Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов) - Шоу Ирвин Страница 12

Самолет все взбрыкивал, и пассажиры стали поглядывать на часы: приземлиться должны еще минут десять назад, но самолет все летит не снижаясь. Вдруг по радиосистеме оповещения послышался предупредительный треск и вслед за тем ровный голос командира:

-- Леди и джентльмены, говорит командир корабля. Боюсь, мы немного опаздываем. идем со встречным ветром. Надеюсь, вы уже пристегнули ремни. Благодарю вас.

По всему салону раздавался этот металлический треск -- последний звук, который услыхал Хьюго; потом опять впал в долгое забытье. Очнулся от острой боли в ухе,-- слава Богу, в правом. Самолет шел на посадку. Хьюго, отдернув шторку, выглянул в окошко: под облаками, на высоте футов четырехсот, внизу мелькают огоньки. Посмотрел на часы: опаздывают почти на три часа.

-- "Постарайся приземлиться поточнее.-- Этот мужской голос, он уверен, донесся до него из пилотской кабины.-- У нес не осталось горючего, не потянем лишнюю тысячу ярдов".

Хьюго попытался откашляться, прочистить горло -- сухой комок дерет глотку. Все уже собрали вещи и спокойно ждали выхода на бетонное поле -- и невдомек, как им всем повезло, горько размышлял Хьюго, глядя в окошко и страстно желая поскорее очутиться на земле.

Самолет плавно сел и докатился до стоянки. По радио послышался знакомый голос капитана:

-- Надеюсь, полет вам понравился, дорогие пассажиры. Прошу извинить нас за опоздание. Надеюсь на скорую встречу.

Хьюго сошел с трапа на землю под каким-то странным углом. Обещал Сильвии, что сразу, как вернется в город, зайдет к ней. Сибилла во Флориде, гостит всю неделю у родственников.

В такси, убегая от грубого мира покрытых синяками, побежденных товарищей, от воспоминаний о схватке со смертью в заблудившемся в тумане самолете, он с тоской, страстно мечтал о теплой постели, о нежных ласках многоопытной в таких делах, очень дорогостоящей ему девушки.

Сильвия долго не реагировала на его звонки в дверь, а когда наконец ее отворила, лишь на цепочку, то предстала пред ним в халатике для ванны, с лицом, искаженным, по-видимому, невыносимой головной болью. Хьюго к себе не впустила, а лишь процедила через щель в двери:

-- Я уже сплю. Приняла две таблетки сильного снотворного. У меня просто раскалывается...

-- Ах, дорогая, прошу тебя! -- стал умолять ее Хьюго; от ее ночной рубашки и халатика исходил такой чудный, дразнящий запах.

-- Уже поздно! -- резко сказала она.-- И ты просто ужасно выглядишь. Поезжай домой, поспи немного.-- И решительно щелкнула дверью.

Спускаясь по тускло освещенной лестнице дома Сильвии, Хьюго твердо решил всегда таскать с собой в кармане дорогую безделушку на такой вот пожарный случай. Выйдя на улицу, с тоской посмотрел на окно Сильвии на четвертом этаже: сквозь плотно закрытую штору все же пробивался тонкий луч света, располагающий к уюту, мучительный дразнящий. Вдруг в холодном ночном воздухе он услыхал смех -- такой теплый, чувственный,-- он его отлично слышал левым ухом и вдруг с болью, перехватившей дыхание, вспомнил, когда, в какие моменты слышал этот соблазнительный смех... Пошатываясь, шел по улице под бледно горящими фонарями, чемоданом в руках, чувствуя себя точно как Вилли Ломен на закате карьеры в пьесе Артура Миллера "Смерть коммивояжера". Ему показалось, что за ним медленно едет черная машина, но сейчас он слишком расстроен -- не обратил на это никакого внимания.

Придя домой, взял карандаш, лист бумаги и записал все подарки, сделанные Сильвии этой осенью, с указанием цены каждого драгоценного украшения. Общая сумма вместе с налогами оказалась довольно внушительной -3468,3 доллара. Разорвал листок и пошел в постель спал он плохо и постоянно в тревожном сне слышал гул барахливших двигателей самолета и звуки радостного, мучительного для него женского смеха на четвертом этаже, у себя над головой.

На следующий день с утра лил дождь, и во время тренировки он плюхнулся в грязь и имел, конечно, самый жалкий вид, в расползающейся под ним липкой жиже. Сокрушался: почему выбрал себе такую профессию -- футболиста. Позже, когда мылся под душем, устало смывая куски грязи с лица и подбородка, вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. В кабинке рядом стоял Крокер, запасной защитник, и, намыливая голову, смотрел в его сторону с какой-то странной улыбочкой на губах. Потом от Крокера до него донесся долгий, низкий, мучительный для него смех, словно в голове у Крокера спрятан проигрыватель и он все время крутит пластинку с любимым музыкальным произведением. Крокер! Хьюго готов был убить его в эту минуту,-- так это был Крокер! Жалкий запасной игрочишка, команда даже не брала его на выездные матчи. Каждое воскресенье у него выходной, предатель, умеющий использовать для собственных удовольствий каждую минуту своего времени, когда товарищи ломаются на полях, отчаянно дерутся за жизнь.

Хьюго все снова слышал этот смех даже журчание воды заглушает. Ладно, в следующий раз, при двусторонней встрече с вторым составом, он изуродует этого сукина сына во время схватки вокруг мяча.

-- Тебя хочет видеть тренер, Плейс,-- сообщил второй тренер и добавил по-испански: -- Pronbo!1

1 Да поживее! (исп.)

Хьюго не нравилось это испанское слово, слишком от него разит газетной, выпендренной передовицей.

Тренер сидел повернувшись спиной к двери и глядя на фотографию Хойхо Бейнса.

-- Закрой двери, Плейс! -- велел он не поворачиваясь.

Хьюго закрыл.

-- Садись,-- предложил тренер все в том же положении, все еще внимательно разглядывая фотографию спортсмена, которого однажды назвал по-настоящему стопроцентным игроком -- таких ему больше никогда не приходилось видеть.

Хьюго сел.

-- Я вынужден оштрафовать тебя на двести пятьдесят долларов, Плейс.

-- Слушаюсь, сэр.

Наконец тренер резко повернулся к нему лицом и расстегнул воротничок.

-- Плейс, послушай, что, черт тебя подери, с тобой происходит?

-- Не понимаю, о чем вы, сэр.

-- Чем ты занимаешься, когда остаешься в одном доме до утра, и так каждую ночь? Не скажешь?

Слово "оставаться" далеко не в полной мере отражало то, чем занимался там Хьюго, но он решил не возражать -- пусть тренер сам подыскивает верные слова.