Не говорите Альфреду - Нэнси Митфорд Страница 7

их честь званые обеды, когда они вернутся, и так далее. Но людей всегда привлекают власть и высокая должность. Такое учреждение, как посольство, к которому тяготеют правители земные, важнее для его обитателя, чем самое красивое лицо, самое доброе сердце, самая старая дружба. Полно вам, Фанни, я полагаю, вы достаточно знаете свет, чтобы в этом разобраться. В данном случае вы та, кто оказывается в выигрыше. Скоро все будет выглядеть так, словно Полина там никогда и не была хозяйкой – Полина Леон. Полина Боргезе никуда не уезжает, она, так сказать, сидящий арендатор[17].

– Почему Полина Боргезе?

– А это был ее дом, знаете ли. Мы купили его у нее, с мебелью и всем прочим, после Ватерлоо.

– Вы меня не слишком обнадежили. Есть еще кое-что, Филип, – одежда. Конечно, всегда имеется маленький бутик Эллистона, но он такой дорогой.

– Я бы не беспокоился. Как только вы туда прибудете, сразу же договоритесь с одной из местных портних. Разве вы недостаточно состоятельны сейчас, Фанни?

– Да, сейчас мы богаче. Мой отец оставил мне довольно приличное наследство – я была удивлена. Но из-за мальчиков и многого другого я никогда не считала, что мне надо тратить деньги на себя.

Затем Филип рассказал мне об управлении посольством, и я почти успокоилась. По его словам, этим делом занимаются главный аудитор и домоправитель.

– Вам только понадобится секретарь по связям с общественностью – какая-нибудь милая скромная девушка, которая не сразу выйдет замуж.

– Я размышляла об этом. У моей кузины Луизы Форт-Уильям есть такая – Джин Макинтош.

– Да, я ее знаю. Не сгусток энергии, верно? Между прочим, кого, вы думаете, я встретил на коктейль-приеме вчера вечером? Лорда Алконли.

– Не может быть! Что он там делал?

– Он стоял спиной к стене, с большим бокалом воды в руке, сверкая глазами. Остальные члены компании сбились вместе, как стадо оленей, со старым львом невдалеке. Это было впечатляюще – не так уж приятно.

Назначение Альфреда было хорошо воспринято достойными доверия газетами, отчасти, без сомнения, потому, что многие из их сотрудников учились в Оксфорде и знали его по университету. «Дейли пост» была настроена резко против. Эта маленькая газета, когда-то считавшаяся подходящей для чтения в классе, затем была куплена конкурентом по прозвищу Старый Ворчун и теперь отражала его предвзятые воззрения. Она кормилась скандалами, бедами и всеми видами человеческого несчастья, выставляемыми с неким злобным ликованием, которым публика, вероятно, наслаждалась, ведь чем более жестоко «Дейли пост» терзала своих жертв, тем сильнее поднимался ее тираж. Ее политика, если можно сказать, что таковая у нее имелась, заключалась в том, чтобы быть против зарубежных стран, учреждений культуры и существующих правительств, консервативных или лейбористских. Самое главное – она питала ненависть к Министерству иностранных дел. Лейтмотив их песни в данном случае был таков: что толку в содержании дорогостоящего внешнеполитического ведомства, которое не может представить на пост посла в Париже обученного человека, а вынуждено обращаться к профессору пасторской теологии.

Французские газеты держались дружелюбно, разве что растерянно. «Фигаро» выпустила передовую статью члена Французской академии, в которой слово «пасторская» было умышленно неправильно истолковано, а слово «теология» вообще бойкотировалось. Здесь лейтмотивом стал рыцарь на белом коне (Альфред), который приезжает к пастушке в ее саду (Марианне[18]). И никакого упоминания о жене и сыновьях рыцаря (Альфред был теперь рыцарем – он побывал в Лондоне и видел королеву).

Я получила много поздравительных писем, восхваляющих Альфреда и меня, рассказывающих, как хорошо мы подходим для работы, которую нам надлежит выполнять, а потом заводящих разговор о каком-то ребенке, или друге, или протеже автора письма, желавшем присоединиться к нашему ведомству в любой должности. Луиза Форт-Уильям, всегда практичная, опустила похвалы и предложила мне Джин. Альфред знал эту Джин, она училась в Оксфорде, и не причислял ее к моим взбалмошным родственникам. С его одобрения я написала и пригласила ее быть нашим пресс-секретарем.

Коллеги Альфреда по Оксфорду и их жены обратили мало внимания на нашу новость. Меня это не удивило. Никто из тех, кто не жил в университетском городе, не имеет представления о его отстраненности от мира. Доны живут, как затворники в монастыре, вне времени и пространства, занятые лишь кругом своих повседневных обязанностей; послы в Париже не входят в сферу их интересов и не волнуют их ни в малейшей степени. Стать директором колледжа или деканом показалось бы им более выдающимся достижением. Да, должна признать, были богатые, искушенные в жизни доны, чьи жены одевались у Диора, и они знали о Париже и посольствах – крохотное меньшинство на задворках университета во всех смыслах. Они даже не жили в самом городе, как мы. Они считали Альфреда занудой, он игнорировал их; их жены игнорировали меня. Эти «диоровские» доны были недовольны нашим назначением, они долго и громко смеялись, как информировали нас добрые друзья, над самой этой идеей и отпускали остроумные шутки в наш адрес. Без сомнения, они думали, что эта честь больше подошла бы им. Как же я была с ними согласна!

После двадцати пяти лет университетской жизни мое мироощущение было более схоже с мироощущением донов монашеского типа, чем «диоровского»; но, хотя у меня имелось мало непосредственного мирского опыта, я знала, что представляет собой большой свет. Моя кузина Линда была с ним в контакте, и моя мать всегда являлась его частью, даже во время самых диких своих чудачеств. Леди Монтдор видела реальную жизнь сквозь розовые очки, однако знала свет и его принципы, как свои пять пальцев. Недаром я была при ней кем-то вроде фрейлины. Как бы мне хотелось, чтобы она была жива и увидела, что принесла мне судьба, – подобно «диоровским» женам, она стала бы глумиться и не одобрять, но в отличие от них, без сомнения, находилась бы под впечатлением.

Наш летний отпуск прошел как обычно. Мы с Альфредом поехали погостить у Дэви Уорбека, в Кенте, и нанесли один-два других визита. Наших младших мальчиков, Чарли и Фабриса, с нами почти не было. Их пригласил юноша по имени Сигизмунд де Валюбер, учившийся с ними в одном итонском колледже, погостить у него в Провансе, после чего все трое отправились охотиться в Шотландию. Бородатый Дэвид присылал открытки из Озерного края – он был там на пешей экскурсии. Что же касается Бэзила, то жив он или умер – я понятия не имела. Я сообщила Альфреду, что он уехал в Барселону, восстановить свой испанский. Очень скоро мы приблизились к последним дням августа и