Цена измены Страница 17

***

Есть в полярных ночах что-то магическое: за окном почти постоянно темно, и ощущение, будто время остановилось. Для меня так оно и было. Мне казалось, что не было моей прошлой московской жизни, как будто я всегда была здесь, в этой комнате, с этим мужчиной. Он лежал на кровати, курил и смотрел в потолок. Неоновый свет голубоватыми бликами прыгал по его обнаженной груди, и я не отрываясь смотрела на два круглых шрама с левой стороны. Все эти дни мне было интересно, откуда взялись эти шрамы, но я не решалась спросить.

Я робко провела пальцем по их очертаниям и всё-таки рискнула:

— Откуда они?

— Мне бы не хотелось говорить об этом, прости.

— Почему ты не хочешь рассказать о себе? Зачем столько тайн? Что ты скрываешь? Ты знаешь обо мне всё. Всё! А мне даже не можешь сказать, откуда взялись эти дурацкие шрамы! — я не на шутку разозлилась, и он впервые заговорил в повышенном тоне.

— Что ты хочешь знать? Следы ли это от пуль? Да, это они, Софи. И это, хочу я тебе сказать, совсем не то, о чём хочется говорить в постели с женщиной, — он взял новую сигарету и глубоко затянулся.

— Как это произошло? — тихо спросила я.

Он долго молчал, выпуская дым в потолок. И, наконец, решился заговорить.

— В девяносто втором году меня приняли в состав спецгруппы Альфа. Теракт на Дубровке, Беслан, Северный Кавказ… я видел столько, что хватит на три жизни. Вот этот, — он указал на верхний шрам, — я заработал, когда своими руками убил первого человека. Застрелил. Мне не хотелось этого делать, мне было страшно, но там приходилось быть железным — либо ты, либо тебя. Вот и весь выбор. А этот, — он провел пальцем по шраму чуть ниже, — я получил не во время боевых действий.

Завороженная его рассказом, я молча ждала. На моё удивление он продолжил.

— Летом девяносто пятого, в разгар чеченской войны в Гудермесе, в один из дней относительного затишья, я увидел, как насилуют молодую чеченку. Девчонку совсем, лет шестнадцати. Он её за углом сарая к стене придавил, рот рукой зажал и наяривал. Она смотрела мне прямо в глаза. Огромные такие глазищи, полные слёз. И страха. Я этот взгляд на всю жизнь запомню. Я тихо подошел сзади и дулом автомата постучал ему по плечу. Он обернулся и как давай во всю глотку верещать на своём что-то, штаны попутно натягивая. Орал похлеще этой девчонки. Было бы это сценой фильма, я бы рассмеялся – так нелепо это смотрелось… — он грустно улыбнулся и вдруг посерьёзнел. — На этом его жизнь и закончилась.

Смотря в одну точку, он надолго замолчал. Как будто постарел.

— А шрам… откуда?

— А, товарищи его на шум сбежались, и вот… Давно это было, не хочу вспоминать… да и незачем, — он снова обнял меня, и я поняла, что не просто не знаю этого человека – я не знаю его совсем.

— Нам выходить, наверное, пора, — глядя на настенные часы, сказал он.

— Я не полечу сегодня, — решительно произнесла я.

— А когда же?

— Завтра утром… днём, вечером, не знаю… Я не хочу уезжать от тебя, — уткнувшись в его плечо, я снова тихо заплакала.

— Есть вещи, которые не зависят от нашего желания. Так быть должно, и это нужно просто принять, Софи. И есть люди, перед которыми мы в долгу, и которым мы не имеем права делать больно. Да, это говорит человек, который загубил не одну жизнь, — невесело усмехнулся он.

— То есть мы больше не увидимся?

— Я не знаю. Правда. Жизнь штука непредсказуемая. Но я знаю, что не забуду дни, проведенные с тобой. И ночи. В этой комнате.

— А я никогда не забуду тебя. Никогда, слышишь?! Я буду вспоминать о тебе каждый день. Обещаю! — не прекращая рыдать, произнесла я.

Тогда я ещё не знала, что не смогла бы забыть его, даже очень этого пожелав.

Тогда я ещё многого не знала.