Джон Чивер - Скандал в семействе Уопшотов Страница 7

Чрезвычайно важное значение придавалось проблемам государственной безопасности. В газетах о Талифере никогда не упоминалось. Официально он не существовал. Эта забота о государственной безопасности мешала жить всем людям, к какому бы рангу они ни относились. Как-то в субботу днем Бетси смотрела телевизор. Каверли пошел с Бинкси прогуляться в торговый центр. Из окна Бетси видела, как мистер Хансен, живший через дорогу, убирал вторые рамы и пристраивал сетки от насекомых. Он аккуратно ставил стремянку на клумбу, поднимался наверх, снимал рамы с петель и относил их в гараж. Его жена и дети, должно быть, куда-то ушли. Вокруг не было видно никаких других признаков жизни. Сняв рамы в первом этаже, мистер Хансен принялся за окна спален, находившихся во втором этаже. Со своей лестницы он не мог дотянуться до них, и ему пришлось снимать рамы с петель, высунувшись из открытого окна, а затем, повернув под прямым углом, втаскивать их в комнату. Металлические петли одной из рам то ли искривились, то ли заржавели, и она не вынималась. Мистер Хансен, широко расставив ноги, встал на подоконник и дернул раму. Он вывалился из окна и с глухим стуком упал на небольшую площадку, которую несколько недель назад замостил цементными плитами. Бетси смотрела из своего окна достаточно долго, чтобы убедиться, что он лежит неподвижно. Затем она вернулась к телевизору. Через двадцать минут она услышала сирену, подъехала машина "скорой помощи" - все еще недвижимое тело уложили на носилки и увезли. Вечером Бетси узнала, что мистер Хансен умер мгновенно. Тревогу подняли какие-то дети. Но почему не она? Чем она могла объяснить свое неестественное поведение? В основе ее равнодушия лежала, по-видимому, всеобщая забота о государственной безопасности. Она не хотела делать ничего такого, что могло бы привлечь к ней внимание, что могло бы повести к необходимости давать показания и отвечать на расспросы. По всей вероятности, именно ее забота о государственной безопасности была причиной того, что она оставила без внимания смерть своего соседа.

Каверли вряд ли сумел бы объяснить Лиэндеру, почему его, хотя он получил квалификацию младшего программиста, при перемещении из Ремзена в Талифер перевели в отдел внешней информации. Виновата была вычислительная машина, занятая распределением личного состава: она допустила ошибку, но жаловаться не имело смысла. Теперь соседство у них было самое пестрое. Бетси хотела, чтобы им предоставили подземное убежище, и Каверли подал заявление о переселении в другой район; но жилищное управление поселка, находившееся в ведении государства, было завалено такими просьбами. А в общем, Каверли неплохо жилось и здесь. Вдоль тротуаров, где дети катались на роликах, были посажены деревья гинкго, на них свили себе гнезда певчие птицы. Перед обедом, сидя у себя на заднем дворе, он мог наблюдать, как издали, из-за гор, из-за пусковых установок, наползают блеклые, серые сумерки, местами полыхающие мрачным заревом заката. У Каверли и Бетси был садик и рашпер для жаренья мяса. Дом справа от них принадлежал некоему Армстронгу, который работал в отделе международных связей. Армстронг разработал сухой, мужественный, лаконичный стиль, чтобы сочинять сообщения от имени астронавтов. Дом слева принадлежал человеку по фамилии Мэрфи, который обслуживал пусковые установки. По субботам он напивался и бил свою жену. Уопшоты не ладили с супругами Мэрфи. Как-то утром, когда Каверли был на работе, он увидел на контрольном пульте, что его вызывают к телефону. Он покинул запретную зону и подошел к телефону. Звонила Бетси.

- Она украла мое мусорное ведро, - сказала Бетси.

- Я не понимаю тебя, милая, - сказал Каверли.

- Миссис Мэрфи, - пояснила Бетси. - Сегодня утром приехал мусорщик, он всегда приезжает по вторникам. Только он забрал мусор, она тут же схватила мое красивое новое мусорное ведро из оцинкованного железа и потащила его к себе на задний двор, а мне оставила потрескавшуюся старую пластмассовую рухлядь, которую они привезли с мыса Канаверал.

- Ничем не могу тебе сейчас помочь, - сказал Каверли. - Я вернусь в половине шестого.

Когда он вернулся, Бетси все еще не успокоилась.

- Сейчас же иди к ним и забери его, - сказала она. - Они насыплют в ведро свой мусор и заявят, что это их ведро. Тебе надо было написать на нем нашу фамилию. Сейчас же иди к ним и возьми ведро. Он там, стрижет траву.

Каверли вышел из дома и направился к границе своего участка. Пит Мэрфи только что пустил в ход свою газонокосилку. Горы вдали казались синими. Вечерело, мирно тарахтел одноцилиндровый мотор, дом мистера Мэрфи был как две капли воды похож на дом Каверли, на обоих мужчинах были одинаковые белые рубашки - все это создавало впечатление какой-то странной неправдоподобности, как будто Каверли собирался своего соседа или жену соседа не в краже обвинить, а поделиться с ними мыслями о том, что непрерывное расширение ассортимента товаров в товарном индексе доказывает бесспорную эффективность метода рассылки рекламы по почте. Короче говоря, под угрозой были подлинная сущность и страсти обоих мужчин. Далекие горы некогда возникли под действием огня и воды, но дома в долине между этих гор казались сейчас, в сумерках, хрупкими, игрушечными, будто сделанными из тонкого картона. Каверли стал нервно хрустеть суставами пальцев и кивком подозвал Пита. Пит проехал на газонокосилке рядом с Каверли и шумом мотора заглушил его слова. Каверли терпеливо ждал. Пит сделал по лужайке второй круг, сбавил газ и остановился перед Каверли.

- Жена мне сказала, что вы украли наше мусорное ведро, - сказал Каверли.

- Ну и что?

- Вы что, привыкли всегда пользоваться чужой собственностью? - Каверли был скорее растерян, чем зол.

- Послушай, ты, щенок, - сказал Мэрфи, - там, где я вырос, люди либо пользуются чем хотят, либо молчат в тряпочку.

- Но мы сейчас не там, где вы росли, - возразил Каверли.

Это был неверный ход. Каверли словно решил вести академический спор. Затем, уверенный в своей правоте, он строго заговорил громким голосом, преисполненным старомодного провинциального высокомерия.

- Не будете ли вы столь любезны вернуть наше мусорное ведро? - спросил он.

- Послушай-ка, - сказал Мэрфи. - Ты вперся на мой участок. Ты стоишь на моей земле. Катись отсюда подобру-поздорову, не то я тебя на всю жизнь искалечу. Я тебе глаза вышибу. Нос сверну. Уши оборву.

Каверли нанес удар правой с бедра, и Мэрфи упал. Он был громадный детина, но трус. Каверли остановился в некотором замешательстве. А Мэрфи, стоя на четвереньках, подался вперед и впился зубами ему в голень. Каверли истошно заорал. Бетси и миссис Мэрфи выскочили из своих кухонь. Как раз в этот миг в воздух поднялась ракета и в сумраке ярко озарила поселок и всю долину, так что вокруг стало светло, как в солнечный летний день; на траве отчетливо выделились темные тени дерущихся, тени их домов и деревьев гинкго. Воздушные волны все дальше и дальше уносили сотрясающий землю грохот, и наконец он стал не громче слабого пощелкивания железнодорожных стрелок. Ракета набирала высоту, свет угасал, и обе женщины увели своих мужей домой.

Ах, отец, отец, зачем ты вернулся?

Вычислительный и административный центр, где работал Каверли, издали представлял собой большое одноэтажное здание, но в этом единственном этаже находились только выводы лифтовых шахт и офисы службы безопасности. Остальные отделы и службы, а также склады помещались под землей. Единственный доступный взорам этаж был выстроен из стекла, цветом напоминавшего воду, в которую подмешали нефти. Темноватое стекло не ослабляло дневного света, но изменяло его. За тусклыми стеклянными стенами виднелось ровное пастбище и строения заброшенной фермы. Там был дом, коровник, несколько деревьев и штакетник; эти заброшенные постройки, за которыми высились пусковые установки, таили в себе какое-то грустное очарование. То были следы прошлого, и, как бы там ни жилось людям на самом деле, казалось, будто жизнь тогда была вольготная и полнокровная. Покинутая ферма вызывала в воображении вереницу обыденных картин сельской жизни - костры на полянах, ведра парного молока и хорошенькие девушки, мелькающие среди яблонь, - тем разительнее был контраст. Отрешившись от этого зрелища, вы видели перед собой темное стекло цвета воды, подкрашенной нефтью, и переносились в иной мир, где под коровьим пастбищем были скрыты шесть подземных этажей. Этот Мир был во всех отношениях новым. Его новизна особенно ясно выражалась в том энтузиазме и сознании приносимой пользы, которые в настоящее время, видимо, чужды большинству из нас. Правда, лифты иногда портились, одна из стеклянных стен треснула, а хорошенькие секретарши из службы безопасности обладали примитивной, старомодной привлекательностью, но обращать на это внимание - все равно что взваливать на себя груз наблюдений старика, с годами переставшего приносить какую бы то ни было пользу. У людей, по утрам толпами входивших в вычислительный центр, а к концу рабочего дня выходивших оттуда, вид был довольный и целеустремленный, такого не встретишь в нью-йоркском или парижском метрополитене, где все мы, кажется, смотрим друг на друга с ужасом и недоверием, естественными для нашей карикатурной цивилизации.