Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) Страница 8

– Не позволяй ему уйти и посматривай, чтобы во время обеда с ним было все хорошо. Ты меня услышал?

Мартин ее тоже услышал. Он повернулся к ней, наклонил голову и скрестил руки.

– Ты, вероятно, думаешь, что я пьян? – сказал он, уставившись на нее.

– Прошу тебя, Мартин!

– Отлично. В таком случае я предоставлю тебе самой решить, пьян я или же нет. Пойдем, Берт.

Рэмпол ускорил шаг. Когда они дошли до поворота дороги, то услышали спор между братьями, низкий голос Герберта и возражения Мартина. Шляпа, надвинутая на глаза, лишь подчеркивала его гнев.

Некоторое время Рэмпол и Дороти шли молча. Эта встреча испортила им впечатление от природы, но вскоре ветер унес звуки ссоры через травы и луга. Небо было какого-то желтоватого оттенка, светилось, как стекло; на фоне этого цвета ели казались черными, а болотная вода играла золотистыми красками. Здесь была низменность, переходящая в пустошь. Белые овцы, пасшиеся вдалеке, больше напоминали игрушечных.

– Вы не должны думать, – сказала девушка, глядя прямо перед собой и резко понизив голос, – что он всегда ведет себя подобным образом. Это не так. Но сейчас что-то засело в его голове, а он пытается залить это алкоголем, стараясь выглядеть храбрым.

– Я думаю, вы правы и не должны осуждать его.

– Доктор Фелл говорил вам?

– Немного. Он сказал, что теперь нечего скрывать.

Он сжал ее руки.

– О нет! Это хуже всего, когда нечего скрывать. Все об этом знают, но предпочитают замалчивать проблему. И ты остаешься наедине с этим, понимаете? Ты не можешь это с кем-либо обсудить. Люди же не будут с тобой заводить разговор на эту тему. А я не могу больше молчать об этом…

Наступила пауза. Затем Дороти повернулась к нему и почти с яростью продолжила:

– Вы говорите, что понимаете меня, и это вас красит, а правда ли это? А каково расти с этим… Я помню, когда мы с Мартином еще были маленькими, мама подводила нас к окну и мы смотрели на тюрьму. Мама умерла, как и отец.

Выслушав, он сказал:

– Не думаете ли вы, что в этой истории слишком много легенд?

– Я же говорила, вы не поймете.

Ее голос был сухим и монотонным, Рэмпол чувствовал себя так, будто она вбивает в него гвозди. Он подыскивал правильные слова, которые могли бы ее утешить, – но все напрасно, искал хоть какие-то общие точки соприкосновения, но ощущал лишь, что ищет лампу в темной комнате.

– Я действительно в этом не большой специалист, – сказал он бесстрастно. – Когда я нахожусь вне своей стихии, без книг или футбола, то есть один на один с миром, то часто теряюсь. Но, что бы вы мне ни говорили, я понимаю вас, поддерживаю и беспокоюсь.

Над низменностью пронесся звон колоколов. Медленный, зловещий древний колокольный звон замер в воздухе и стал его частью. Далеко впереди в окружении дубов виднелся церковный шпиль. В воздухе над колокольней щебетали птицы, а когда раздался звон, они разлетелись…

Пара остановилась у каменного моста, соединявшего два берега широкого ручья. Дороти Старберт повернула голову и посмотрела на Рэмпола.

– Если вы смогли сказать это, то я спокойна.

Ее губы двигались медленно, не нарушая улыбки, ветер слегка шевелил ее темные волосы.

– Терпеть не могу подобное, – горячо сказала она. – Но с того момента, как умер отец, непрерывно этим занимаюсь. На Герберта можно положиться, как на рабочую лошадку, но его представления в этом вопросе оставляют желать лучшего. С остальными точно так же: жена полковника Гренди, Летиция Маркли и миссис Пейн – поклонница спиритических сеансов, мисс Портерсон – любительница почитать новые книги. А ведь есть еще Уилфред Деним. Он приходит повидаться со мной по четвергам, в девять вечера, и уже спустя каких-нибудь пять минут успевает обсудить последние сплетни, затем – театральную пьесу, которую видел в Лондоне три года назад, или рассказывает об азах игры в теннис с таким азартом, что можно подумать, что он сошел с ума. Ах да, и мистер Сондерс! Святой Георгий для счастливой Англии, а если Хэрроу победит Итон в этом году, то страна окажется в руках социалистов. Ух!

Она завелась, яростно тряся головой, пока ее волосы не разметались. Затем она стыдливо улыбнулась:

– Теперь я не знаю, что вы обо мне думаете после всего этого…

– Мне кажется, вы правы! – поддержал ее Рэмпол. По-видимому, ему пришлось по вкусу рассказанное о мистере Сондерсе. – Черт с ними, с этими спиритическими сеансами. А bas le tennis![5] Надеюсь, Хэрроу обыграет Итон. Ах! Что я еще должен сказать, чтобы доказать вашу правоту? И да здравствует социализм!

– Я ничего не говорила о социализме.

– Ну, тогда скажите о нем что-нибудь, – заметил он великодушно. – Ну же, скажите что-нибудь. Хвала Норману Томасу![6] Да будет благословен…

– Но зачем, глупый! Зачем?

– Потому что это не понравится мистеру Сондерсу, – пояснил Рэмпол.

Этот аргумент показался ему весомым. Но тут его посетила новая идея, и он спросил с подозрением:

– Что это за Уилфред, который видится с вами по четвергам, в девять вечера? Уилфред – как можно было так по-идиотски назвать человека? Звучит так, словно кому-то стало плохо.

Дороти плавно сошла с моста, она выглядела такой легкой, словно была совершенно невесома. Ее смех был таким же смелым и забавным, как и за день до этого.

– Я хочу вам сказать, что мы так и не добудем сигарет, если не поспешим… Я понимаю, о чем вы говорите. Не хотите ли ускорить темп? Осталось всего четверть мили.

– Почему бы и нет, – ответил Рэмпол, и они побежали мимо стогов сена. Ветер трепал их волосы, а Дороти звонко смеялась.

– Я надеюсь встретить жену полковника Гренди, – сказала она, задыхаясь. Подумав об этой дерзкой идее, она повернула голову к Рэмполу; ее глаза игриво блестели. – Потрясающе, здорово! Как хорошо, что я надела туфли без каблуков.

– Давайте еще ускоримся.

– Проклятье! Мне так жарко! Может быть, вы занимаетесь бегом?

– Ну, в некотором роде.

В некотором роде. В его голове сразу нарисовались белые буквы, выгравированные на черных досках темной комнаты общежития: здесь, в стеклянных шкафах, стояли серебряные кубки за различные достижения в футболе, на каждом из них значилась дата. Теперь, когда дорога осталась позади, он припомнил еще одну сцену. Ноябрь, спертое дыхание, возгласы публики, тренер раздает команды, словно режиссер в театре. Легкая головная боль. Ноги словно связаны проволокой, а пальцы похолодели и их уже не чувствуешь. Хрипы в горле, построение линии, отражение натиска… Вдруг холодный воздух ударил в лицо, появилось ощущение полета ног над белой линией, как будто это ноги марионетки в кукольном театре, и вот – грязный шар, который ты подхватываешь в воздухе, спасая ворота от неминуемого гола… Он вновь услышал этот гул, что-то перевернулось в желудке, а звук и напряжение все нарастали, словно крышка от чайника стремилась выпрыгнуть из кипящей воды. Это происходило еще недавней осенью, а казалось – тысячу лет назад.

– В некотором роде, – вдруг повторил он, задерживая дыхание.

Они были уже на окраине деревни, где деревья с толстыми стволами затемняли белые витрины магазинов, а вымощенные кирпичом улицы напоминали узоры в детских школьных тетрадках. Какая-то женщина смотрела на них, некий мужчина с выпученными глазами проезжал мимо на велосипеде, но въехал в ров и что-то пробурчал.

Дороти прислонилась к дереву и засмеялась.

– Мы достаточно наигрались в вашу глупую игру, – сказала она, а в ее глазах сверкнул огонек. – Но, черт возьми, я теперь чувствую себя значительно лучше!

Спортивное возбуждение по непонятной причине вдруг сменилось серьезностью и сосредоточенностью. Они купили сигареты; продавец был недоволен и проворчал, что должен был закрыться еще час назад, а Рэмпол наконец удовлетворил свое давнее желание купить трубку, какие так часто встречаются у церковных служек. Еще его заинтересовала лавка фармацевта: огромные емкости с красным и зеленым содержимым, разноцветные пилюли – все выглядело так, словно они попали в средневековую сказку. Здесь также было заведение, которое называлось «Приют монаха», и другое, подобное ему, под названием «Коза и гроздь винограда». Но спутница отказалась посетить это заведение, поэтому Рэмпол не без сожаления проследовал мимо. Так или иначе, он был очень впечатлен.

– У вас можно постричься и побриться в сигарной лавке, – удивленно продолжал он. – В Америке такого не встретишь.

Чувствовал он себя прекрасно, даже пытка не испортила бы его ощущений. Они прошли мимо миссис Теодозии Пейн, жены адвоката, та медленно брела по главной улице, неся с собой пресловутую доску для спиритических сеансов. На ней была ужасная шляпа. Ее челюсти двигались, словно у куклы, а выражалась она при этом, как сержант или майор. Тем не менее Рэмпол с честерфилдской вежливостью выслушал все, что она сказала. Конкретно – о причудах Люциуса, «контролирующего» ее: он был непредсказуемым духом, носился по спиритической доске и изъяснялся на кокни. Дороти с опаской смотрела на лицо спутника, а потом вовремя увлекла Теда подальше от миссис Пейн – до того момента, когда он взорвался от смеха.