Франк Ведекинд - Пробуждение весны Страница 7

Мориц: Где ты была?

Ильза: В Приапии.

Мориц: В Приапии?

Ильза: У Ноля, у Ферендорфа, у Падинского, у Ленца, Ранка, Шпюлера, у всех.

Мориц: Они пишут тебя?

Ильза: Ферендорф пишет меня святою. Я стою на коринфской капители. Ферендорф, знаешь, это такая размазня... Недавно я раздавила ему трубку с краской. Он ткнул меня в волосы кистью. Я отвечаю ему оплеухой. Он бросает мне в голову палитру. Я роняю мольберт. Он гоняется за мной с палитрой по всему ателье, через стол, по стульям. За печью лежал этюд, - "не дури, а то разорву". Помирился, а потом так расцеловал меня, так расцеловал!

Мориц: Где ты ночуешь, когда остаешься в городе?

Ильза: Вчера я была у Ноля, - Третьего дня у Бойкевича, - в воскресенье у Эйконопуло. У Падинского было шампанское, - Валабренц продал своих чумных. Адолар пил из пеельницы, Ленц пел, и Адолар сломал гитару. Я была так пьяна, что им пришлось уложить меня спать. - Ты все еще в школе, Мориц?

Мориц: Нет, нет... В эту четверть я выхожу.

Ильза: Это дело. Ах, как бежит время, когда зарабатываешь деньги! Помнишь, как мы играли в разбойники? - Вендла Бергман, и ты, и я, и другие, когда вы по вечерам приходили пить к нам парное козье молоко? - Что делает Вендла? Я видела ее последний раз во время разлива реки. - А Мельхиор Габор что делает? Он все еще такой же серьезный? - На уроках пения мы стояли друг против друга.

Мориц: Он философствует.

Ильза: Вендла иногда приходила к нам и приносила матери варенье. - Днем я сидела у Исидора Ландаура. Я нужна ему для пресвятой Марии, Матери Божьей, с Христом Младенцем. Он отвратительный простофиля. У! Как петух на флюгере! - Ты пил? Тебя тошнит?

Мориц: С вчерашнего вечера! - Мы пили, как крокодилы. Я вернулся домой в пять часов.

Ильза: Да, на тебя стоит только взглянуть. - И девушки были?

Мориц: Арабелла, пивная нимфа, андалузка. Хозяин оставил нас всех с нею на всю ночь.

Ильза: Да, на тебя стоит только взглянуть, Мориц! - А меня никогда не тошнит. Прошлую масляницу я три дня и три ночи не раздевалась и не ложилась спать. С маскарада в кафе, днем в Беллависта, вечером танцы, ночью маскарад. Лена была и толстая Виола. - В третью ночь меня нашел Генрих.

Мориц: Разве он тебя искал?

Ильза: Он споткнулся о мою руку. Я лежала без памяти в лесу, на улице. - Так то я попала к нему. Две недели я не выходила из его дома. - О, это ужасное время! - По утрам мне приходилось набрасывать на себя его персидский халат, а по вечерам расхаживать по комнатам в черном костюме пажа. Вокруг шеи, у колен и у рукавов - белые кружева. Каждый божий день он фотографировал меня в разных позах, - раз на кушетке, как Ариадну, раз, как Леду, раз, как Ганимеда, а то раз на четвереньках, как женщину-Навуходоносора. И все то время мечтал о самоубийствах, об убийствах, о выстрелах, о жаровнях. По утрам он брал в постель револьвер, заряжал его и приставлял к моей груди. - "одно движение, и я стреляю". О, он бы выстрелил, Мориц, он бы выстрелил! - Потом он брал дуло револьвера в рот, как трубку. Это будит инстинкт самосохранения. - Бррр... пуля бы пробила меня насквозь.

Мориц: Генрих еще жив?

Ильза: Откуда мне знать! - Над кроватью в потолке было громадное зеркало. Комната казалась высокой, как башня, и светлой, как театр. Казалось, что ты свешиваешься с неба. Ужасные сны снились мне по ночам. Боже мой, хоть бы скорее настал день! - Покойной ночи, Ильза. Когда ты спишь, ты так прекрасна, что хочется тебя убить.

Мориц: Этот Генрих еще жив?

Ильза: Нет. Воля Господня! - Как-то раз пошел он за абсентом, - я набросила на себя мантилью и улизнула на улицу. Масляница давно кончилась, полиция хватает меня, - "что ты в мужском платье?" - Отвели меня на гауптвахту. Тут пришли Ноль, Ферендорф, Падинский, Шпюлер, Эйконопуло, вся Приапия, и поручились за меня. Привезли меня в фиакре в ателье Адолара. С тех пор я верна этой орде. Ферендорф - обезьяна, Ноль - свинья, Бойкевич филин, Лоазон - гиена, Эйконопуло - верблюд. - Потому я люблю их всех поровну и ни к кому другому не пошла бы, хотя бы весь мир состоял бы из одних архангелов и миллионеров!

Мориц: Мне домой пора, Ильза.

Ильза: Дойдем до нашего дома!

Мориц: Зачем? - Зачем?

Ильза: Пить парное козье молоко! - Я завью тебе локоны, колокольчик на шею повешу. У нас и козленочек есть, - ты с ним можешь поиграть.

Мориц: Мне домой пора. - На моей совести еще Сасанида, нагорная проповедь... параллелепипед. - Покойной ночи, Ильза.

Ильза: Приятных снов. - Вы, конечно, еще ходите к вигваму, где Мельхиор Габор зарыл мой томагавк? - Бррр!.. Да что я тут с тобою, - я вся в грязи!

(Торопливо уходит).

Мориц (один): Достаточно одного бы только слова... (зовет) - Ильза! Ильза. Слава Богу, не слышит.

Я не так настроен. - Для этого нужна свежая голова и радостное сердце. - Жаль, жаль прозевал.

... Я буду рассказывать, что над моею кроватью висело огромное хрустальное зеркало, - что я был несдержанно страстен, - что я заставлял ее проходить передо мною по коврам в длинных, черных шелковых чулках, в черных лакированных ботинках, в длинных черных перчатках с черной бархоткой вокруг шеи, - что в припадке исступленья я задушил ее подушкой, - я буду смеяться, когда заговорят о сладострастии... я буду - кричать! - я буду - кричать! Ильза! - Приапия! - Безумие! - - Это меня обессиливает. - Это - дитя счастья, это - дитя солнца, - это - дева радости на моем горестном пути! - О! - - - О! - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

(У придорожного кустарника).

Вот я снова невольно нашел ее, - дерновую скамью. Царские кудри со вчерашнего дня, кажется, еще выросли. За ивами все тот же вид. - Вода в реке движется тяжело, как расплавленный свинец. - Да, как бы не забыть.

(Вынимает из кармана письмо г-жи Габор и сжигает его).

Как перебегают искры - туда и сюда, вдоль и поперек - души! - падающие звезды!

Перед тем, как я зажег бумагу, видна была трава и полоса горизонта. Теперь стало темно. Теперь уж я не пойду домой.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена первая

(Учительская. - На стенах портреты Песталоцци и Жан-Жака Руссо. Вокруг стола, покрытого зеленым сукном, над которым горит несколько газовых ламп, сидят профессора Аффеншмальц, Кнюппельдик, Гунгергурт, Кнохенбурх, Цунгеншлаг, Флигентод. На главном месте, в высоком кресле ректор Зонненштих. Сторож Габебальд у двери).

Зонненштих: Господа, не угодно ли кому-нибудь сделать еще какие-нибудь замечания? - Господа! - Если мы вынуждены ходатайствовать перед министерством народного просвещения об исключении нашего ученика, то это обусловлено важными причинами. Мы не можем уклониться от этого, потому что должны загладить уже свершившееся несчастье, потому что должны обеспечить наше заведение от подобных ударов в будущем. Не можем и потому, что должны покарать нашего порочного ученика за деморализующее влияние, оказанное им на своего товарища по классу; и наконец, потому, что должны воспрепятствовать его влиянию на остальных соучеников. Мы не можем - и это, господа, самое важное основание - потому, что должны охранять наше заведение от опустошительной эпидемии самоубийств, которая охватила уже многие гимназии и которая насмехается над всеми усилиями просвещенных педагогов привязать учеников просвещением к просвещенной жизни. - - - Не угодно ли кому-нибудь сделать еще какое-нибудь замечание?

Кнюппельдик: Я не могу больше скрывать свою уверенность, что настало наконец время открыть где-нибудь окно.

Цунгеншлаг: Здесь а-а-атмосфера, ка-ка-как в подземных ката-катакомбах, ка-как в а-а-актовом зале Вацларского Ка-ка-ка-мерихта.

Зонненштих: Габебальд!

Габебальд: Слушаю, господин Ректор!

Зонненштих: Откройте окно! У нас в городе, слава Богу, атмосферы достаточно. - Не угодно ли еще какое-нибудь замечание?

Флигентод: Если мои коллеги хотят, чтобы открыли окно, то я, со своей стороны, не могу ничего возразить против этого. Я только хотел бы просить, чтобы окно было открыто не за моей спиной.

Зонненштих: Габебальд!

Габебальд: Слушаю, господин Ректор!

Зонненштих: Откройте другое окно. - - Не угодно ли еще какое-нибудь замечание?

Гунгергурт: Не желая возбуждать пререканий, я хочу только напомнить факт, что другое окно замазано еще с осенних каникул.

Зонненштих: Габебальд!

Габебальд: Слушаю, господин Ректор!

Зонненштих: Оставьте закрытым другое окно. Господа, я вижу себя вынужденным поставить предложение на баллотировку. Прошу коллег, желающих, чтобы единственное могущее быть открытым окно было открыто, - приподняться со своих мест. (Считает) - Один, два, три. - Один, два, три. - Габебальд!

Габебальд: Слушаю, господин Ректор!

Зонненштих: Оставьте и это окно закрытым! - Я, со своей стороны, полагаю, что лучшей атмосферы и желать нельзя! - - Не угодно ли кому-нибудь сделать какое-нибудь замечание? - - Господа! - Возьмем тот случай, что мы не будем просить министерство об исключении нашего порочного ученика, - тогда министерство народного просвещения сделает нас ответственными за совершившееся несчастье. Из числа гимназий, постигнутых эпидемией самоубийств, те гимназии, где двадцать пять процентов умерших пало жертвою эпидемии самоубийств, министерство народного просвещения временно закрыло. Охранять наше заведение от этого потрясающего удара является долгом нашим как хранителей и попечителей заведения. Нас глубоко огорчает, уважаемые коллеги, что мы не можем превосходные успехи нашего порочного ученика признать за смягчающее обстоятельство. Снисходительные приемы расследования, которые могли бы привести к тому, чтобы наш порочный ученик был оправдан, в настоящее время, ввиду серьезной угрозы существованию заведения, не может быть оправдан. Мы видим себя поставленными в необходимость судить виновного, чтобы не быть судимыми, несмотря на свою невиновность. - Габебальд!