Жюль Ренар - Дневник (1887-1910) Страница 8

Вопрос о новаторстве Ренара оказался таким трудным для идеалистической критики именно потому, что она пытается решить его вне признания реализма Ренара, то есть обходя самую существенную черту его творчества. Даже такой тонкий критик, как Жан-Поль Сартр, полагает, будто Ренар загубил себя тем, что направил свои творческие поиски путями реализма, вместо того чтобы двигаться по никем не изведанным тропам.

Как бы забывая чудесную работу Ренара, оттачивающего мысль, слово, фразу, композицию, Сартр подчеркивает моменты нигилистического разочарования Ренара в искусстве и усматривает в этом предвестие... сюрреализма. Обосновано ли подобное сближение?

"Опрокидывая" сюрреализм в прошлое, Жан-Поль Сартр причисляет Ренара к писателям, которым в перспективе угрожала "немота"! Даже "Дневник" Сартр рассматривает как доказательство своей концепции, хотя именно в "Дневнике" Ренар добивается наиболее точного выражения любой своей мысли во всех ее гранях. Десятки раз в самых убедительных формулах "Дневник" описывает идеал эстетики Ренара: ясность выражения, достигаемая волею и умом художника.

Мнение Сартра и критиков, с ним согласных, можно отчасти объяснить недоразумением, в котором повинен сам Ренар. Как мы уже говорили, свою "самокритику" он ведет в острой парадоксальной форме, и такие, например, выражения, как "я выработал себе слишком трудный стиль и он меня задушит", могут ввести в заблуждение критиков, склонных упрощать.

Конечно, Ренару писалось трудно, как, впрочем, многим художникам слова. Но достаточно рассмотреть суждения Ренара о своей работе в органической, живой связи с его творческой позицией, чтобы увидеть в его яростном "самобичевании", в этих подхлестывающих волю афоризмах взыскательность беспощадного к себе художника. Любовь к родному языку, сознание своего долга перед литературой, понимание трудностей избранного пути - в этом Ренар.

Если в эстетике Ренара таились противоречия, то виноват в них не импрессионизм и, конечно, не сюрреализм, а натурализм, который преодолевался нелегко. Так, Ренар стремится к "страстному" раскрытию действительности, к смелому реалистическому обобщению и вместе с тем нередко противопоставляет обобщению наблюдение, "подозревает" обобщение в том, что оно способно увести от живой жизни. "Не добавлять к жизни", "не подталкивать жизнь", "следовать за жизнью" и т. п. В этих наставлениях Ренара самому себе было что-то от пресловутого натуралистического "доверия к жизни", напоминающего доверие слепого к своему поводырю.

Там, где торжествует Ренар-изобретатель, Ренар-новатор, эта искусственная антиномия (обобщение-наблюдение) "снимается". Это прекрасно видно, например, в поэтических образах Ренара, которые по справедливости считаются "ренаровскими", носят его печать. В книге "Естественные истории" образ вырастает из точнейших наблюдений над природой, навеянных работами естествоиспытателя Бюффона. Чем пристальнее мы вглядываемся в сравнения, в метафоры, тем яснее видим, что они рождены отнюдь не импровизацией, а терпеливым, многократно повторенным наблюдением.

"Звезды, низкие, как искры, которые вылетают из трубы нашего дома".

"В течение всего дня дерево сохраняет в своих ветвях немного ночи".

"Заячья нора даже в отсутствие зайца полна страхом".

Последний пример показывает, что, в сущности, нет ощутимой грани между наблюдениями Ренара-поэта и обобщениями Ренара - мастера афоризмов.

Хочется еще раз поспорить с теми французскими критиками, которые выискивали у Ренара склонность к миниатюризму, считали некоторые его образы "карманными".

Возьмем для примера такой камерный, казалось бы, образ: "С мизинец чистой воды в наперстке из хрусталя". Сила этого уподобления как раз и заключается в том, что через малость описанных тут вещей Ренар создает сжатый и выразительный образ, способный передать предельно острое ощущение чистоты. Что может быть более наглядно чистым, чем несколько капель росы, заключенных в хрусталь?

Все стилистические открытия Ренара, его образная, насыщенная драматическими диалогами проза - все у него служит одному: воплощению своей самой высокой мечты о чистых человеческих чувствах, о "кристальности" настоящего человека в его отношениях с людьми и с природой.

Нелегко было сохранять такое видение мира и человека во французской литературе на рубеже двух веков.

"Дневник" рассказывает, как удавалось Ренару оставаться верным мечте о большом и светлом искусстве жизненной правды.

Ренар не был равнодушен к успеху, он испытывал удовлетворение, когда узнал, что избран в Академию Гонкуров, и даже когда получил ленточку Почетного легиона; ему был приятен ненадолго вспыхнувший интерес парижской публики к творчеству Ренара-драматурга. Но он остается одиноким в среде преуспевающих и самодовольных. Ренар неизменно подчеркивает свою непричастность к той категории ценителей искусства, для которых "вкус - это боязнь жизни и красоты".

"Известные критики никогда обо мне не упоминали, - пишет он в "Дневнике", - да я и не посылаю им своих книг".

Жюль Ренар отказался доверить книгам рассказ о всех испытаниях, которых ему стоила борьба за правду в искусстве и а жизни. Он приберег это для потомков. "Дневник" - свидетельство того, что он вышел из борьбы непокоренным, остался провозвестником будущего, которое, как он говорил, "единственно достойно нашего волнения и страсти".

Последняя запись в "Дневнике" датирована 6 апреля 1910 года. Через месяц с небольшим - 22 мая 1910 года - Жюля Ренара не стало.

Б. Песис

ДНЕВНИК

1887

Без числа. Талант - вопрос количества.

Талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их триста. Нет такого романа, который не мог бы родиться в самом заурядном воображении; нет такой прекрасной фразы, которую не мог бы построить начинающий писатель. И тогда остается только взяться за перо, разложить перед собою бумагу и терпеливо ее исписывать. Сильные не колеблются. Они садятся за стол, они корпят. Они доведут дело до конца, они испишут всю бумагу, они изведут все чернила. Вот в чем отличие людей талантливых от малодушных, которые ничего не начнут. Литературу могут делать только волы. Самые мощные волы - это гении, те, что не покладая рук работают по восемнадцати часов в сутки. Слава - это непрерывное усилие.

6 июля. Итог: 100 франков заработка ежемесячно за то, что через день я отправляюсь в канцелярию и спрашиваю, есть ли работа, а работы все нет и нет.

13 сентября. Артистизм не в том, чтобы впрячься в какую-нибудь большую работу, например в писание романа, где все мысли должны подчиняться требованию засасывающего сюжета, заранее себе заданного. Артистизм скорее в том, чтобы писать рывками, на сотни тем, которые возникнут сами по себе, крошить, если можно так выразиться, свою мысль. Тогда ничто не будет притянуто за волосы. Во всем будет прелесть непринужденности, естественности. Не добиваешься: ждешь.

21 октября. Поднять хлебопечение на высоту государственного института. Бесплатный и обязательный хлеб.

27 октября. Любопытно было бы проследить, как сказывается на молодых влияние писателей, уже нашедших свою дорогу. Сколько нужно усилий, прежде чем научишься черпать оригинальность просто у самого себя.

* Море, похожее на бескрайнее поле, взрываемое невидимыми пахарями 1.

1 Звездочками в "Дневнике" Ренара обозначается начало новой записи.

* Под ветром дождь ложится почти горизонтально, как колосья ржи.

37 октября. Иногда нам приходит желание сменить родную семью на семью литературную, конечно, по собственному выбору, дабы можно было творцу растрогавшей тебя страницы сказать - "брат".

* Пробудившись от сладкого сна, хочется заснуть вновь, чтобы продолжить его; но тщетно мы пытаемся уловить туманные его следы, словно складки платья любимой, скрывающейся за занавесом, который тебе не поднять.

1 ноября. Он приходил, подымался ко мне на седьмой этаж и без передышки начинал бесконечные политические споры; и, странное дело, в рабочем кабинетике с жалкими украшениями на стенах - веерами, гравюрами Буссо, какими-то вовсе немыслимыми портретами, - в красноватом свете похожего на зонт абажура это он, это его шестьдесят лет вещали моим двадцати годам об обществе, республике, человечестве. Отец старался просветить меня, ибо он верил, что эти громкие слова светоносны, что они согреют его сына, молодого человека, уже в достаточной мере разъеденного скепсисом и озадаченного. Мне доводилось видеть его в минуты звериной тоски, когда он возмущался, сотрясал воздух крамольными словами, но это быстро с него соскакивало, и он сразу же возвращался к своим добрым, здравым убеждениям, за которые держался с удивительным упорством стариков, уже не желающих ничему учиться.

5 ноября. Воздух светлый, прозрачный, где свет кажется каким-то влажным, омытым, искупавшимся в кристально чистой воде и колеблющимся, как тонкий тюль, который повесили сушиться после грозовой стирки.