Ноэл Кауард - Интимная комедия Страница 7

Долгий поцелуй, во время которого Эллиот увлекает Аманду к дивану, усаживает ее, затем подходит к радиоле, выключает. Аманда сидит, о чем-то задумавшись.

Э л л и о т. Ты о чем задумалась? А м а н д а. Да так, ни о чем. Э л л и о т. И все-таки? Я же тебя знаю. А м а н д а. Бедная Сибилла. Э л л и о т. Сибилла? А м а н д а. Да. Я думаю, она тебя ужасно любит Э л л и о т. Ну, не ужасно. Для "ужасно" у нее не хватило времени. А м а н д а. Ей сейчас, должно быть, очень тяжело. Э л л и о т. Перестань, Аманда, прошу тебя! Мы уже достаточно об этом говорили. А м а н д а (поджав ноги садится в угол дивана). Это были попытки оправдать себя. Э л л и о т. А какие нам нужны оправдания? (Садится в противоположный угол дивана.) Люди обязаны уметь трезво оценить положение. Как только мы с тобой увидели друг друга, обоим стало ясно: себя не обманешь. Мы это поняли в первую секунду, хотя какое-то время еще боялись себе признаться. И слава Богу, что мы не стали с этим тянуть, а сходу все решили. А м а н д а. Ты думаешь, мы все равно бы это сделали? Э л л и о т. Конечно. Только потом было бы в сто раз тяжелее. А м а н д а. А вдруг мы бы так и не встретились? Ты был бы счастлив с Сибиллой? Э л л и о т. Думаю, что да. А м а н д а. Ах, вон что! Э л л и о т. Не делай вид, что ты потрясена. У тебя с Виктором было бы то же самое. Жила бы с ним как миленькая, и все было бы очень даже хорошо. А м а н д а. Бедный милый Виктор. Он-то любил меня по-настоящему. Э л л и о т (быстро глянув на нее). Как трогательно. А м а н д а. Когда я его встретила, мне было так одиноко, так тяжело, я себе казалась никому не нужной старой развалиной. Э л л и о т. Да, старая развалина -- это очень противно. А м а н д а (не без умиления). Он смотрел на меня таким преданным собачьим взглядом, что мое сердце таяло, как ледышка под лучами солнца. Э л л и о т. Какая умилительная картина. А м а н д а. Виктор, и правда, был очень милый. Э л л и о т. Интересно узнать подробности. А м а н д а. Он так оберегал меня и заботился -- у него была на этой почве настоящая мания. Э л л и о т. От этой мании, дорогая, он бы очень скоро вылечился. А м а н д а. А зачем же так грубо? Грубить не надо. Э л л и о т. Разве я грубил? Я лишь констатировал очевидный факт. А м а н д а. Но очень гадким тоном. Э л л и о т. Еще у Виктора были выдающиеся ноги, да? А также упоительные уши. А м а н д а. Не болтай глупостей. Э л л и о т. А по утрам должно быть, из него исходило сияние, он всходил прямо как солнце среди подушек. А м а н д а. Я не видела его среди подушек. Э л л и о т. Да ну? Ты меня крайне удивляешь. А м а н д а (слезая с дивана, резко). Ну, знаешь! Э л л и о т. А злиться-то не надо! А м а н д а. Что ты хотел этим сказать? Э л л и о т (вставая). То, что мне надоело слушать это кудахтанье про твоего чудного Виктора! А м а н д а. Ну, вот что, мой дорогой!.. Э л л и о т. Нет, нет! Ради Бога!... Байрон! Джордж Гордон! Две минуты Байрона! А м а н д а. Но... Э л л и о т. Байрон, говорю!

Оба садятся на диван. Эллиот смотрит на свои часы. Взглянув друг на друга, оба отворачиваются. Аманда встает и подходит к роялю. Берет лежащий на нем журнал, листает. Посидев несколько секунд, Эллиот направляется к передвижному столику, берет сигарету из лежащей на нем пачки. Подошедшая Аманда тоже берет сигарету. Эллиот, взяв коробок спичек, через плечо Аманды дает ей прикурить. Она отдает ему зажженную сигарету, он вставляет ей в губы свою, она снова прикуривает. Затем она подходит к окну. Эллиот приближается к ней -- и они целуются. Эллиот кладет руку ей на плечо, они возвращаются к дивану, садятся. Эллиот смотрит на часы.

Еще бы чуть-чуть, и... А м а н д а. Это я виновата. Прости милый. Э л л и о т. Нет, это мой характер. Не сомневаюсь, что Виктор, и правда, славный, и очень правильно, что ты хорошо о нем говоришь. А м а н д а. Милый, ты такой благородный. (Целует его.) Э л л и о т (откидываясь на спинку дивана). Мне кажется, я тебя никогда так не любил, как сейчас. Залезай.

Аманда забирается на диван с ногами и прижимается к Эллиоту, он кладет голову ей на плечо. А м а н д а. Тебе удобно? Э л л и о т. Подожди-ка. (Он перегибается через спинку дивана, достает пепельницу со стола, и держа ее в руке, снова удобно устраивается.) А м а н д а. Надолго ли это, Господи, надолго ли? Э л л и о т. Что значит "надолго ли это, Господи"? А м а н д а. Нам слишком хорошо, чтобы это могло долго длиться. Э л л и о т. Вся твоя беда в том, что у тебя мало веры. А м а н д а. Вообще никакой. Э л л и о т. Но разве ты не веришь в... (Поднимает палец вверх.) А м а н д а. Нет, а ты, что, веришь? Э л л и о т (покачав головой). Нет. Тогда, может, наоборот, может, ты веришь в... (Направляет палец вниз.) А м а н д а. Еще чего. Э л л и о т. Значит, ты вообще ни во что не веришь? А м а н д а. Почему, верю -- в то, что люди должны быть добрыми, в то, что нищей старухе нужно подать милостыню, и в то, что на этом свете жить надо как можно веселее. Э л л и о т. А как насчет того света? А м а н д а. А кто знает, что там нас ждет. Э л л и о т. Надеюсь, какое-нибудь чудесное забвение, что-то вроде общего наркоза. А м а н д а. Мне под наркозом снятся потрясающие вещи. Э л л и о т. А ты бы хотела оставаться вечно молодой? Если б у тебя был выбор? А м а н д а. Скорей всего нет. Особенно, если для этого мне надо было бы пересаживать какие-нибудь бычачьи железы. (Гасит сигарету о пепельницу, которую держит в руке Эллиот.) Э л л и о т. Нет, дорогая, тебе -- коровьи. Бычачьи -- это мне. А м а н д а. Вообще все эти жуткие эксперименты над бедными животными -- просто свинство. Э л л и о т (Гасит свою сигарету.) Если эксперимент удачный, то не свинство. Посмотри -- на улицах полно старых облезлых крыс, которым удалось привить себе манеры наивных школьниц. (Привстав, ставит пепельницу на стол.) А м а н д а (со смехом ). Ты прелесть. Э л л и о т (утыкаясь лицом в ее плечо). Я в самом деле тебя люблю. А м а н д а. Не дуй, мне щекотно. Э л л и о т (пытаясь поцеловать ее). Поверни скорей голову. А м а н д а (повинуясь). Так хорошо? Э л л и о т (после длительного поцелуя). Очень хорошо. Огромное спасибо. А м а н д а (обвивая руками его шею). Милый, ты ужасно, ужасно милый и чудный, и красивый. (Притягивает его голову к себе, и они снова целуются.) Э л л и о т. И как мы могли расстаться хоть на минуту? Это было временное помешательство. А м а н д а. Чистый идиотизм. Э л л и о т. Я это понял сразу же. А ты? А м а н д а. Задолго до официального развода. Э л л и о т. Знаешь, это проклятое кругосветное путешествие мне всю душу вынуло. Там было столько прекрасного! Древние храмы в лунном свете, деревни в джунглях с плясками туземцев, розовые фламинго, летящие над синей-синей водой... И ничему этому я не мог радоваться по-настоящему, потому что со мной не было тебя. А м а н д а. А теперь ты возьмешь меня с собой, мы поедем вместе, и как можно скорей, и наверстаем упущенное. Э л л и о т. Хоть на следующей неделе. А м а н д а. Нет, завтра же. Э л л и о т. Решено. А м а н д а. Я обязана увидеть этих фламинго.

Целуются.

Мы любим друг друга уже целых восемь лет. Три в браке, и пять в разводе. Э л л и о т. Ты мой ангел! Ангел! (Страстно целует ее.) А м а н д а (слабо сопротивляясь). Не надо, милый, не надо! Перестань. Э л л и о т. Почему я должен перестать? Я же знаю, ты обожаешь заниматься любовью... А м а н д а (сквозь поцелуи, деловито). Мы же только что пообедали.

Эллиот перестает целовать ее и на мгновенье застывает.

Э л л и о т (резко отстраняясь от нее). Что за гадости ты говоришь! А м а н д а (поправляя волосы). А что тут такого гадкого? Э л л и о т (поднимаясь с дивана). Ну, ни капли романтики. Ни капли! А м а н д а. Довольно трудно быть романтичной, когда тебе сворачивают шею. Э л л и о т. Что же ты не сказала, что тебе больно? А м а н д а. Сейчас уже прошло. (Сидит на диване скрестив ноги среди подушек.) Э л л и о т. Как удачно. (Берет из пачки сигарету.) А м а н д а. Дай мне тоже. Э л л и о т (бросает ей сигарету.) На. А м а н д а. А спички? Э л л и о т (раздраженно). Ты можешь подождать секунду? (Прикуривает сам.) А м а н д а. Галантный кавалер. Э л л и о т (бросает ей спички). Держи. А м а н д а (холодно). Спасибо.

Некоторое время оба молчат.

Э л л и о т (подойдя к окну). Уникальная способность доводить человека до белого каления. А м а н д а. Не понимаю, чем я тебя так довела. (Кладет спички на стол через спинку дивана.) Э л л и о т. Отсутствием чувства такта. А м а н д а. Чувство такта? Ну, уж не тебе об этом судить. Э л л и о т. Мы, видите ли, только что пообедали. А м а н д а. Да, только что пообедали. Э л л и о т. В этой реплике -- вся твоя мещанская ограниченность. А м а н д а. Ах, вот как! Э л л и о т. Сказать такое -- меня аж передернуло. А м а н д а. Сколько шума из-за того, что задели его дурацкое самолюбие. Э л л и о т. Самолюбие? Причем здесь самолюбие? А м а н д а. Ты не можешь смириться с тем, что бывают случаи, когда мое это... как его там... не срабатывает одновременно с твоим! Э л л и о т. "Это как его там"! Постаралась бы выражать свои мысли более четко. А м а н д а. Ты прекрасно понял что я имела в виду, и перестань меня поучать. Э л л и о т. Ах, это я тебя поучаю! Ну вот что... А м а н д а (вскакивая). Все! Байрон! Ради Бога! Байрон! Э л л и о т. А я говорю... А м а н д а. Байрон! Тройной Байрон!