Ирвин Шоу - Рассказы из сборника Пестрая компания Страница 8

Мальчишка-газетчик вопил под самыми окнами.

И вот я нахожусь здесь, в номере отеля в обществе нелюбимой, умирающей девушки, у которой украли её час; в компании сценариста, который подобно неприкаянному бродяге слоняется от студии к студии и с выражением профессионального попрошайки умоляет предоставить ему работу. В соседней комнате расположилась хиромантка, которую можно было бы купить на ночь тройкой комплиментов и десятью минутами вежливого флирта. Непостоянный, ревнивый, эгоистичный, с постоянно меняющимся настроением мир. Мир, который, в конечном итоге, так и не добился успеха.

- Англия... Англия... - долетал сквозь окно колеблющийся в ночном ветре мальчишечий голос.

Мне должно быть стыдно, думал Датчер. Я встретил трагический час в печальном и нелепом обличье. Настало время для свершения благородного и значительного поступка. Кто и что может дать мне возможность совершить поступок благородный и значительный?

- Мне хотелось бы поговорить со всем Европейским континентом, - громко сказал Датчер.

- Что? - пробормотал Макамер.

- Ничего, - ответил Датчер и подтянул одеяло к подбородку. - Ты знаешь, что я намерен сделать?

- Что?

- Я намерен жениться. Мы с супругой станем жить на ферме, выращивая кукурузу, пшеницу и виноград. Зимой мы будем следить за тем, как падает снег, и станем забивать свиней. Одним словом, мы найдем себе занятие на все четыре времени года. На некоторое время я хочу включиться в вечный круговорот природы.

- Валяй, включайся, - сказал Макамер. - А мне как раз снилось, что Мервин Лерой предлагает мне сногсшибательную работу. И это не плохо, это не плохо, не плохо... - конец фразы растворился в воздухе.

- В вечном круговороте все четыре времени года, - сказал Датчер так, словно обкатывал слова на языке. - Четыре времени года... - повторил он и закрыл глаза.

Бомбардировщик замер на месте, и из него выпрыгнул немецкий парень. Парень радовался прохладе раннего утра и твердой почве под ногами. От чувства облегчения, которое он испытывал, оказавшись дома, у него под мышками выступил пот. "Я сделал это. Я ещё раз сделал это", прошептал он и заспешил через летное поле на доклад к командиру.

РОДЫ, НОЧЬ И ДИСКУССИЯ

- Палатки! - говорил Люббок, мрачно вращая перед собой бокал с пивом. Его голос отдавался хриплым эхом в полутемном зале "Бара Коди" практически безлюдного в этот поздний зимний вечер. - Вы поступаете в армию и морозите себе задницу, сидя среди зимы в палатке. Я же - человек цивилизованный и привык жить в квартире с паровым отоплением.

Закончив тираду, Люббок с вызовом огляделся по сторонам. Он был высок ростом и широк в плечах. Одну щеку Люббока украшал длинный, но довольно аккуратный шрам, а его огромных размеров руки могли принадлежать только докеру. Два других посетителя бара внимательно смотрели в свои бокалы с пивом.

- Интересы национальной обороны, - произнес бармен - невысокий бледный человек в жилете и фартуке. У бармена были очень белые, поросшие волосами руки и длинный, нервический нос. - Каждый должен чем-нибудь жертвовать.

- Главная беда этой страны состоит в том, - громко заявил Люббок, что в ней развелось чересчур много вонючих патриотов.

- Не надо выступать против патриотизма, - сказал человек, сидевший ближе всего к Люббоку. - Во всяком случае, в моем присутствии.

- Как тебя зовут? - спросил Люббок, бросив на говорившего угрожающий взгляд.

- Доминик ди Калько, - четко произнес тот, давая понять, что запугать себя не позволит. - Лично я ничего плохого в патриотизме не вижу.

- Это надо же, - сказал Люббок, - он не видит ничего плохого в патриотизме. Тоже мне итальянский патриот!

- Ты им нужен, - заметил Суинни, сидевший с другой стороны от Люббока. - Ты им очень нужен - там в Греции.

Все рассмеялись, а Суинни горделиво огляделся по сторонам. Его слегка помятая и раскрасневшаяся от выпитого пива физиономия источала самодовольство.

- Я - американский гражданин! - завопил Ди Калько. - Может быть это дойдет до вас, ребята, после того, как вы перестанете ржать.

- Знаете на что мне хотелось бы посмотреть? - со смехом продолжал Суинни, сопровождая слова взмахом руки. - Я был бы жуть как рад взглянуть на попытки итальянской армии вторгнуться на "Красный мыс".

- Я не люблю Муссолини! - выкрикнул Ди Калько. - Но не смейте разевать пасть по поводу итальянской армии!

- Три ирландца... - не унимался Суинни. - Три ирландца разгонят итальяшек за полчаса. Макаронники хороши лишь тогда, когда воюют друг против друга.

- Эй ты, как там тебя, может быть прогуляемся немного? - негромко спросил Ди Калько.

- Полегче, ребята! - вмешался бармен, умиротворяющее подняв руки. - Не забывайте, что мы в Америке.

- Запомни, - сказал Ди Калько, - я вызвал тебя на дуэль. Не знаю, правда, как тебя зовут.

- Меня зовут Суинни! - завопил Суинни. - И пара моих двоюродных братьев служит в Королевских военно-воздушных силах!

- Круто! - заявил Люббок. - Парня кличут Суинни, а два его кузена служат в английской авиации. Только представь, - продолжал Люббок, обращаясь к бармену, - какие ирландские парни служат под английскими знаменами!

- Что с тобой? - спросил бармен. - Неужели ты готов спорить со всеми посетителями этого салуна?

- Да, клан Суинни, видимо, то ещё семейство, - продолжал Люббок, похлопывая одного из членов клана Суинни по спине.

- Они сражаются за тебя и меня, - холодно произнес Суинни. - Защищают наш образ жизни.

- Согласен, - сказал Ди Калько.

- Точно, - подтвердил Бармен.

- А как тебя зовут? - обратился к бармену Люббок.

- Коди, - ответил тот. - Уильям Коди.

- Ты что, решил надо мной поиздеваться? - спросил Люббок и ожег бармена сердитым взглядом.

- Богом клянусь, - подтвердил свои слова бармен.

- В Вайоминге есть памятник. Буффало Биллу1. Он что, твой родственник?

- Чистое совпадение, - ответил бармен.

- Нацеди-ка мне пива, Буффало Билл, - сказал Люббок. - Внимательно проследив за тем, как бармен наливает пиво и ставит бокал на стойку, Люббок с восхищением продолжил: - Это надо же. Из тех самых рук. От человека, которому в Вайоминге поставили памятник. Не удивительно, что ты такой большой патриот. Если бы в мою честь воздвигли монумент в Вайоминге, я тоже стал бы патриотом.

- Но это же простое совпадение! - запротестовал бармен.

Люббок, ополовинив бокал, выпрямил спину и заговорил неторопливо и рассудительно:

- Мне приятно думать о том, что пара ребят по фамилии Суинни защищают там в Англии мой образ жизни. Мне это страшно нравится. Я начинаю чувствовать себя в полной безопасности. - Неожиданно шлепнув что есть силы ладонью по стойке, он завопил: - Палатки! Нам придется сидеть в разгар зимы в палатках!

- А что ты хочешь? - спросил Ди Калько. - Неужели ты хочешь, чтобы Гитлер пришел сюда и навел здесь свой порядок?

- Я ненавижу его! Ненавижу ублюдка! Я сам - голландец, но немцев ненавижу.

- Налей голландцу ещё пива, - сказал Суинни. - За мой счет.

- Я ненавижу немцев, - продолжа Люббок, - я ненавижу англичан, французов и американцев.

- Кто же вам тогда по душе? - поинтересовался бармен.

- Итальянцы. Их невозможно заставить сражаться. Они люди цивилизованные. Если какой-нибудь человек выходит против них с ружьем, они убегают как антилопы. И это меня просто восхищает.

- Я не потерплю оскорблений в адрес итальянской армии, - угрожающе похлопывая ладонью по стойке бара, сказал Ди Калько.

- Весь мир следует как можно плотнее заселить итальянцами, - не обращая внимания на Ди Калько, продолжал Люббок. - Такова моя программа, ребята. Моя фамилия - Люббок, и за мной целая куча предков-голландцев. Однако я их всех ненавижу. А если англичане защищают мой образ жизни, то им немедленно надо прекратить это занятие. Мой образ жизни сильно протух.

- Парни, - взмолился бармен, - потолкуйте о чем-нибудь другом.

- А если по правде, - сказал Суинни, - то я против войны ничего не имею. Сейчас я делаю одиннадцать долларов в неделю, и любое изменение может только улучшить мое положение.

- Это война - война отеля "Пис-пис".

- Что ты хочешь этим сказать? - подозрительно спросил Ди Калько, ожидая нового оскорбления в адрес итальянской армии.

- Отель "Пис-пис" на углу Пятой авеню и Шестидесятой улицы. Они там устраивают танцы за чаепитием. Чайные танцы в пользу Империи.

- Чего же в этом плохого? - сказал бармен.

- А ты видел типов, которые ходят в отель "Пис-пис"? - спросил Люббок. Он перегнулся через стойку и, ткнув в бармена корявым указательным пальцем, закончил: - Маленькие жирные кролики и крольчихи в норковых манто.

- Лучшие люди! - воинственно бросил бармен.

- Да, - невесело согласился Люббок. - Если они начинают выступать за какое-нибудь дело, то это значит, что дело явно неправое.

- Я человек крайне осторожный, - негромко произнес Ди Калько, - и хочу быть понятым правильно, но для непредвзятого слуха твои слова напоминают речи коммунистов.