбка, — но наедине с собой помни о том, что безымянен.»

28 февраля 2009

Снилось, что учусь играть на аккордеоне с бесконечной клавиатурой.

Проблемы аппликатуры.

4 марта 2009

Снилась война туч с облаками.

Тучи сновали, облака — клубились. 

Тучи вскипали и перемещались стремительно, но быстро выдыхались. Облака, казалось, всё время отступали, но вскоре стало ясно, что это мнимое отступление: отступая, облака поглощали тучи, впитывали их, растворяли в себе. 

После, когда туч не осталось, облака долго успокаивались, как бы расслабляясь, растекаясь в пространстве, потом постепенно рассеялись, разошлись в стороны — как театральный занавес, и за облаками обнаружилось чистое бесцветное пространство, в нём висели буквы — одни ближе, другие — дальше. Одни выше, другие ниже. 

Я пытался прочесть или хотя бы распознать язык, но ничего не выходило. 

Буквы не складывались в слова, слоги сочетались произвольно, было ясно, что эта колоссальная система исполнена смысла, но вспышки понимания, осознания, сменялись состояниями полнейшей беспомощности, утраты памяти. В какой-то момент стало ясно, что читать можно, начиная с любого места, любой буквы, в любом направлении. Сочетание двух соседних букв при любых обстоятельствах было верно и функционально, мне казалось, что я, наконец, нащупал нить, направление, но пять или шесть витков спустя всё терял и начинал заново. 

Я решил перевести дух и тут же обнаружил, что буквы не стоят на месте. Они двигались, движение было центростремительным. Буквы сближались — сперва медленно, затем всё быстрее и быстрее. Движение сопровождалось гулом, похожим на звук приближающегося поезда метро. 

Наконец, они полетели навстречу друг другу с такой скоростью, что стали почти неразличимы. Перед тем, как они столкнулись, мне показалось, что я, наконец, прочёл всё целиком и узнал слово. 

Но проснувшись, припомнил лишь сам миг понимания, узнавания.

9 марта 2009

Ранняя весна: первый аккуратный цветок — жёлтое на белом. 

Попытался сорвать «на счастье», но тут выяснилось, что вместо стебля под землю тянется серебристый электрический провод. 

«Это заговор!» — шепчет прохожий, отнимая у меня провод, и принимается тянуть. Поднапрягся, вытащил метра на два наружу, но тут снизу кто-то дёрнул, и человека унесло под землю — ойкнуть не успел. 

Заглядываю в образовавшееся отверстие и вижу, что под землёй, где-то далеко-далеко внизу, под облаками, располагается континент, очертаниями отдалённо напоминающий Северную Америку (разве что немного пошире в талии). Вижу провода, протянувшиеся снизу вверх, миллионы, миллиарды проводов, и понимаю, что на конце каждого из них — цветок. 

«Стало быть, весна — продукт подземных технологий» — произношу вслух, и кто-то отвечает мне:

«Но зимы справляют на Небесах.»

10 марта 2009

Весна — период тщательно прописанных сновидений: жизнь во сне не менее разнообразна и вещна, чем наяву. Особую выпуклость, реальность, зримость ночной жизни добавляет знание о том, что спишь, в то время как днём то и дело забываешься, и тогда явь становится блеклой репродукцией происходящего: фонит, рябит, дребезжит.