Аватара - Теофиль Готье Страница 10

Столь неожиданная преамбула пробудила любопытство Октава. Он не спускал удивленных и вопрошающих глаз с господина Бальтазара Шербонно, ибо при всем желании никак не понимал, к чему тот клонит и какое отношение индийские аскеты имеют к его любви к Прасковье Лабинской.

Доктор, прочитав мысли Октава, взмахнул рукой, как бы отметая все вопросы, и сказал:

– Терпение, мой дорогой пациент, еще немного, и вы узнаете, в чем смысл и польза сего многословного отступления.

Очень долго, стремясь постичь, что такое разум и душа, я со скальпелем в руках исследовал трупы, распростертые на мраморных столах анатомических театров. Но ответа не добился: там, где я искал жизнь, трупы являли только смерть. И я задумал – и замысел мой был так же дерзок, как замысел Прометея, поднявшегося на небо, чтобы похитить огонь[101], – так вот я задумал найти и уловить душу, изучить и, так сказать, препарировать ее. Я отбросил следствие ради причины и преисполнился глубокого презрения к материалистической науке, чья пустопорожность сделалась для меня очевидной. Я решил, что воздействовать на эти расплывчатые формы, на случайные и мгновенно распадающиеся сочетания молекул следует при помощи грубого эмпиризма[102]. Прибегнув к магнетизму, я пробовал разрушить связи между разумом и его оболочкой. Очень скоро в моих действительно чудесных опытах я превзошел Месмера[103], Делона[104], Максвелла[105], Пюисегюра[106], Делёза[107] и прочих, но мои успехи не удовлетворяли меня. Каталепсия[108], сомнамбулизм[109], телепатия и ясновидение[110] – я в совершенстве овладел этими фокусами, необъяснимыми для простых людей, но простыми и понятными для меня. Я поднялся еще выше: от озарений Кардано[111] и святого Фомы Аквинского[112] я перешел к нервным кризам пифий[113], я раскрыл тайны греческих эпоптов[114]и древнееврейских пророков; я последовательно проник в тайны Трофония и Эскулапа[115], всякий раз убеждаясь, что за чудесами, которые о них рассказывают, кроется концентрация или экспансия души[116], спровоцированная жестом, взглядом, словом или каким-то другим неведомым мне способом. Я повторил одно за другим все чудеса Аполлония Тианского[117].

Однако мои научные мечты не сбылись. Душа по-прежнему ускользала от меня, я чувствовал ее, слышал, воздействовал на нее, сковывал или, наоборот, возбуждал ее способности, но между мной и ею по-прежнему стояла оболочка из плоти, которую я не мог устранить так, чтобы душа при этом не отлетела. Я походил на птицелова, который держит птичку в сачке, но не осмеливается его приподнять, боясь, что крылатая добыча исчезнет в небесах.

Я отправился в Индию, надеясь найти разгадку в стране древней мудрости. Я выучил санскрит[118] и пракрит[119], язык ученых и язык толпы, я мог разговаривать с пандитами и брахманами. Я пересекал джунгли, где рычит тигр, шагал вдоль священных озер, воды которых вспарываются спинами крокодилов; продирался сквозь непроходимые дебри с баррикадами лиан, вспугивая стаи летучих мышей и тучи обезьян. Я сталкивался на повороте тропинки нос к носу со слоном, напуганным диким зверем, – и все ради того, чтобы добраться до хижины какого-нибудь знаменитого йога, до муни[120], и дни напролет я сидел рядом с ним, на одной шкуре газели, и запоминал еле уловимые звуки, что шептали в экстазе его черные, потрескавшиеся губы. Таким образом, я усвоил всемогущественные созвучия, всесильные заклинания, слоги Слова, которое было вначале[121].

Я изучил символические скульптуры во внутренних, недоступных для профанов[122], помещениях пагод, куда проник единственно благодаря одеянию брахмана, я прочел все, что отыскал, о разных космогонических мистериях[123], изучил сотни легенд об исчезнувших цивилизациях, постиг смысл атрибутов, которые держат эти многорукие гибридные божества[124], пышные, как сама природа Индии. Я медитировал над диском Брахмы[125], над лотосом Вишну[126], над коброй Шивы, синего бога[127]. Казалось, Ганеша[128], помахивая своим толстокожим хоботом, кося маленькими глазками и хлопая длинными ресницами, сочувствует моим усилиям и подбадривает меня. Все эти чудовищные создания говорили мне на языке камня: «Мы только формы, массой движет дух».

Однажды я поделился своим замыслом со священником из храма Тирунамалая[129], и он поведал мне о великом отшельнике с острова Элефанта[130], который достиг того, о чем я мечтал. Святого звали Брахма-Логум, и я нашел его в пещере, где он сидел в полной неподвижности, прислонившись спиной к камням. Его прикрывала лишь тонкая циновка. Невероятно худой, он прижал колени к подбородку, обхватив их руками, и закатил глаза так, что оставался виден лишь белок. Меж сморщенных губ торчали пожелтевшие зубы, сухая кожа плотно обтягивала скулы; отброшенные назад волосы свисали жесткими прядями, подобно пучкам травы из расщелин скал, его борода разделялась надвое и почти касалась земли, а длинные ногти загибались, будто когти орла.

Солнце высушило и вычернило его смуглую от природы кожу, придав ей вид базальта. Эта скорченная темная фигура походила на канопу[131], и поначалу я подумал, что Брахма-Логум мертв. Я тряс его за несгибающиеся, словно у каталептика, руки, выкрикивал так громко, как только мог, прямо ему в ухо те заветные слова, по которым он должен был догадаться, что я из посвященных, но старец не шелохнулся, даже веки его оставались неподвижны. Отчаявшись, я пошел было прочь, и вдруг услышал странное потрескивание: голубоватая искра пролетела перед моими глазами со скоростью молнии, на долю секунды задержалась возле приоткрытых губ отшельника и исчезла.

Брахма-Логум, казалось, очнулся от летаргического сна: зрачки вернулись на положенное место, он посмотрел на меня человеческим взглядом и ответил на все мои вопросы. «Что ж, твое желание исполнилось: ты видел душу. Я добился того, что могу отделять мою душу от тела, когда захочу, она покидает меня и возвращается светящейся пчелкой[132], доступной взорам посвященных. Я так долго голодал, молился, медитировал, так жестоко умерщвлял мою плоть, что сумел развязать земные узы, удерживающие мою душу, и Вишну, бог десяти воплощений, открыл мне магическое слово, которое ведет ее, душу, от Аватары к Аватаре[133] через различные формы. Если, после священных жестов, я произнесу это заклинание, твоя душа отлетит, чтобы переселиться в человека или животное, на которых я