Болеслав Прус - Грехи детства Страница 8

Соответственно обращению старших я тоже держался очень степенно. Недаром сам приходский ксендз говорил отцу: "Вы посмотрите, дражайший мой пан Лесьневский, что школа делает с мальчиком. Только год тому назад Казик был сорванцом и ветрогоном, а сейчас, дражайший мой, это дипломат, это Меттерних..."

Такого мнения были обо мне люди... И надо же было случиться, чтобы какая-то коза, которая и одного-то класса не видела, чтобы она посмела мне сказать: "Это, мальчик, очень на вас похоже!.." Мальчик!.. Подумаешь, взрослая барышня! Оттого, что она знакома с каким-то Адасем, так уже задирает нос. А что такое этот Адась? Окончил третий класс. Ну, а я перешел во второй. Велика разница! Если будет ослом, так я его догоню или даже перегоню. Да еще вдобавок ко всему она велит мне идти за Зосей, как будто я ее лакей! Посмотрим, стану ли я тебя слушаться в другой раз!.. Честное слово, если она еще когда-нибудь ко мне обратится с чем-либо подобным, я просто суну руки в карманы и скажу: "Только, пожалуйста, не забывайтесь!" Или лучше: "Милая Лёня, я вижу, ты не научилась вежливо разговаривать..." Или даже так: "Милая Лёня, если ты хочешь, чтобы я с тобой водился..."

Я чувствовал, что мне не приходит в голову подходящий ответ, и все больше раздражался. Должно быть, я даже изменился в лице, потому что ключница наша, старая Войцехова, дважды заходила в комнату, искоса поглядывала на меня и наконец не утерпела:

- О, господи, что это ты какой скучный?.. Или набедокурил что, или, может, что случилось с тобой?..

- Ничего со мной не случилось.

- Уж я вижу, что-то есть: от меня ничего не утаишь. Если что натворил, ступай-ка ты сразу к отцу и повинись.

- Да ничего я не сделал! Просто немножко устал - и все.

- А устал, так отдохни да поешь. Сейчас я дам тебе хлеба с медом.

Она вышла и через минуту вернулась с огромным куском хлеба, с которого мед так и капал.

- Да не буду я есть, отстаньте от меня!..

- Почему бы тебе не поесть? Бери-ка скорей, а то у меня мед течет по пальцам. Вот поешь, сразу повеселеешь. Оно всегда томит, когда проголодаешься, а поешь, сейчас в голове прояснеет. Ну, возьми-ка в руку!

Пришлось взять, потому что я испугался, что она мне закапает медом волосы или мундир. Машинально я съел, и действительно мне стало полегче на душе. Я подумал, что как-нибудь с Лёней уладится и что не мешало бы угостить и бедного Валека: ведь он-то, наверно, не часто ел мед; к тому же я его уже полюбил.

По моей просьбе Войцехова, видя, сколь благотворное действие оказало ее лечение, отрезала мне еще больший ломоть хлеба, не пожалев и меду. Я осторожно взял его и отправился искать мальчика.

Нашел я его неподалеку от кухни. С ним разговаривали, пересмеиваясь, два батрака, привезшие из лесу дрова.

- Как еще раз побьет тебя мать, - говорил один, - собирайся и ступай куда глаза глядят. Что? Пойдешь?

- Да я не знаю как, - ответил Валек.

- Бери сапоги на палку - и скорей в лес. Там есть на что поглядеть.

- Да у меня и сапог нету.

- Ну, бери одну палку. С палкой и без сапог дойдешь.

Увидев меня, мальчик бросился к лопухам.

- Что вы ему говорите? - спросил я батраков.

- А ничего, смеемся над ним. Чего ж не посмеяться над дурачком.

Почувствовав, что мед мне пачкает пальцы, я не стал вступать с ними в долгие разговоры, а пошел за Валеком. Он стоял в кустах и смотрел на меня.

- Валек, на вот тебе хлеб с медом.

Он не тронулся с места.

- Да иди же. - И я двинулся к нему.

Мальчик пустился бежать.

- Ох, какой ты глупый... Ну, вот тебе хлеб, я кладу его сюда...

Положив хлеб на камень, я пошел прочь. Но лишь когда я скрылся за углом кухни, мальчик осмелился приблизиться к камню, затем осторожно осмотрел хлеб и наконец съел его, насколько я мог судить, с аппетитом.

Часом позже, подходя к лесу, я заметил, что на некотором расстоянии за мной плетется Валек. Я встал, и он тоже остановился. Когда я повернул к дому, он кинулся в сторону и скрылся в кустах. А через минутку снова бежал за мной.

В этот день я ещё раз дал ему хлеба. Он взял его из рук, но еще с опаской, и тотчас же убежал. С этого времени он стал всюду ходить за мной, но всегда на некотором расстоянии.

С утра он кружил под нашими окнами, как птица, которой дружеская рука посыпает зерно. Вечером он усаживался перед кухней и смотрел на наш флигель. И только когда гас свет, он уходил спать на свою дерюжку за печкой, где над головой его свиристели сверчки.

Через несколько дней после первой встречи с Лёней я поддался уговорам Зоси и отправился с нею в парк.

- Знаешь, - уверяла меня сестра, - Лёня очень интересуется тобой. Постоянно говорит о тебе, сердится, что ты тогда не вернулся, и спрашивает, когда ты придешь.

И я не устоял; но можно ли этому удивляться, тем более что меня самого тянуло к Лёне. Мне казалось, что тогда лишь пройдет моя тоска, навеянная смертью Юзика, когда я смогу ходить с Лёней под руку и вести с нею серьезные разговоры. О чем именно? Не знаю и поныне. Но я чувствовал, что хочу говорить, говорить много, красиво, имея перед собой единственную слушательницу - Лёню.

При мысли о прогулках вдвоем что-то звенело у меня в груди, как арфа, и сверкало, как солнце в каплях росы. Однако действительность не всегда соответствует мечтам. Когда я в сопровождении сестры снова встретился с Лёней и, намереваясь начать те самые возвышенные разговоры, спросил: "Любите ли вы ловить рыбу?" - девочки вдруг взялись за руки, стали шушукаться, бегать по аллее и страшно хохотать. Остолбенев, я вертел в руках удочку, из-за которой меня едва не лягнула копытом серая лошадь, когда я у нее рвал волос из хвоста.

Оскорбленный до глубины души, я уже собирался уходить, но в эту минуту вернулись девочки, и Зося сказала:

- Лёня просит тебя называть ее по имени.

От смущения я только молча поклонился, а они снова захохотали и побежали к пруду.

- Вы знаете, мальчик!.. - начала Лёня, но тотчас поправилась: - Знаешь, Зося, мама решительно не позволяет нам кататься на лодке. Я сказала, что нас будет катать твой брат, но мама...

И она прошептала Зосе на ухо какую-то длинную фразу; однако я сразу догадался, о чем шла речь. Наверное, графиня боится, что я утоплю девочек, я, такой гребец и ученик второго класса!..

Я был уязвлен. Лёня заметила это и вдруг сказала:

- Пожалуйста, мальчик...

Она снова поправилась:

- Зося, попроси брата нарвать нам кувшинок. Они такие красивые, а я никогда не держала их в руках.

Я воодушевился. Ну, теперь-то я покажу, на что я способен.

На пруду росло много кувшинок, но не у берега, а чуть подальше. Я отломил ветку и вскочил в покачивающуюся на воде лодку.

У кувшинок очень упругие стебли. Подцепишь их веткой, они приближаются, но сразу же уплывают. Я отломил прут подлиннее, с загнутым в виде крючка концом. На этот раз пошло лучше. Крепко ухватив кувшинку, я увидел, что она подплывает совсем близко. Протягиваю левую руку - нет, еще не достать. Присев на корточки, я с носа перегибаюсь через борт и уже хочу сорвать цветок, как вдруг - во весь рост шлепаюсь в воду, прут выскальзывает у меня из рук, а кувшинка снова отплывает.

Барышни, как водится, поднимают визг... Я кричу:

- Это ничего! Ничего! Тут мелко!..

Выплескиваю воду из фуражки, надеваю ее на голову и, шагая по пояс в воде и по колено в грязи, срываю одну кувшинку, другую, третью, четвертую...

- Казик! Ради бога, вернись!.. - кричит, плача, сестра.

- Хватит уже, хватит!.. - вторит ей Лёня.

Но я не слушаю. Рву пятую, шестую, десятую кувшинку, а потом листья.

Из пруда я вылез мокрый с головы до ног, облепленный грязью выше колен и по локоть. На берегу Зося плачет, Лёня не хочет брать цветы, а за ними прячется позеленевший от страха Валек...

Я вижу, что у Лёни тоже слезы стоят в глазах, по вдруг она как захохочет:

- Смотри, Зося, какой у него вид!

- Боже! Что скажет отец?.. - вскрикивает Зося. - Казик, милый, умой хоть лицо, ты весь испачкался.

Я машинально трогаю нос грязной рукой. Лёня от хохота валится на траву. Зося тоже смеется, утирая слезы, и даже Валек открывает рот и издает странный звук, похожий на блеяние.

Теперь его замечают девочки.

- Кто это? - спрашивает Зося. - Откуда он тут взялся?

- Он пришел сюда вслед за твоим братом, - ответила Лёня. - Я видела, как он крался в кустах.

- Боже! Какая у него шляпа!.. Чего он хочет от тебя, Казик? недоумевает сестра.

- Он ходит за мной уже несколько дней.

- Ага! Так это, должно быть, с ним Казик играл, когда бегал от нас... насмешливо замечает Лёня. - Смотри, Зося, какой вид у них обоих: один весь мокрый, а другой - неумытый... Ох, помру со смеху!..

Сопоставление с Валеком мне совсем не понравилось.

- Ну, Казик, умойся же скорей и иди домой переодеться, а мы пока пойдем в беседку, - сказала Зося, поднимая Лёню, которая от чрезмерного веселья была близка к истерике.

Они ушли. Остались только я с Валеком да забытая в траве охапка кувшинок, которых никто не подобрал.