Вильям Козлов - Маленький стрелок из лука Страница 79

- Поставил ту самую серую статью, которую я в свое время забраковал... - закончил Кирилл.

- Я ведь ее переработал, - скромно напомнил Землянский. - Как твои дела на личном фронте? - перевел он разговор на другое. - Как поживает та прекрасная девушка, у которой библейское имя Ева?

- Чего это ты вдруг про нее вспомнил? - недоуменно взглянул на него Кирилл.

- Она произвела на меня незабываемое впечатление, - улыбнулся Землянский и ушел.

В его тоне проскользнуло что-то задевшее Кирилла за живое... Такое ощущение, будто Землянский что-то знает, но не хочет говорить...

Услышав шум мотора, Кирилл выглянул в окно и увидел Галактику, вылезающего из "Волги". Выждав для приличия полчаса, он взял бумаги и отправился к нему.

У Василия Галактионовича был усталый и недовольный вид. Однако, увидев Кирилла, он встал из-за стола и, протягивая руку, пошел навстречу.

- Проветрился, Кирилл Михайлович? Не жалеешь, что я тебя загнал на край света?

- Не жалею, - искренне ответил Кирилл. Ему ли жалеть об этом? На Севере он провел прекрасные дни, может быть, даже лучшие в своей жизни.

- Не скучаешь по альманаху? - испытующе взглянул на него Галахин.

И Кирилл уловил в его голосе нечто такое, что заставило его насторожиться. Судя по всему, Василий Галактионович совсем не разделяет оптимизма Землянского... Но возвращаться снова к редактированию Кириллу вовсе не хотелось.

- По-моему, альманах в надежных руках, - бросил он пробный камень.

Галактика не любил дипломатничать.

- Ты помоги ему, Кирилл Михайлович, - сказал он. - Вкуса у него маловато или... требовательности к другим и к себе. Материал сырой, неинтересный, авторов он не ищет... В общем, как член редколлегии, помоги Землянскому... Конечно, когда закончишь реферат и обработку данных командировки.

Кирилл коротко рассказал директору о своей поездке, показал подготовленный очерк, материалы. Василий Галактионович слушал с интересом, задавал вопросы. Усталость и недовольство исчезли с его лица. Оказывается, он и сам бывал в Терском районе, плавал на пароходе "Рулевой" по Белому морю от Умбы до Кандалакши. Даже слышал про озеро Олень, но вот побывать на нем не довелось...

Когда Кирилл уже собрался уходить, Галахин, нахмурившись, стал перебирать бумаги на столе, потом открыл ящик, другой... Наконец он нашел листок бумаги с приколотым к нему скрепкой конвертом и протянул Кириллу:

- Тут мне передали эту галиматью... - на лице его отразилось явное отвращение. - Почитай и... разорви эту мерзость! У меня к тебе никаких вопросов нет.

У себя в кабинете Кирилл прочел письмо Сергея Петровича Кругликова в партийную организацию института. Каллиграфическим почерком, без единой ошибки, на вырванном из тетрадки в клетку двойном листе было написано, что он, отец Евы Кругликовой, обращается в партийную организацию института с просьбой разобрать недостойное поведение в быту Воронцова Кирилла Михайловича... Далее подробно излагалось, что Ева систематически ходит к нему домой. Потом она пропадает где-то по нескольку дней, а домой возвращается в нетрезвом состоянии. А товарищ Воронцов никакой ответственности за поведение дочери нести не желает, о чем самолично заявил ему в оскорбительной форме. Несмотря па неоднократные предупреждения, Кирилл Михайлович никаких выводов из создавшегося положения не делает и не собирается жениться на девушке, которая к нему ходит... Более того, он, Воронцов, последнее время стал уклоняться от встреч с девушкой, которую сам же сбил с правильного пути... Как отец, он не может мириться с таким положением дел и просит партийную организацию института обсудить недостойное поведение человека, носящего звание советского ученого... В конце письма было ясно сказано, что он, Кругликов, надеется, что партийная организация сурово накажет Воронцова и сообщит о своих выводах ему, Кругликову, по такому-то адресу...

Ну, ладно, Галахин умный человек, а попади письмо к другому, ведь пустили бы его в ход и замучили Кирилла выяснением обстоятельств его личной жизни, отношений с Евой, которые совершенно никого не касаются, в том числе и настырного назойливого папаши! Еве двадцать лет. Она давно совершеннолетняя. И отец знает, что она отнюдь не ангел... Зачем же он хочет втоптать в грязь и другого человека?

Вот она, расплата за счастливые месяцы, проведенные на Севере! Кража и это грязное письмо! Конечно, прежде чем оно попало к Галахину, оно походило по рукам сотрудников института, на это, наверное, главным образом и рассчитывал Евин дорогой папочка... Не мог же он всерьез надеяться, что партийная организация займётся подобной ерундой? Теперь понятна ухмылка Землянского, когда он спросил, как поживает девушка с библейским именем Ева...

Где она сейчас, Ева? Три месяца, если не больше, Кирилл не видел ее. В общем-то неплохая девчонка, но без царя в голове! Возможно, она и не стала бы такой, если бы не папочка, который отравил ей всю жизнь, сделал ее перекати-полем... Ведь с тех самых пор, как па нее стали обращать внимание мужчины, он планомерно и жестоко ее преследует, не ослабляя рвения, не давая ей самой разобраться в происходящем. Убежденный в своем праве на это - в праве подавлять ближнего и диктовать свои условия - он, как буйвол, никуда не сворачивая и не отступая, прет напролом! И не понимает, что этим самым не спасает дочь, а толкает ее на необдуманные поступки, которые она совершает иногда просто назло ему...

И вот выясняется, что этот человек отравляет жизнь не только собственной дочери, но и другим, кто имел несчастье с ней познакомиться. Сколько помнит себя Кирилл, ему никогда до сей поры не приходилось сталкиваться с родителями своих знакомых девушек таким образом.

И вот в его жизнь без приглашения, бесцеремонно вторгся чужой, неприятный человек - отец его знакомой девушки. Он стал приходить к нему домой, звонить в любое время, следить за ними и вот в довершение всего накатал в парторганизацию кляузную бумагу...

Можно было бы его понять, если бы дочь была беззащитной, наивной девочкой, которая делает первые шаги в жизни, но ведь это не так? И Кругликов это прекрасно знает. Не только забота о благе дочери руководит его поступками: он получает от преследования Евы и ее знакомых удовольствие.

Ева как-то рассказывала, что мать однажды уходила от отца: встретила в своей поликлинике одного человека и ради него покинула дом, дочерей. Потом она вернулась, человек тот был женат и не собирался уходить из своей семьи. И потом, у него ничего бы не вышло, если бы даже и захотел: отец превратил бы его жизнь в пытку. Он и так засыпал все организации письмами, в которых всячески разоблачал соблазнители, пытающегося разбить его семью... Тогда Еве и сестре было по пять лет, и комиссии, разбирающие жалобы отца, поддержали его. Как же, брошенный муж с двумя малолетними детьми! А у человека того были большие неприятности по работе...

Мать вернулась, и отец ни в чем не упрекнул ее, она сама говорила Еве, он обвинил во всем гнусного соблазнителя, воспользовавшегося "слабостью и неопыткостью" в житейских делах матери. Наверное, с тех самых пор и затаил он непримиримую злобу к мужчинам, посягающим на его семейство, состоящее из одних женщин... Смешно, но он всегда и во всем обвинял других, но только не жену и дочерей. Поэтому Ева знала: что бы она ни выкинула, всегда может прийти домой, и отец, пожурив ее, простит. Зато не простит ее знакомых, если докопается, с кем и где она была. Ева старалась не подводить знакомых, обманывала отца, наводила его на Ложный след, но он рано или поздно находил адреса. И уже больше не выпускал из виду этого человека. Заносил его фамилию, адрес, телефон в свой талмуд. Стоило Еве исчезнуть, и отец садился за "Жигули" и начинал объезд всех ее знакомых, даже наведывался к тем, с которыми она уже давно порвала. Не стеснялся поднимать их с постели среди ночи, затевал решительные выяснения.

Первое желание Кирилла было пойти к нему, он ведь указал свой адрес и телефон, и... Но он подавил в себе, злость и, еще не зная, что скажет, набрал знакомый номер. Трубку сняла Ева. Она не сразу узнала его голос, а когда узнала, не выразила ни радости, ни досады. Помолчала в трубку, чуть слышно кашлянула и равнодушно уронила:

- Чего тебе?

Этот грубоватый вопрос совсем не вязался с ее нежно-девичьим голосом. Он представил ее овальное лицо с карими глазами, небрежную позу, неизменную сигарету в руке. Длиннущие ноги переброшены одна на другую. В брюках она, юбке или халате? Почему бы ей не быть дома в халате...

- Меня обокрали, - вдруг брякнул, не зная, что еще сказать.

- Обокрали? - переспросила она, хотя в голосе особенного интереса он не уловил. - Бывает... - И после паузы: - И что же у тебя украли?

- Картины, магнитофон, усилитель, колонки, пленки с записями...

- Кажется, у тебя были ценные картины?

- Фамильная ценность, - сказал он.

- Да-а... - протянула она. - А я сижу дома и занимаюсь. Надо же этот чертов университет закончить?