Джордж Оруэлл - Хорошие плохие книги (сборник) Страница 8

От всего этого кровь закипает в жилах, тогда как печальная участь человеческого существа чаще всего никого не волнует. Я не комментирую, просто отмечаю сам факт. Люди со смуглой кожей практически невидимки. Все жалеют ослика с ободранной спиной, но, чтобы заметить старушку с тяжелой вязанкой дров, нужно, чтобы случилось что-то из ряда вон.

Аисты улетали на север, а негры маршировали на юг – длинная, покрытая пылью колонна пехотинцев, за ними батарея разборных орудий и снова пехота, четыре-пять тысяч солдат, уходивших по дороге под топот армейских ботинок и громыхание железных колес.

Это были сенегальцы, самый черный народ Африки, настолько черные, что порой бывает сложно разглядеть растущие на шее волосы. Их великолепные тела скрывала поношенная форма цвета хаки, ботинки напоминали деревянные колодки, а оловянные шлемы казались тесными на пару размеров. Они уже проделали немалый путь по дикой жаре, поникшие под тяжестью военной выкладки. Их на удивление нежные лица блестели от пота.

Молоденький негр вдруг повернул голову и посмотрел на меня. Это был не тот взгляд, которого можно было бы ожидать. Не враждебный, не презрительный, не угрюмый, даже не любопытствующий. Это был робкий, простодушный взгляд, в коем сквозило глубочайшее уважение. Я все понял. Этот бедняга, французский подданный, которого вытащили из леса, чтобы он драил полы и подхватил сифилис в каком-нибудь гарнизонном городке, испытывал почтение перед белым человеком. Его учили, что белая раса – это раса господ, и он по сей день в это верит.

А вот белого человека при виде марширующей чернокожей армии (и в данном случае не имеет значения, что он себя называет социалистом) посещает одна мысль. «Сколько еще мы будем морочить головы этим людям, прежде чем они повернут оружие в другую сторону?»

Любопытная, согласитесь, ситуация. У каждого белого где-то в мозгу сидела эта мысль. У всех зевак, и офицеров, увешанных залитыми путом патронными обоймами, и у сержантского состава, тоже марширующего в боевых рядах. Это был наш общий секрет, который нам хватало ума не разглашать. Только негры ничего о нем не знали. Это было все равно что провожать глазами огромное стадо домашних животных, пусть даже вооруженных, мирно растянувшихся на пару миль, в то время как птицы пролетали над их головами в противоположном направлении, поблескивая на солнце, как листочки белой бумаги.

«New Writing», Рождество 1939

Еженедельники для мальчиков

Проходя через любой бедный квартал любого большого города, вы непременно наткнетесь на маленький магазин печати. Выглядят эти магазинчики в общем-то всегда одинаково: снаружи несколько плакатов «Дейли мейл» и «Ньюс оф зе уорлд», маленькая убогая витринка с леденцами в бутылочках и пачками сигарет «Плейерс» – и сумрачный интерьер, пропахший лакричными конфетами и от пола до потолка забитый двухпенсовыми бульварными газетенками с отвратительной печатью, у большинства на первой полосе – какая-нибудь сенсация в сопровождении кричащей трехцветной иллюстрации.

Кроме ежедневных и вечерних газет ассортимент этих магазинчиков едва ли заступает на территорию продукции, представленной в крупных магазинах печати. Здесь в основном торгуют двухпенсовыми еженедельниками, количество и ассортимент которых неправдоподобно обширны. На любое увлечение и занятие – домашними птицами, выпиливанием лобзиком, ковроткачеством, пчелами, почтовыми голубями, любительской престидижитацией, филателией, шахматами – найдется по меньшей мере одна газета, а чаще несколько. По садоводству и разведению домашнего скота издается как минимум по два десятка газет. Есть спортивные газеты, газеты про радио, детские комиксы, всевозможные развлекательные газеты вроде «Всякой всячины», огромное количество газет, посвященных кино (все они в той или иной мере эксплуатируют тему женских ног), разнообразные торговые издания, женские газеты, печатающие всякие истории («Оракул», «Секреты», «Газета Пег» и так далее), газеты по рукоделию – этих столько, что обычно они занимают отдельную витрину; и в дополнение ко всему многочисленная серия «Янкиз мэгэзин» («Бойцовские истории», «Истории войн», «Рассказы-вестерны» и т. д.), которые уже потрепанными доставляются из Америки и продаются по два с половиной – три пенса. Периодические издания обычно переходят в четырехпенсовые низкопробные книжки вроде «Олдинской серии боксерских романов», «Библиотечки для мальчиков», «Собственной библиотечки для школьниц» и многие другие.

Возможно, содержимое таких магазинов как ничто другое показывает, что чувствуют и думают большинство англичан. Конечно, ничего и наполовину столь же показательного не существует в документальной литературе. Романы-бестселлеры, к примеру, рассказывают об очень многом, но полноценный роман адресуется почти исключительно читателям более высокого уровня – людям, зарабатывающим больше четырех фунтов в неделю. Кино скорее всего тоже очень ненадежный индикатор общественных вкусов, поскольку киноиндустрия – практически монополия, а это означает, что она вовсе не обязана изучать свою аудиторию сколько-нибудь тщательно. То же самое до некоторой степени относится и к ежедневной прессе, а больше всего – к радио. Однако это совсем не относится к еженедельным газетам и журналам с маленьким тиражом и специализированной тематикой. Такие газеты, как «Биржа и рынок», например, или «Домашние птицы в клетках», или «Оракул», или «Предсказания», или «Время супружества», существуют потому лишь, что на них есть определенный спрос, и они отражают настроения своих читателей так, как не может их отразить общенациональная ежедневная газета с тиражом в несколько миллионов экземпляров.

Я здесь коснусь только одного вида подобных изданий – двухпенсовых еженедельников для мальчиков, которые зачастую неточно называют «грошовыми ужастиками». Строго говоря, в этот класс сегодня можно включить десять газет: «Самоцвет», «Магнит», «Современный мальчик», «Триумф» и «Чемпион», которые принадлежат «Амальгамейтид-пресс»; а также «Чародей», «Бойскаут», «Капитан», «Сорвиголова» и «Приключения», принадлежащие «Ди-Си Томпсон & К°». Каковы тиражи этих изданий, я не знаю. Издатели и владельцы отказываются называть цифры, но в любом случае тираж газеты, печатающей истории с продолжением, наверняка имеет широкое распространение. Так или иначе, общая аудитория этих десяти изданий не может не быть весьма обширна. Ведь они продаются в любом английском городке, и почти каждый мальчик, в принципе читающий, проходит через период увлечения одной или несколькими из них. «Самоцвет» и «Магнит», старейшие среди этих газет, по типу значительно отличаются от остальных и в последние несколько лет, совершенно очевидно, растеряли свою популярность. Большая часть мальчишек находит их теперь старомодными и «занудными». Тем не менее именно с их обсуждения я хочу начать, потому что с психологической точки зрения они интереснее, чем другие, а сам факт, что они выжили и сохранились до тридцатых годов двадцатого века, представляет собой весьма удивительный феномен.

«Самоцвет» и «Магнит» – газеты-сестры (персонажи одной часто перекочевывают в другую), обе начали выходить более тридцати лет назад. В те времена они, вместе с «Приятелями» и старой «Собственной газетой для мальчиков»[12], были и оставались еще до недавнего времени ведущими игроками на поле мальчиковой периодики. Каждую неделю они публикуют фрагмент (на пятнадцать – двадцать тысяч слов) своей школьной саги, который имеет законченный сюжет, но, так или иначе, связан с предыдущим. В дополнение к школьной «Самоцвет» печатает одну или несколько приключенческих серий. Иными словами, эти две газеты так похожи друг на друга, что их можно рассматривать как одно целое, хотя «Магнит» всегда был более известен, быть может, благодаря своему действительно первоклассному сквозному персонажу, мальчику-толстяку Билли Бантеру.

Школьные истории – это рассказы о том, что составляет содержание жизни частных мужских школ, и сами школы (в «Магните» – это «Школа Серых братьев», в «Самоцвете» – «Школа Святого Джима») представлены как старинные престижные учебные заведения вроде Итона или Уинчестера. Мальчики постарше или помладше задействованы лишь на второстепенных ролях, главные же персонажи – ученики четвертого класса в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет. Такие как Секстон Блейк и Нельсон Ли, которые из года в год, неделя за неделей продолжают фигурировать в этих историях, никогда не взрослея. Изредка в школе появляется новый ученик или возникает какой-нибудь другой малозначительный персонаж, но в целом на протяжении последних двадцати пяти лет состав действующих лиц почти не изменился. Все главные герои – Боб Черри, Том Мерри, Гарри Уортон, Джонни Булл, Билли Бантер и остальная компания – уже учились в «Серых братьях» или «Святом Джиме» задолго до Первой мировой войны и пребывали точно в том же возрасте, что и теперь, с ними происходили в принципе такие же приключения, и разговаривали они почти точно на том же жаргоне. И не только герои, но и вся атмосфера обоих учебных заведений остается неизменной отчасти благодаря очень искусной стилизации. Истории из «Магнита» подписаны неким Фрэнком Ричардсом, в «Самоцвете» – Мартином Клиффордом, однако сага, разворачивающаяся на протяжении тридцати лет, едва ли может быть еженедельным плодом творчества одного и того же автора[13]. А следовательно, писать их требовалось в стиле, который легко поддается подражанию, – чрезвычайно искусственном, многословном, совершенно отличном от всего того, что существует в сегодняшней английской литературе. Вот два отрывка для примера. Первый – из «Магнита»: