Из 'Записок Желтоплюша' - Теккерей Уильям Мейкпис Страница 20

Я, однако, ни о чем не спросил, только дал снять с себя мерку и с того дня ночевал уже на Пляс-Вандом. Первые два дня я не выезжал с экипажем; миледи брала с собой только одного лакея, пока не будет готова новая карета.

Думаю, что вы уже обо всем догадались!

А я купил себе несессер, ящик одеколона, несколько дюжин батистовых сорочек и шейных платков, ну и все прочее, без чего нельзя человеку в моем положении. Шелковые чулки полагались от господ. После этого я написал бывшему хозяину следующее:

"Сэр!

Со времени, как я имел честь Вас проважать, произошли абстоятельства, по каторым мне никак не льзя доле Вам служить и прашу оставить за мной мои вещи в суботу, когда принесут белье от прачки.

Ваш пакорный слуга

Чарльз Желтоплюш.

Пляс-Вандом".

Орфография тут, конечно, хромала, но что прикажете? Мне было тогда всего восемнадцать, и я не имел того опыта в литературном деле, который приобрел с тех пор.

Выполнив таким образом свой долг, я в следующей главе расскажу, что довелось увидеть у новых хозяев.

ГЛАВА X

Медовый месяц

Неделя в Фонтенебло промчалась быстро, и вот наш сынок и невестка милые голубки! - вернулись в свое гнездышко, в отель "Марабу". Полагаю, что голубку все это воркование успело изрядно надоесть.

По приезде они нашли у себя на столе большой сверток в тонкой бумаге, газету и пару визитных карточек, перевязанных белой лентой. В свертке был большой кусок сливового пирога с глазурью.

На одной из карточек напечатано было жирным шрифтом:

Лорд Крэбс,

а на другой, мелким курсивом:

Леди Крэбс.

В газете была следующая заметка:

"Свадьба в высшем обществе. Вчера в британском посольстве состоялось бракосочетание Джона Августа Алтамонта Плантагенета, графа Крзбса, с Леонорой Эмилией, вдовой генерал-лейтенанта сэра Джорджа Гриффона, кавалера ордена Бани. Его превосходительство лорд Бобтэйл, бывший посаженным отцом, дал в честь новобрачных изысканный завтрак. На свадьбе и завтраке присутствовал цвет иностранной дипломатии во главе с князем Талейраном и герцогом Далматским, представлявшим особу Е. К. В. короля Франции. Лорд и леди Крэбс намерены провести несколько недель в Сен-Клу".

Вот что нашли у себя мистер и миссис Дьюсэйс, не считая моей записки, которую я уже приводил выше.

Сам я при этом не был и потому не знаю, что сказал Дьюсэйс, но могу себе представить, какой у него был вид и какой вид был у бедной миссис Дьюсэйс. Им что-то не захотелось отдыхать после дороги; уже через полчаса они велели снова заложить экипаж и примчались к нам в Сен-Клу, где мы вкушали радости, какие положены в законном браке.

Милорд сидел на софе у окна, в халате пунцового атласа, и, по своему обыкновению, курил сигару; миледи, которая, надо ей отдать справедливость, ничего не имела против дыма, сидела в другом конце комнаты и вышивала шерстью туфли, или чехол для зонтика, или совок для угля, или еще какую-то ерунду. Можно было подумать, что они женаты уже лет сто. Я прерываю супружеский тет-а-тет и докладываю в тревоге:

- Милорд, к вам сын и невестка.

- Ну и что? - говорит милорд спокойно.

- Как? Мистер Дьюсэйс? - спрашивает миледи и вскакивает с видом испуга.

- Да, душенька, мой сын, но ты не тревожься. Чарльз, скажи, что мы с леди Крэбс рады принять мистера и миссис Дьюсэйс; и пусть извинят, что мы их примем en famille {По-домашнему (франц.).}. Сиди, сиди, мое сокровище, и не волнуйся. Шкатулка с документами при тебе?

Миледи указала на большую зеленую шкатулку - ту самую, откуда она доставала когда-то бумаги, чтобы показать Дьюсэйсу, - и передала милорду золотой ключик. Я вышел, встретил Дьюсэйса с женой на лестнице, сказал, что было ведено, и с поклоном провел их в комнаты.

Милорд не встал, а курил себе как ни в чем не бывало (разве что побыстрей); миледи тоже сидела с гордым видом. Входит Дьюсэйс - левая рука на перевязи, на правой повисла жена, и в ней же он держит шляпу. Он очень бледен и словно бы испуган, а бедняжка жена прячет лицо в платок и горько рыдает.

Мисс Кикси, которая тоже была тут (я о ней не упомянул, потому что она у нас в доме как бы не считалась), тотчас подходит к миссис Дьюсэйс и протягивает руки, - у старой Кикси было доброе сердце, честь ей за это и хвала! Бедная горбунья с воплем бросается в ее объятия, истерически рыдая. Я вижу, что сцены не миновать, и, конечно, оставляю в двери щелку.

- Добро пожаловать в Сен-Клу, мой мальчик, - говорит милорд громко и приветливо. - Ты думал, что обвенчался тишком, плут ты этакий? Но мы все знали, мой милый, мы все знали, не правда ли, душенька? А наш секрет мы сумели сохранить лучше, чем вы хранили ваш.

- Должен признаться, сэр, - отвечает с поклоном Дьюсэйс, - я действительно не подозревал, что удостоюсь счастья обрести мачеху.

- Вот именно, не подозревал, проказник ты этакий! - говорит милорд, хихикая. - Как видишь, старого воробья на мякине не проведешь, не то что молодого. Но вот мы наконец все женаты и счастливы. Садись, Элджернон, давай покурим и потолкуем обо всех превратностях минувшего месяца. А ты, душенька, - говорит милорд, обращаясь к миледи, - ты, надеюсь, не сердишься на беднягу Элджернона? Пожми ему руку (усмешка).

Но миледи встает и говорит:

- Я уже сообщала мистеру Дьюсэйсу, что не желаю его больше видеть. Не имею причины менять свое решение. - И с этим выплывает из комнаты, в ту самую дверь, куда Кикси увела бедную миссис Дьюсэйс.

- Что поделаешь? - говорит милорд. - Я надеялся, что она тебе простила, но мне все известно, и надо признать, ты поступил с ней жестоко. Гонялся за двумя зайцами, а, проказник?

- Как, милорд? Вам известно, что произошло между мной и леди Гриф... то есть леди Крэбс - до нашей ссоры?

- Отлично известно. Ты за ней ухаживал и почти влюбил в себя, потом дал ей отставку, польстясь на деньги, а она в отместку подстроила так, что тебе отстрелили руку. Кончено теперь с игрой в кости, а, Дьюсэйс? Не можешь больше sauter la coupe? {Встряхивать стаканчик (франц.).} На что же ты думаешь жить?

- Ваша светлость весьма участливы, но я бросил игру навсегда, - говорит Дьюсэйс и темнеет в лице.

- Да неужели? Так, значит, "Бенедикт - примерный человек"? Час от часу не легче. Уж не собираешься ли ты в пасторы, Дьюсэйс?