Ричард Шеридан - Дуэнья Страница 9

Дон Антоньо.

ПЕСНЯ

Как часто мне твердила ты,

И верю я, повторишь вновь,

Что даже за венец и трон

Ты не отдашь мою любовь!

Речами уст твоих клянусь

И нежною твоей рукой,

Что ради всех земных богатств

Я не расстался бы с тобой!

Откуда ведать нам нужду,

В руках сокровище держа?

Моей царицей будешь ты,

А я царем, тебе служа.

Мы будем жить, владея всем,

В чудесной сказке наяву.

Срывай богатства с губ моих,

И царства я с твоих сорву!

Входит служанка с письмом.

Донья Луиса. Ответ отца, должно быть.

Дон Антоньо. Дорогая моя Луиса, ты можешь быть уверена, что он ничего не содержит, кроме угроз и упреков.

Донья Луиса. Все-таки посмотрим. (Читает.) "Дорогая дочь, осчастливь твоего возлюбленного. Я выражаю полное согласие на то, чтобы ты вышла замуж тем способом, как тебе хочется, но непременно возвращайся домой поужинать с любящим тебя отцом".

Дон Антоньо. Ты шутишь, Луиса?

Донья Луиса (передавая ему письмо). Прочти! Прочти!

Дон Антоньо. Действительно так, клянусь небесами! Тут, несомненно, какая-то ошибка. Но нам до этого нет дела. Теперь, Луиса, у тебя не может быть поводов для отсрочки.

Донья Луиса. А разве нам не следует вернуться к моему отцу поблагодарить его?

Дон Антоньо. Сначала пусть священник лишит его возможности отступиться от своего слова. Я сбегаю за ним.

Донья Луиса. Нет, если ты снова расстанешься со мной, меня могут у тебя отнять.

Дон Антоньо. Тогда идем. Тут в соседнем монастыре у меня есть монах-приятель. Ты уже полюбовалась обычаями женской обители. Посмотрим, меньше ли ханжества среди святых отцов.

Донья Луиса. Боюсь, что нет, Антоньо. Потому что в религии, как и в дружбе, те, кто всего больше разглагольствуют, всегда самые неискренние.

Уходят.

Возвращается донья Клара.

Донья Клара. Вот они идут, счастливые любовью, в которой они открылись друг другу, а я обречена на одиночество. Увы, любовь, может быть, иногда и служит оправданием для отчаянного бегства из родительского дома, но я уверена, что поддержать беглянку может только близость любимого человека. Ах, что я вижу? Фернандо, клянусь жизнью! Как он сюда проник? Властью золота, наверно, как и Антоньо. Какой у него хмурый и расстроенный вид! Я не хочу, чтобы он меня узнал сейчас. (Опускает вуаль.)

Входит дон Фернандо.

Дон Фернандо. Да, это, несомненно, они. Мне дали верные сведения. (Хочет идти.)

Донья Клара (останавливая его). Простите, сеньор, что вам здесь угодно?

Дон Фернандо. Не все ли вам равно!.. Вот они остановились. (Всматривается.) Да, это - вероломная Клара, конечно.

Донья Клара (в сторону). Ага, ошибка ревности... Н рада, что он так взволнован.

Дон Фернандо. Мне и в этом наряде нетрудно ее узнать - я слишком хорошо ее знаю.

Донья Клара (в сторону). Какая проницательность! (Громко.) Все-таки, сеньор...

Дон Фернандо. Успокойтесь, сестрица. Не приставайте ко мне!.. О небо, она опирается на его руку, она нежно льнет к нему! О женщина, женщина!

Донья Клара. Но все-таки, сеньор, кого вам нужно?

Дон Фернандо. Не вас, не вас, во всяком случае, и поэтому оставьте меня в покое. Впрочем, постойте, милая сестрица. Скажите, это не донья Клара д'Альманса рассталась с вами только что?

Донья Клара. Клара д'Альманса, сеньор, еще здесь в саду.

Дон Фернандо. Вот-вот, я знал, что я прав! А скажите, пожалуйста, этот сеньор, который с ней сейчас у ворот, это не Антоньо д'Эрсилья?

Донья Клара. Это он, сеньор.

Дон Фернандо. Так-так. Еще один вопрос: не можете ли вы мне сказать, куда они отсюда направляются?

Донья Клара. Они, насколько я знаю, идут венчаться.

Дон Фернандо. Очень хорошо. С меня достаточно. Если я им не расстрою свадьбу... (Уходит.)

Донья Клара (откидывая вуаль). Я. думала, ревность обостряет зрение влюбленных, а моего она ослепила. После рассказа Луисы мне понятна его ошибка, и я рада, что у меня достаточно власти над ним, чтобы причинять ему такие страдания. Но отчего бы мне не посмотреть самой, как он удивится, поняв свое заблуждение? Когда он выйдет за ворота, я пойду ему вслед. И, быть может, Луиса окажется не единственной новобрачной.

ПЕСНЯ

Прощай, унылый дом, где день за днем

Глухие вздохи слышатся кругом!

Сестер-затворниц грустная семья,

На долгий век с тобой прощаюсь я!

Обитель скорби, без меня живи,

Тюрьма безгрешных, кладбище любви!

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Двор перед приоратом.

Входит Исаак Мендоса, пересекая сцену, за ним дон Антоньо.

Дон Антоньо. Как? Мой друг Исаак? Исаак. Как? Антоньо? Пожелайте мне счастья! Луиса в надежном месте.

Дон Антоньо. Вот как? Желаю вам счастья от всей души.

Исаак. Да, и я пришел сюда за священником, чтобы он повенчал нас.

Дон Антоньо. Так мы с вами по одинаковому делу. Я пришел за отцом Пабло.

Исаак. А, я очень рад! Но только он должен повенчать меня первым, моя невеста ждет.

Дон Антоньо. И моя тоже. Я оставил ее у ворот.

Исаак. Да, но я тороплюсь вернуться к дону Херонимо.

Дон Антоньо. И я также.

Исаак. Тогда он, может быть, для скорости обвенчает нас вместе. Я буду вашим посаженным отцом, а вы - моим. Идемте. Но всем этим вы обязаны мне.

Дон Антоньо. Да-да.

Уходят.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Комната в приорате.

Отец Пабло, отец Франсиско, отец Августин и другие

монахи пьют вокруг стола.

Хор монахов.

Бутыль, как солнце, льет нам свет,

Ее лучи - вино.

Мы - хоровод ее планет,

Нам без нее темно.

Бутыли слава и хвала!

В сердцах весна,

Когда она

Плывет вокруг стола!

Пабло. Брат Франсиско, перекинь-ка сюда бутыль и провозгласи здравицу.

Франсиско. Пили мы уже за настоятельницу святой Урсулы?

Пабло. Как же, как же! Она была последняя.

Франсиско. Тогда выпьем за голубоглазую монашку святой Каталины.

Пабло. От всего сердца. (Пьет.) Скажи, брат Августин, поступали в мое отсутствие какие-нибудь пожертвования?

Августин. Дон Хуан Кордуба оставил сто дукатов на возношение о нем молений за обедней.

Пабло. Вот как? Мы их уплатим нашему виноторговцу и будем пить за здравие дона Хуана, что ничуть не хуже. Еще что-нибудь?

Августин. Да, Баутиста, богатый скряга, который умер на той неделе, завещал тысячу пистолей и серебряный светильник, стоявший у него в спальне, чтобы возжигать его перед образом Сан-Антоньо.

Пабло. Благая мысль. Но мы дадим его деньгам лучшее применение. Щедрость Баутисты будет озарять живых, а не мертвых. Сан-Антоньо не боится потемок, хотя он...

Стучат.

Посмотрите, кто это там.

Отец Франсиско идет отворить.

Входит привратник.

Привратник. Там кто-то пришел и просит отца Пабло по спешному делу.

Франсиско. Брат Пабло!

Отец Пабло выходит из-за занавески со стаканом вина и пряником.

Пабло. Что такое? Как ты смеешь, братец мой, так непристойно нарушать наши молитвы?

Привратник. Я думал, вы кончили.

Пабло. Нет, не кончили. Разве мы кончили, брат Франсиско?

Франсиско. Осталось еще по бутылке на каждого.

Пабло. Ни ты, ни твои собратья никогда не считаются с тем, который час. Вы не помышляете ни о чем, кроме угождения своим страстям. Жрете, пьянствуете, спите, прохлаждаетесь и благоденствуете, в то время как мы умерщвляем плоть.

Привратник. Мы просим не больше того, что требует природа.

Пабло. Неправда! У вас больше вожделений, чем волос на голове! И ваши румяные, гладкие, откормленные образины бесчестят наш орден. Срам! Если вы голодны, то разве не довольно вам благотворных корней земных? А если жаждете, то есть же хрустальная влага источников! (Отпивает.) Убери (отдает ему стакан) и проведи меня к просителю.

Привратник осушает стакан.

(На ходу оборачивается.) Вот-вот, ты бы все выпил, если бы там что-нибудь было! О чревоугодник, чревоугодник!

Уходят.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Двор перед приоратом.

Входят Исаак Мендоса и дон Антоньо.

Исаак. Просто мука дожидаться этого отца Пабло! Верно, все еще вечерню служит, бедняга.

Дон Антоньо. Да нет, вот он идет.

Входит отец Пабло.

Добрейший отец Пабло, я пришел просить у вас благословения.

Исаак. Да, добрейший отец Пабло, мы пришли просить вас об одолжении.

Пабло. А в чем дело?

Исаак. Мы просим нас повенчать, отец Пабло. Да вы и по внешнему виду истинный жрец Гименея.

Пабло. Вот именно, потому что жизнь моя проходит в сокрушении душевном и в умерщвлении плоти.

Исаак. Нет-нет, вы похожи на служителя Гименея, потому что облик ваш дышит довольством и радостью.

Пабло. Увы, внешность моя обманчива. Я действительно довольно объемист, но когда постишься, питаешься ветром, вот меня и раздуло, как пузырь.

Дон Антоньо. Но у вас отличный, свежий цвет лица, отец Пабло. Румянец хоть куда!

Пабло. Да, мне столько пришлось краснеть за род человеческий, что краска стыда на мне уже неистребима, как его грехи.

Исаак. Добрый человек!