Френсис Фицджеральд - Я за тебя умру (сборник) Страница 7

– Я не знал, что студенты обучаются на Бауэри[1], – холодно ответил доктор Харден. – Навешать можно что-то на весах, и я никогда не слышал, чтобы это делали на человеке. А что до книги…

– Это позор на весь мир!

– Если вы прочтете эти вырезки…

Она поставила локти на подоконник и, казалось, сейчас полезет в комнату; но она вдруг опустила подбородок на руки и, глядя ему в глаза, заговорила.

– У вас был племянник, – сказала она. – С дядей ему не посчастливилось. Он был самый лучший человек на свете, единственный, кого я любила и всегда буду любить.

Доктор Харден кивнул и как будто хотел ответить, но она стукнула кулачком по подоконнику и не позволила себя перебить:

– Он был смелый, честный, скромный. Он умер от ран в чужой стране, погиб, Косгроув Харден, сержант Сто пятого пехотного полка. Скромно жил и умер с честью. Что вы наделали! – Голос ее стал громче и задрожал, вызвав сочувственный трепет в листьях вьюна у оконной рамы. – Что вы наделали! Выставили его на посмешище. Вызвали его к жизни как фантастическое существо, которое шлет идиотские сообщения о цветах и птицах и числе пломб в зубах Джорджа Вашингтона. Вы…

Доктор Харден встал.

– Вы пришли сюда, – начал он пронзительным голосом, – чтобы объяснять мне…

– Молчите! – крикнула она. – Я объясню вам, что вы сделали, и вы меня не остановите, вместе со всеми вашими астральными телами по эту сторону Скалистых гор.

Доктор Харден осел в кресле.

– Продолжайте, – сказал он, стараясь держать себя в руках. – Можете брюзжать хоть до вторых петухов.

Она замолчала на минуту, повернула голову к саду. Я увидел, что она прикусила губу и моргает, удерживаясь от слез. Потом снова повернулась к окну и устремила мрачный взгляд на хозяина дома.

– Вы использовали его как тесто для своих медиумических пирожков и угощаете ими истеричных женщин, которые считают вас великим человеком. Вас – великим! Никакого уважения к достоинству и безответности умершего. Вы беззубый желтый старик и даже горя не испытываете – хотя бы им вы могли бы оправдать свои спекуляции на собственном легковерии и доверчивости других дураков. Все – я закончила.

С этими словами она повернулась и так же порывисто, как пришла, устремилась прочь с высоко поднятой головой. Я подождал, когда она отойдет шагов на тридцать и ее не будет видно из окна. Потом пошел за ней по мягкой траве и окликнул:

– Мисс Талия.

Она удивленно обернулась.

– Мисс Талия, хочу вам сказать, что дальше по дороге вас ожидает сюрприз – человек, которого вы не видели много месяцев.

На лице ее изобразилось недоумение.

– Не хочу испортить вам встречу, – продолжал я, – но и не хочу, чтобы вы испугались, когда столкнетесь с самой большой неожиданностью в вашей жизни.

– О чем вы? – тихо спросила она.

– Ни о чем. Просто идите дальше по этой дороге и думайте обо всем самом приятном на свете – а затем произойдет нечто потрясающее.

Я отвесил глубокий поклон и, стоя со шляпой в руке, благожелательно улыбался девушке.

Она смотрела на меня с удивлением. Потом медленно повернулась и пошла прочь. Вскоре она скрылась за поворотом каменной стенки под магнолиями.

Четыре дня прошло – четыре изнурительных знойных дня, – прежде чем мне удалось превратить хаос в подобие порядка и провести наконец деловое совещание. Первая встреча Косгроува Хардена с дядей стоила мне небывалого нервного напряжения. Я час сидел на скользком краешке дряхлого стула, готовясь броситься вперед всякий раз, когда в рукавах у племянника вздувались мускулы. Я невольно дергался, неизменно соскальзывал со стула и оказывался в сидячем положении на полу.

Конец беседе положил доктор Харден: он просто встал и удалился наверх. При помощи угроз и посулов мне удалось отправить молодого Хардена в его комнату и вырвать у него обещание двадцать четыре часа молчать.

Все наличные деньги я употребил на подкуп двух старых слуг. Никому не рассказывать – предупредил я их. Мистер Косгроув Харден только что сбежал из Синг-Синга. Я внутренне содрогнулся, сообщая об этом, но в воздухе висело столько лжи, что одной больше, одной меньше – разницы никакой.

Если бы не мисс Талия, я бы в первый же день махнул рукой на все и уехал в Нью-Йорк ждать краха. Но она пребывала в состоянии такого блаженного счастья, что готова была согласиться на что угодно. Я пообещал ей, что, если они поженятся и десять лет будут жить на Западе под вымышленными именами, я обеспечу им безбедное существование. Она чуть не прыгала от радости. Я продолжал атаку и в цветах и красках расписывал любовное гнездышко в Калифорнии, мягкую погоду круглый год, и Косгроув идет по тропинке домой ужинать, и романтические старые церкви с поселками, и Косгроув идет по тропинке ужинать, и рай июньских сумерек, и Косгроув… и так далее.

Пока я говорил, она тихонько вскрикивала от радости и хотела ехать немедленно. Она и упросила Косгроува на четвертый день принять участие в совещании. Я предупредил служанку, чтобы нас ни в коем случае не беспокоили, и мы сели в гостиной, чтобы утрясти это дело.

Наши позиции разошлись решительно.

У молодого Хардена она была примерно такой же, как у Черной Королевы из «Алисы в Стране Чудес». Кто-то нагородил и заплатит за это прямо сейчас. Хватит ложных мертвецов в семье – сейчас тут будет настоящий, если не побережется.

У доктора Хардена позиция была такая, что произошла страшная путаница, и он не знает, как ему быть теперь – видит Бог, уж лучше бы правда мертвым.

У Талии: она посмотрела Калифорнию в путеводителе, климат прелестный, и Косгроув идет по тропинке ужинать.

Я же заявил, что нет такого тугого узла, чтобы не было выхода из лабиринта, и продолжал громоздить обломки метафор, пока все не запуталось еще больше, чем вначале.

Косгроув Харден потребовал, чтобы мы взяли по экземпляру «Аристократии иного мира» и обсудили написанное. Его дядя сказал, что от вида книги его стошнит. Талия предложила всем вместе поехать в Калифорнию и решить вопрос там.

Я раздал четыре экземпляра. Доктор Харден закрыл глаза и застонал. Талия раскрыла книгу на заднем форзаце и стала рисовать райские бунгало с молодой женой, стоящей в дверях. Младший Харден возбужденно искал страницу 226.

– Ну вот оно! – крикнул он. – Напротив «фотографии Косгроува Хардена с маленькой родинкой над левым глазом перед тем, как он отплыл за океан», читаем следующее: «Эта родинка всегда огорчала Косгроува. Ему казалось, что все тела должны быть совершенны, и этот изъян силой природы должен быть убран». Хм, у меня нет родинки.

Доктор Харден согласился.

– Возможно, это дефект негатива.

– Святые угодники! Если бы на негатив не попала моя левая нога, я бы тосковал по ней всю книгу – и мне ее прицепили бы в главе двадцать девятой.

– Послушайте! – вмешался я. – Нельзя ли нам достичь какого-то компромисса? Никто не знает, что вы в городе. Нельзя ли…

Молодой Харден сердито уставился на меня.

– Я еще не начал. Я еще не дошел до охлаждения Талии ко мне.

– Охлаждения! – возмутился доктор Харден. – Да я вообще не уделил ей внимания. Она меня не переносит. Она…

Косгроув едко рассмеялся.

– Ты себе льстишь. Я что же – ревную к твоим седым бакенбардам? Я говорю об ее охлаждении ко мне из-за этих описаний меня в книжонке.

Талия взволнованно наклонилась к нам.

– Мое чувство к тебе никогда не остывало, Косгроув, – никогда.

– Брось, Талия, – несколько сварливо возразил Косгроув. – Не могло не остыть. Да вот же на двести двадцать третьей странице. Как можно любить мужчину в развевающемся исподнем? Прозрачном при этом.

– Я горевала, Косгроув. То есть горевала бы, если бы поверила, но я не поверила.

– И не охладела? – В его тоне слышалось разочарование.

– Нет, Косгроув.

– Так, – с досадой сказал он. – Как политик я погублен – то есть, если бы захотел пойти в политику, я никогда не стану президентом. Я даже не призрак демократический. Я медиумический парвеню.

С видом глубочайшего уныния доктор Харден зарылся лицом в ладони.

Я в отчаянии бросился объяснять и заговорил так громко, что Косгроув умолк и стал слушать.

– Если согласитесь уехать на десять лет, я гарантирую вам десять тысяч в год!

Талия захлопала в ладоши, и Косгроув, взглянув на нее искоса, впервые проявил подобие интереса.

– А когда закончатся десять лет?

– А-а, – оптимистически ответил я, – доктор Харден может… он может…

– Договаривайте, – мрачно подхватил доктор. – Могу умереть. Искренне на это надеюсь.

– …и вы сможете вернуться уже под своим именем, – бездушно продолжал я. – А мы откажемся от повторных изданий книги.

– Хм. А если он за десять лет не умрет? – подозрительно осведомился племянник.

– Нет, я умру, – поспешил уверить его доктор. – Пусть это тебя не беспокоит.